Читаем без скачивания На задворках галактики - Александр Валидуда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
'Что-то, вроде, знакомое', – подумал Краснов и память вдруг сама услужливо открыла доступ к давно не тревоженным закуткам. 'Жизнь подобна выстрелу в упор… Внезапно, без всякой видимой причины, не спросив на то его согласия, человека ставят перед фактом появления на свет'… – вспомнилось следом, а затем пришло и удивление, что здесь ещё помнят полубезумного мудреца Конрада, жившего в XIX или может быть в XX веке докосмической эры.
Верховный поднялся на встречу, рассматривая гостя с тем видом, с каким обычно сопоставляют облик известного по фотографии человека с ним же самим, но в натуре. Цепкий взгляд сквозь тонкие стёкла очков в элегантной роговой оправе, грузная фигура, утомлённое осунувшееся лицо, обрамлённое заострённой бородкой с проседью – Краснов примерно таким себе и представлял Ольшанского.
– Рад нашей встрече, Пётр Викторович, – произнёс Верховный с теплотой, протянул руку, одновременно другой указывая на стул. – Прошу.
– Благодарю, Аркадий Филиппович. Я рад, что вы нашли время принять меня.
– О чём речь? Мне давно следовало сделать это… Как добрались? Не утомились ли ждать в приёмной? – с напускной виноватостью осведомился Ольшанский.
– Об этом не извольте беспокоиться, Аркадий Филиппович. Ваш секретарь – заядлый шахматист. Давненько я не играл. Верховный улыбнулся, снимая очки и массируя глаза.
Пётр Викторович, в свою очередь, успел составить предварительное о нём мнение. Составить по первым впечатлениям, которые, исходя из личного опыта, как правило, оказывались верными. Для этого хватило всего лишь первых обронённых хозяином кабинета фраз, физиономических навыков Краснова и кое-какая информация, предоставленная в штаб-квартире разведупра. Несомненно, радовало то, что с Красновым не затевалась игра в инкогнито высшего руководства.
Во-первых, несколько удивляла такая вот форма приёма. В Новороссии приверженность к церемониалам была явлением распространённым, но Верховный изволил принять… Нет, не то чтобы как равного, а скорее как сослуживца из соседнего департамента. Во-вторых, на Ольшанского будто давила непомерная ноша, что сразу бросилось в глаза Краснову, как опытному чтецу душ человеческих. С подобными типажами государственных деятелей Петру Викторовичу приходилось сталкиваться не единожды. То что Верховный, будучи чиновником довольно высокого ранга, воспринял своё выдвижение не как высшую и желанную цель собственной карьеры, но как тяжёлую и вынужденную необходимость, этого Краснов конечно не знал. Но знал он другое, подобные Ольшанскому тихие и незаметные канцеляристы, волею судьбы возведённые к вершинам власти, были зачастую подвержены душевным терзаниям под грузом взвалившейся на их плечи ответственности. Со стороны это могло выглядеть как нерешительность, да иногда так и было. Но в данном случае не в нерешительности дело. Всё прозаичней, Ольшанский был обделён той несгибаемой волей, той слепой убеждённостью в собственной непогрешимости, что присущи натурам маниакально рвущимся к власти. К безраздельной власти. Рвущимся, не замечая на пути препятствий, каковы бы они ни были: люди ли вставали на их пути, традиции ли, основы государственности или вообще законы исторической эпохи.
– Вы не голодны? – поинтересовался Верховный. – Надеюсь, не откажите мне в удовольствии отужинать с вами? А то, знаете ли, трапезничать мне приходится всё чаще самому, при этом, когда доведётся. Заодно продолжим нашу беседу в приватной обстановке.
– С превеликим удовольствием, – согласился, успевший проголодаться, Краснов. Ежедневные физические нагрузки давали о себе знать.
– Распорядитесь подать ужин на две персоны, – бросил Ольшанский в селектор. – В личный кабинет.
