Читаем без скачивания Последняя любовь президента - Андрей Курков

Я возвращаюсь на кухню. Допиваю кофе. Потом одеваюсь и выхожу. Машина уже у парадного, но Виктор Андреевич какой-то безрадостный, безликий, погруженный в себя глубже обычного.

Как только я закрываю за собой дверцу, он заводит движок и машина трогается. Пару раз он бросает на меня слегка обеспокоенный взгляд.

– Проблемы? – спрашиваю я.

Он кивает.

– Ваш загранпаспорт на работе? – спрашивает неожиданно Виктор Андреевич.

– Да, а что, надо куда-то лететь?

– Не знаю, меня просто попросили сказать, чтобы вы его взяли.

– Кто попросил?

– Секретарша шефа звонила, Лилия Павловна.

– И больше ничего не сказала?

– Нет.

Дальше мы едем молча. Я пытаюсь вспомнить: слышал ли я какие-нибудь разговоры относительно поездки за рубеж? Кажется, нет. В январе не принято посылать делегации.

«Ну ничего, – думаю я. – Главное, чтобы не в Монголию!»

195

Карпаты… февраль 2016 года. Среда.

– Надо срочно реагировать. – Львович был взволнован.

Он разложил на столе несколько газет. На верхней заголовок гласил: «Бывший президент увлекся эротикой». Дальше сообщалось, что календарь с эротическими фотографиями бывшего президента побил все рекорды продаж. Свыше двух миллионов экземпляров!

Светлов стоял рядом. Он следил за моей реакцией.

– Может, подать в суд? – спросил я, поднимая взгляд на своих главных помощников. – Все-таки эти фотографии мои, а используются без моего согласия…

– Можно, но потом, – отрезал Светлов. – Сейчас надо менять ваш имидж, иначе к выборам у избирателей в голове будет тело Нилы, а не ваше лицо! Вам нужно приготовиться к принятию серьезного решения!

Я резко повернулся к Светлову. Последнее время я только то и делал, что принимал серьезные решения.

– Мы почти вышли на след пульта дистанционного управления вашим сердцем, а значит, вам скоро можно будет возвращаться в Киев и ничего не бояться. Но Казимир раскрутил дело с фотографиями сильнее, чем мы думали…

– Так что ты предлагаешь? – спросил я довольно резко. – Мне самому сняться голым для «Плейбоя» или что-то в этом роде?

– Это плохая идея. – Светлов причмокнул губами и бросил нервный взгляд на Львовича, словно в этот момент к разговору должен был подключиться он, как тяжелая артиллерия к пехотной атаке.

– Мы считаем, что вам нужно жениться, – негромко проговорил Коля Львович.

– На ком? – Мое удивление от услышанного прорвалось смехом.

– На Ниле, – сказал генерал Светлов. – Она хорошая, красивая женщина. Она будет надежной женой президента. Могу поручиться.

– Поручиться за мою будущую жену?!

– Это еще не все, – набрав для смелости полные легкие воздуха, добавил Коля Львович. – Выборы назначены на 8 марта. В этот же день должно состояться ваше венчание. Нила должна быть представлена стране как ваша многолетняя любовница, у которой уже есть от вас взрослый ребенок.

– Но на момент венчания она должна быть снова беременна! – вставил Светлов.

От нарисованной Светловым и Львовичем картинки моей личной жизни у меня зарябило в глазах. И я зажмурился. Правая рука сжалась в кулак. Очень захотелось двинуть Львовича по лицу. Но Львович, старая крыса, словно чувствуя мои желания на расстоянии, схватился за бутылку «Аберлора», уже третий день стоявшую на столе, и стал разливать виски по стаканам.

– Нам надо срочно решить, – затараторил он нервно, пытаясь одновременно смотреть и на наполняемые им стаканы, и мне в лицо. – Если вы согласитесь, мы уже выиграли!

– Нила согласна, – произнес хрипловатым, дрожащим голосом Светлов, тоже осторожно заглядывая мне в глаза.

– Нила согласна, – повторил я. – Осталось только меня спросить. Вы знаете, мой первый брак был по беременности, – проговорил я ехидно, переводя взгляд со Светлова на Львовича. – И знаете, чем он закончился?

– Знаем, – совершенно спокойно ответил генерал Светлов. – Но этот брак будет по беременности страны. Мертворожденных президентов не бывает. У гроба Миттерана стояли жена, любовница и любимая незаконная дочь. У вас уже при жизни все будет по закону!

– А вы просчитали действия Казимира? Он что, будет спокойно наблюдать за осуществлением вашего плана?

– У него уже есть серьезная забота, – улыбнулся Светлов. – Мы дали утечку информации. О том, что он держит вас в заложниках где-то в Карпатах. К тому же распустили слух о том, что он может быть связан с исчезновением нескольких высших российских госслужащих. Теперь он должен все силы бросить на нейтрализацию этих слухов и версий.

