Читаем без скачивания Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

– Мне патронов много не надо, я не пулеметчик. Лучше вообще без стрельбы. Прогулялись – вернулись – сели чай пить. Мы особисты, а не штурмовая группа. А автомат… Патрон помощнее, баланс, магазины вполне удобные, – исчерпывающе объяснил Иванов.

С разведротой встретились у штаба дивизии. Снова шел мокрый снег, бойцы дремали в полуподвале, впереди продолжалась бесконечная перестрелка, нечасто, но постоянно лопались разрывы мин. Разведчиков было всего двенадцать человек да сам ротный. Вопрос, отчего рота меньше взвода, задавать было неуместно: крепко истаяла и так негустая дивизия за эти штурмовые дни.

Двинулись. Дорогу разведчики знали, шли вдоль стен, уже стемнело, снег ложился с гарью уже затухших пожаров и свежим дымом. Иванов переговаривался с ротным разведчиков – общий язык нашли с ходу. Собственно, старший лейтенант уже не выглядел угрюмым молчуном, да и вообще изменился. Перебираясь через полуразрушенную баррикаду из брусчатки и разбухшей под дождем мебели, Тимофей сообразил: улыбается Иванов. Нет, точно улыбается. Малость псих? Впрочем, на войне все такие.

Переждали под прикрытием высокого дома. Валялся на тротуаре немец-фельдфебель: одна нога странно и картинно уперта в стену, шея свернута под углом, приоткрытые глаза на бордюр косятся. Пятнистая куртка задралась, кобура пуста – озаботился кто-то из наших пистолетом. Садится на город нетерпеливая зимняя полутьма, расплывается, тает камуфляж в пятнах замерзшей крови…

Уже в темноте поочередно перебежали улицу, на перекрестке переговорили с артиллеристами, сторожащими своей сорокапяткой сразу две улицы. Далее до больницы святого Яноша было рукой подать.

Ротный предупредил:

– Подходим осторожно, тихо, чтобы не засекли. А то вспугнем.

Больница оказалась просторной: целый комплекс зданий из красного кирпича, на старинную крепость похоже. У ворот торчал бронеколпак дота, лежали тела. Бойцы туда не пошли, на территорию проникли через разбитые окна соседнего здания. Впереди доносился невнятный глас громкоговорителей – агитаторы вели свою пропаганду, частенько прерываемую пулеметными очередями.

На лестнице под ногами захрустели бесчисленные битые пузырьки, перила во тьме едва нащупаешь, все больничным барахлом завалено. Казалось, уже годы больница в разрухе.

– Tisztek és katonák, Gondoljatok a családotokra…[48] – гулким призрачным голосом взывал громкоговоритель, укрепленный повыше на больничной башне.

Жизнь наверху все же теплилась: сидели вокруг костерка закутанные гражданские, тянулись провода, чиркали в блокноте и что-то обсуждали наши озабоченные офицеры-пропагандисты, спал на голой койке пленный венгр, накрывшись разодранной немецкой шинелью. Пахло дымом, соляркой и лекарствами.

– Nem a német fasizmus útján jársz…[49] – продолжал громкоговоритель в угловой комнате.

Пришествию разведчиков агитационная группа сильно удивилась.

– Случилось что-то? – встревожился майор, старший в команде бубнежа.

– Пока ничего. Но вы бы, товарищ майор, хоть часовых и наблюдателей выставили, – упрекнул ротный разведчиков.

– Кого я поставлю?! – возмутился майор. – У меня единственный радиомеханик. Был еще электрик, так его днем ранило. Мне этих с винтовкой ставить прикажете?

Указанная группа у костра занервничала. Ставить наблюдателями там действительно было некого: сплошь солидные мужчины в мятых пальто и шляпах – наверное, уважаемые горожане, но без способности к дозорной службе. Из относительно молодых только дамочка, пухлощекая, миловидная, но опять же, какой из нее часовой?

– У нас вообще-то спокойно, – заверил майор. – Дом впереди наши крепко держат, слева – артиллеристы на позиции.

– Артиллеристы – это хорошо, – согласился разведчик. – Вы продолжайте эту… трансляцию. А ситуацию сейчас объясним.

Агитационный майор явно был на фронте не первый день, суть быстро ухватил. Лейтенант-переводчик обратился к венграм, те поднялись, и их перевели в комнату подальше от лестниц и окон. Разведчики пытались определить, откуда появятся предполагаемые диверсанты. Фонари не включали, лазили почти на ощупь.