Ладонь Верховного легла на голову серебряной конской статуэтки, стоявшей перед сомкнутой линией телефонов правительственной связи. Пальцы легко повернули лошадиную голову набок. Статуэтка оказалась с секретом, за спиной правителя появился проём в дотоле монолитной стене.
– Прошу, Пётр Викторович.
Пройдя коротким коридорчиком, они оказались в личном кабинете. Лишённое окон помещение было не большим и убранством сильно контрастировало с рабочим кабинетом. Более всего комната походила на жилую, в которой можно расслабиться, отвлечься от государственных забот. Вздремнуть на мягкой кушетке, полистать какой-нибудь томик, выбрав его из сотен стоявших в книжном шкафу собраний накопленной человечеством мудрости, или просто послушать музыку на проигрывателе последней модели. А можно и понаблюдать за пёстрыми рыбками в овальном аквариуме, стилизованном под иллюминатор, который словно приглашал заглянуть в мир царства морского.
Ужина долго ждать не пришлось. Появившаяся прислуга сервировала стол, на котором спустя несколько минут появились первые из поданных блюд: картофель-пюре с жаренным луком, индюшачья филейка под белым соусом, три вида салатов, бутерброды с осетровой икрой. Наличие икры Краснова удивило, ведь на сколько ему было известно, осетрина здесь водилась только на озере Невигер, которое нынче было ареной боевых действий. Видимо, из старых запасов икорка. Не станут же рыболовные артели под пулями да бомбами промышлять? Спиртное прислуга выставила в ассортименте. Покатый графин с охлаждённой водкой, по бутылке белого и красного сухих вольногорских вин, крепкий арагонский марочный херес, кантонский абсент, который в Новороссии называли полынь-водой или просто абцентом, и кантонский же коньяк. Естественно, всё богатство и разнообразие вино-водочной индустрии Темискиры Краснов изучить не успел, в этом деле и нескольких лет не хватит, если конечно каждый день не заливать за воротник. Поэтому он с интересом повертел некоторые бутылки, задержавшись на абценте, на котором на задней этикетке русским текстом сообщалось, что напиток получен из окультуренной полыни. Крепость указана о-го-го! Аж 85%. Однако на эксперименты сейчас не тянуло, потом когда-нибудь…
– Желаете испробовать? – спросил Ольшанский, отпустив прислугу. – А может коньячок-с? Или вино?
– Беленькой, пожалуй.
– Не угадал. А я, по старой привычке, налью себе хереса.
Разговор пошёл в неспешном темпе, касаясь общих тем. Тостов Верховный не предлагал, просто подливал вовремя гостю рюмку, задавая попутно вопросы. Спрашивал он о впечатлениях о Темискире, о Новороссии. О Сокаре тоже спросил, признавшись, что за границей ему побывать не доводилось. Его действительно интересовали впечатления сидящего с ним за одним столом инопланетника. Краснов, по мере утоления голода, отвечал на вопросы, иногда позволяя себе иронизировать.
– Не поверите, – сказал Верховный, промокнув салфеткой губы и позвонив в колокольчик, давая сигнал на подачу десерта, – я ведь, Пётр Викторович, в детские годы зачитывался фантастическими рассказиками о том как мы вновь выйдем в космос, покорим звёзды и встретим остальное человечество. Мечтал в юности конструктором стать, обитаемые ракеты проектировать, как в тех рассказах. Но увы, не смог противиться воле батюшки, избравшего для меня сию стезю служения по экономическому департаменту.
Последняя фраза настолько совпала с мыслями Краснова, что услыхав её, он ещё того крепче утвердился во мнении, что Ольшанский на посту Верховного правителя скорее фигура случайная, ставшая во главе государства по воле судьбы. Точнее по воле Тайного Совета, нашедшего в нём компромиссную фигуру. Возможно, нынешний правитель Новороссии был превосходным исполнителем и одарённым организатором, да так оно, видать, и было. Но этого мало. Не хватало Ольшанскому лидерских качеств, ой как не хватало. А без них на таком посту нельзя. При ином раскладе и при иной политической системе он бы не удержался на 'троне'.