– Да, но тогда он будет искать меня! И вы ему подсказали где!

– Он же не дурак, он не будет искать там, где ему подсказывают! – Светлов взял стакан с виски. – Скажите, Сергей Павлович, ради бога, ради Украины! Скажите, вы согласны?

Стакан в моей руке дрожал. Маленькое желто-коричневое море виски плескалось в нем, облизывая волнами отвесные прозрачные стеклянные берега.

Я прислонил краешек стакана к нижней губе. В нос ударил знакомый любимый запах. Все тело мое и мозг мой тоже напряглись в этот момент. Первый раз я ощущал настоящую, в высшей степени мужскую ответственность за принимаемое решение.

Мой взгляд скользнул вниз, на черно-белые распечатки фотографий Нилы, и остановился на них твердо, словно был якорем большого корабля, наконец-то достигшим дна.

– Согласен, – вымолвил я, не поднимая глаз на сидевших напротив Светлова и Львовича.

Я увидел, как они оба выпили залпом. Нервно и одновременно с огромным облегчением.

Минут пять в комнате длилась тишина.

– Ты что-то сказал про взрослую дочь? – допив свое виски, я посмотрел в глаза генералу.

– Да, я имел в виду вашу дочь Лизу, которая сейчас в Америке. Ей придется вернуться. Хотя бы на время.

– Лиза?! – повторил я, и в глазах моих помимо воли выступили слезы. – Я ее не видел столько лет!

Светлов и Львович переглянулись и поднялись на ноги.

– Мы попозже зайдем, – тихонько проговорил Львович.

Из-за слез в глазах две нерезкие, размытые фигуры вышли в размытый дверной проем. И дверь снова закрылась.

Может, я был просто пьян. Может, нервы мои уже не выдерживали этого заточения. Может, я действительно ощутил вину перед Лизой, перед единственным ростком моего практически исчезнувшего с лица земли семейного круга, моего рода.

196

Киев. Август 1992 года.

«Мужчины – приходящее и уходящее, а женщины – вечное». Это Мира сказала сама, а теперь своими действиями доказывает обратное. Ее парень устроился на работу в кочегарку при больнице. Работает сутки через трое, и я легко ориентируюсь в его трудовом графике. В кочегарке есть и диван, и столик, и даже маленький холодильник «Морозко». Видимо, там достаточно уюта для фальсификации счастливой семейной жизни. По крайней мере, Мира теперь тоже дежурит там «сутки через трое». Я только надеюсь, что она не отвлекает своего кочегара от выполнения служебных обязанностей. Хотя, по правде сказать, трудно мне представить себе обязанности кочегара в августе, когда на улице плюс тридцать три, а в любом помещении двадцать пять и тоже с плюсом. Может, он просто воду греет для умывальников?

Но что бы он ни грел, а Мира возвращается после этих суточных дежурств счастливой и довольной. И, что самое удивительное, сначала ложится спать!

Я наконец сообщил маме о разводе. Думал, она воспримет это спокойно, но она расстроилась.

– Послушай! Ты же с самого начала знала, что все это фикция! – удивился я.

– Половина событий в жизни начинается с того, что ты называешь фикцией, а становится нормальной жизненной правдой, реальностью. Потому что существует такое понятие, как ответственность взрослого человека за свои поступки!

– Ты что? – удивился я еще больше. – Может, тебе надо пожить в гостях у Димки? Там с тобой сразу согласятся!

Тот позавчерашний разговор, как и следовало ожидать, закончился слезами и упреками. И угрозами типа «подожди, будут у тебя дети, тогда и поймешь!»

Отвечать на упреки я не стал. Не возникло никакого желания. Только жалость к зацикленной на каких-то абсурдных идеях постаревшей матери. «Может, это начало старческого маразма?» – подумал я. Но ведь я знал, что маразм – явление, больше характерное для мужчин, чем для женщин. Так что списал я все это на притупление ума в связи с прекращением действия принципов советской морали. Ведь сейчас вообще всякая мораль перестала действовать. Мораль прекратила хождение почти одновременно с прекращением хождения советского рубля. Теперь в ходу доллары, а я с детства помню, что там, где доллары, нет ни морали, ни справедливости.

Впрочем, мой ежемесячный конверт на работе потолстел до шестисот баксов. И действительно, я изменился. Мне теперь спокойнее, я становлюсь добрее к близким и к окружающим. Вот мама еще не знает, а я собираюсь ей купить микроволновку за сто долларов. И Димке что-нибудь куплю. И Верочке, хотя дальше пьяных поцелуев и объятий у нас с ней пока дело не дошло. Использовать «дежурства» Миры у своего кочегара для того, чтобы приводить эту задорную сосательную конфетку в наполненную запахами прошлого коммуналку, мне не хочется. Да и она, как это ни странно, оказалась девочкой хорошего воспитания. И говорит, что еще не подготовила своих родителей к тому, что может привести домой мужчину. И это в двадцать с лишним лет!