Читаем без скачивания Александр Невский - Сергей Мосияш

Железные когти беркута добычу не выпускают. А ныне главной добычей Сартака было время, время, время.

Пока в великоханском Каракоруме поймут, что Агач не смог исполнить волю Туракины, поскольку где-то сгинул в пути, пройдет время. А там, возможно, и сама старая ведьма протянет ноги.

X

ПАПСКИЕ ЛЕГАТЫ

Ярослава Всеволодича с великой печалью и слезами похоронили в отчине его, во Владимире, в Успенском соборе. Печалились не одни дети и братья, но и мизинные люди, видевшие в великом князе защитника своего и устроителя. На поминках — тризне — захмелевший Андрей вдруг расчувствовался и, всхлипывая, нашептывал Александру:

— Отомстить надо за отца! Душа его отмщенья алкает.

С пьяным спорить — время терять; Александр кивнул слугам, те подхватили Андрея под руки, увели почивать.

Вскоре, проводив Святослава Всеволодича в Сарай, отъехал Александр в Новгород к своему столу, не дождавшись и сороковин.

После похорон отца почувствовал вдруг Александр какую-то пустоту в жизни и в душе своей. Словно на зыби — хляби бездонной — ушла из-под ног, затонула лодья верная. И надо плыть теперь к тверди земной, полагаясь лишь на себя, на свою силу, умение и жизнелюбие. Гирей пудовой висела десятина татарская. Сбирать ее по весям тиунам все трудней и трудней становилось. Черный народишко роптал, копя ненависть. На боярском совете не легче было: никто не хотел татарам, кои черт-те где на краю света ноне, мзду платить. Да и было б за что? С чего ради? Что рылами не вышли, в бога не веруют, в баню сроду не ходят. Ну и что ж, что грозятся? Пусть придут, поиспробуют калача новгородского, угостим ай да лю-ли. Али впервой нам поганых бить?

И тошно становилось на сей пре[102] Александру и от храбрости боярской запечной, и от своей роли, князю несвойственной. Даже посадник новый Сбыслав Якунович, тот самый, прошедший с ним и Неву и Ледовое побоище, даже он в сомнения впадал. Спасибо, хоть не принародно, а наедине высказывал:

— А може, отобьемся от Батыя, Ярославич? А? Ты ж вельми на рати удачлив был.

— Нет, Сбыслав Якунович, от них нам пока не отбиться. Поверь слову моему.

Пожалуй, из всех старых его сподвижников стоял крепко за него лишь Миша Стояныч. После рати Ледовой, с которой вынесли его чуть теплого и едва выходили, стал Миша головой трясти и заикаться, лишь говорить начинал.

— Я-я Яр-рославичу в-верю. Хо-ть р-раз к ху-уду он в-вел в-вас, д-дурак-ков?

Но Мишу всерьез не принимали из-за трясучки и заиканья его: «Что с него взять, коли он рыцарем по башке треснутый», на что Миша не только обижался, но отчаянно злился и начинал кричать совсем внеразумное:

— Щ-щенки с-слеп-пые! С-суч-чье п-племя-я!

За оскорбление бояр высоких полагалась бы с Миши пеня, но и она прощалась ему ради увечья и заслуг былых, да и заступки княжей.

Александр Невский ценил своих бывших сподвижников, в обиду не давал. И даже колебания нынешние прощал им, потому как знал — случись рать, все они под его стяги пойдут. А что касаемо десятины татарской, так и ему, князю, она поперек горла стояла, да вот сказать об этом вслух никому нельзя. Выколачивать надо, любыми средствами изымать да в Орду отправлять. Терпению Батыя конец есть, а слово его лучше не испытывать. Сыта Русь по горло его ратью, сыта.

Явились вдруг поспешители супротив татар с той стороны, откуда Александр вовек не ждал и помыслить не мог. С захода, от папы римского Иннокентия IV послы — легаты так называемые, кардиналы Галд и Гемонт.

Кардиналы просили принять их, дабы вручить князю Новгородскому — «герцогу суздальскому» — папскую буллу.

Князь велел Светозару сыскать русичей, ведающих язык римский. Нашлись и такие искусники — Михайло Пинещинич да Елевферий Сбыславич. Узнав, что Пинещинич ведает и немецкий, и свейский, и татарский, и другие многие языки, Александр шутейно упрекнул искусника:

— Где же ты доси хоронился, окаянный?

— На полатях сидел, — отшутился Михайло. — Свово часу ждал.

— Вот он и приспел. Потрудись хорошо, не забыт будешь.

Легаты папские не каждый день бывают, принять их решил князь торжественно, пышно, дабы польстить самолюбию кардинальскому и свою честь не уронить пред чужеземцами.