– А обернулось-то оно во как… – продолжил Верховный. – Не мы к вам, а вы к нам… В столь тяжёлые для Новороссии времена.
– Увы, Аркадий Филиппович, времена не выбирают.
Времена для Новороссии действительно были суровы. Хуже, наверное, положение только в Хаконе, особенно для ХВБ и прорусского правительства, кстати, отнюдь не марионеточного. В Хаконе ведь вторая гражданская война идёт. Но Хакона Хаконой, а для осуществления задуманного была выбрана Новороссия, от чего и следует отталкиваться. К тому же, Краснов и компания питали к ней симпатию, она им и ближе, и родней, чем остальные темискирские страны. Впрочем, здесь не обошлось без исключения – Хельге, родившейся и выросшей на дойчеговорящей планете, ближе была как раз Хакона.
Положение в Новороссии и в самом деле не стабильное, стараниями Острецова и его начальства, Краснов в этом вопросе сильно поднаторел. Не только война была причиной. В стране отмечался разгул велгонской агентуры, включая действующих под этой маркой рунхов. Террор, саботажи и прочие 'прелести' тайной войны. Кроме того, страна находилась в нестабильном геополитическом положении. Давний и надёжный союзник – Аргивея потерпел военное поражение, часть экономически важных океанских коммуникаций блокирует флот Велгона, провокации на границе с Великим Герцогством. Арагонцы выжидают, пожалуй так можно охарактеризовать их внешнеполитическую линию. Партия войны давит на Великого герцога, сторонники мира, опасающиеся резкого усиления Велгона, своих позиций пока не сдают. Но кто скажет, какова будет их сила через месяц, через два? По большому счёту, партия мира, то есть та часть аристократии, что ратует за нейтралитет в идущей войне, опасается Велгона справедливо, видя потенциальную опасность его выхода к границам ВГА. В какой-то степени здесь работала до нельзя простая логика: раз уж велгонцы русских победят, то герцогская армия их тоже не остановит. Рано или поздно велгонская народная армия двинет свои ударные группировки на юг. Великий герцог своего мнения не высказывал, он искал истину, сталкивая лбами обе партии. Это ещё Краснову не было известно, что дипломатической разведкой Новороссии были отслежены переговоры велгонского посла с главами Кантонов о найме от трёх до пяти армейских корпусов. За золото кантонские наёмники издавна воевали по обе стороны океана. Зато знал Пётр Викторович о постепенном и неуклонном отставании Новороссии и остального мира от Велгона. Отставании в технологиях, прежде всего в военных. Подборки материалов, сделанные для него Острецовым, вызывали серьёзные опасения. Взять, к примеру, авиацию. Во всех странах сохранялся приблизительно одинаковый уровень развития поршневых самолётов, достигший в последнее десятилетие своего потолка. Разработки реактивных летательных аппаратов велись везде, однако реактивные эскадрильи в боевом составе воздушных флотов имели всего четыре державы: Велгон, Новороссия, Островной Союз и Северная Ракония. У этой четвёрки стран реактивная авиация насчитывала всего-то по несколько десятков единиц, что в принципе слишком мало, чтобы всерьёз делать на неё ставку. Но в Велгоне велись испытания, в том числе в условиях фронта, истребителей следующего поколения. С вертолётами ситуация была примерно та же, но здесь Велгон обогнал всех в численности. Штурмовых вертолётов у него имелось не более одной сотни, разбросанной по всем фронтам. Но вот транспортных – смело можно сказать: неисчислимо. Это конечно большое преувеличение, но на общем фоне их количество выглядело именно так. По данным разведки, их число приближалось к тысяче двумстам единицам.