– Да неоткуда тут, – ворчал разведчик-крепыш. – Одна лестница заколоченная, по другой бесшумно не подняться. Стены метровой толщины.

– Когда диктор бубнит, он все заглушает, тогда хоть на бронетранспортере подъезжай, – справедливо сказал другой разведчик. – А что, сведения, что придут гости, верные?

– Откуда ж у нас верные? – удивился Тимофей. – Не поверите, нам все подряд наврать норовят. Кого за жабры ни возьми, так и начинают крутиться. Настолько неискренний пленный пошел, прямо даже удивительно.

Разведчики засмеялись.

– Хорош веселиться, не в кино, – призвал ротный. – Позиции занимаем. Головных гостей кладем, тех, что драпанут, контрразведка берет. Иванов, тебе точно людей не надо?

– Управимся. У меня опытный партизан в напарниках, – усмехнулся Иванов. – Пойдем, товарищ Лавренко.

Спустились на первый этаж.

– Побегут, тут и возьмем, – объяснил план Иванов. – Самые умные – они и самые шустрые. Идут в середине, стартуют на отход первыми.

– Командир у них вряд ли в середине пойдет, – неуверенно сказал Тимофей. – Вторым или третьим пойдет.

– Нам командир не очень нужен. Нужнее студенты из этого их «Ванная», и потрусливее, чтобы «колоть» легче было, – напомнил старший лейтенант. – Ждем.

Ждали, сидя в полной темноте. Спина начала стыть. Наверху взяли паузу, потом недолго вещала женщина – голос вздрагивающий, проникновенный, говорила что-то насчет «ценности юных жизней и бесполезного сопротивления».

– Все беды от баб, – чуть слышно прошептал Иванов.

К чему это, Тимофей не понял, а наверху завели патефон. Громкоговорители выбрасывали в январскую ночь что-то зажигательное, веселое – «чардаш» вроде называется. В холодной темноте, на фоне отдаленных взрывов на нервы давило здорово.

– Умеет майор работать, – шепнул Иванов, и было понятно, что он улыбается.

Все ж псих. Непонятно, откуда родом, но псих. Хотя как на голову здоровым под этот чардаш воевать?

Что-то изменилось. Наверху сменили музыку на что-то более мягкое, но дело не в том. Тимофей осознал, что стягивает рукавицы, а только потом расслышал звуки – за стеной что-то проскребло.

– Слышал? – качнулся невидимый Иванов.

– Так точно.

– Я беру, ты страхуешь.

– Понял.

План был прост, а вот как диверсанты на первом этаже оказались и сейчас наверх поднимаются, Тимофей так и не сообразил. Неужели действительно по канализации, как наши бойцы рассказывают? Но на второй-то этаж разве просочишься?

Вновь поставили чардаш, вроде чуть другой, но вслушаться не получилось. Стрельба наверху вспыхнула мгновенная, короткая – сплошь очереди наших ППШ. Стреляли ли в ответ, даже и не понятно.

– Угадали, – шепнул уже погромче Иванов.

Двигался он неслышно – Тимофей едва угадал черную тень, на миг закрывшую выход на лестницу. Наверху гремели торопливые шаги, лопались склянки. Бегут, гады. Тимофей успел дыхнуть на ладони и ловчее взять холодную шейку приклада.

Торопливый топот сапог пронесся вниз по пролету – удирали мадьяры молча. Так же, без возгласов, грохот шагов перешел в шум падения – темные сгустки катились по лестнице, ударяясь друг о друга, стуча оружием. Над этим обвалом вновь мелькнул едва угадываемый Иванов, подсек прикладом ногу еще держащегося на ногах венгра. Тот рухнул в общую кучу.

Вот тут кто-то из мадьяр завопил от боли. Иванов выдернул из клубка долговязую фигуру, мощно толкнул-ударил о перила. Человек беззвучно осел на склянки. Еще один венгр от толчка старшего лейтенанта вылетел на карачках в другую сторону, ударился лицом о стену. Иванов уже выламывал руку с пистолетом другому лежащему, тот взвизгнул, как поросенок…

Повыше по лестнице силилась встать со ступеней фигура, пыталась вскинуть автомат. Тимофей выпустил по гаду короткую очередь, страшно боясь задеть еще кого-то.