На встречу были приглашены посадник с тысяцким Микитой Петриловичем, бояре наиболее уважаемые — Клим и Жирослав. Зван был и владыка Спиридон, но из-за хвори не смог прибыть и прислал за себя отца Далмата, попа умного и в единомыслии с архиепископом пребывающего. Андрею Ярославичу князь тоже велел быть. У мужа ус уж закручиваться начал, пора и ум натаривать, не все же за спиной братней отсиживаться. Велено было и кормильцу Ставру привести княжича Василия и сидеть с ним тихо вблизи стольца, а ежели уйти, то лишь по знаку самого князя. Отроку восемь лет, пусть обвыкается, не с того ли сам Александр начинал когда-то сидючи рядом с отцом своим Ярославом.

В сенях князь разрешил только ковер персидский постелить пред стольцом, на окна завесок не позволил навешивать: «Не девичья светелка, воинские хоромы». Лишь на стенах, да и то не густо, было оружие повешено — с левой стороны от стольца русское, справа — рыцарское, трофейное, вместе с несколькими боевыми шлемами тевтонов, щерившимися на хоромы пустыми глазницами. Пусть заступники Ордена — кардиналы папские с ними поперемигиваются. В том, что они явились в Новгород заступниками рыцарей, Александр не сомневался.

И вот настал день приема легатов папских. Князь сидел на стольце в бахтерце своем лучшем, в алом корзне, в сапогах высоких козловой кожи. Рядом, о правую руку, толмач Михайло Пинещинич, который будет с римского языка прямо в ухо князю на русском сказывать. Он в новеньком кафтане, только что от швеца взятом.

Бояре все по лавкам сидят, на самом почетном месте отец Далмат в белой митре. Он ближе всех к князю, дабы в нужный момент дать совет, веры касаемый. За столом, придвинутым к стене, Светозар и Елевферий Сбыславич, оба с писалами над пергаментными листами замерли. Если понадобится писать что — они готовы.

По знаку князя легатов пригласили в сени. Они вошли неспешно, как и подобает кардиналам. Впрочем, по русским понятиям, они мало походили на священников. Оба в темных дорожных плащах, в черных шляпах широкополых. Сразу видно — иноземцы. Этаким «вороньим гнездом» кто ж из русичей главу накроет?

Остановившись в нескольких шагах от стольца, легаты отвесили поклоны, спин не сгибая, и один из них торжественно начал:

— Мы посланцы наместника бога на земле папы Иннокентия IV, рабы божьи Галд и Гемонт, посвященные его высокопреосвященством в кардиналы, приветствуем тебя, славный князь новгородский Александр Ярославич. Его высокопреосвященство доверило нам передать тебе буллу с печатью апостольского престола. А также и ответ получить на нее…

Легат вынул свиток пергамента с тяжелой печатью, сделал два шага по направлению к стольцу. Князь кивнул Пинещиничу: возьми. Михайло спустился со стольца вниз, принял свиток, вернулся, подал князю.

Александр внимательно осмотрел печать и, развернув свиток, протянул Пинещиничу.

— Читай.

— Отец грядущего века, искупитель наш господь Иисус Христос, — начал медленно читать Михайло, — окропил росою своего благословения дух родителя твоего, светлой памяти Ярослава, и, с дивной щедростью явив ему милость познать господа, уготовил ему дорогу в пустыню, которая привела его к яслям господним…

Пинещинич перевел дух, проглотил слюну. Александр подумал: «Что-то папа издали заезжает, с отца начал, неспроста сие. Уж не к своим ли яслям меня звать вознамерился?»

— … Как стало нам известно из сообщения брата нашего Иоанна де Плано Карпини, отправленного к народу татарскому, отец твой страстно возжелал обратиться в нового человека…

«Не тот ли это римлянин, о котором Угней сказывал?»

— … благочестиво отдал себя послушанию римской церкви, и вскоре бы о том проведали все люди, если б смерть столь неожиданно и злосчастно не вырвала его из жизни…

«Уж не за то ли смерть его вырвала, что он не поддался уговорам вашего Карпини? Что-то не похоже на отца — вере своей так легко изменить. Не похоже».

— … Желая, чтобы ты, будучи наследником отца своего, обрел блаженство, как и он, мы разведываем путь, чтобы мудро привести тебя к тому же, чтобы ты смог последовать спасительной стезей по стопам отца своего…

При сих словах Александр прикрыл рот ладонью, ровно бы усы поправляя, а на самом деле — чтобы усмешку злую скрыть: «Эк куда метнул слуга апостольский».

— … оставив бездорожье, обрекающее на вечную смерть, смиренно возъединился бы с той церковью, которая ведет к спасению прямой стезей своих наставлений…

«Гляди, какие сети заметывает папа римский. Нет, ваше высокопреосвященство, меня медоточивой грамотой не взять, скорее напротив, насторожить можно».