Читаем без скачивания Одарю тебя трижды (Одеяние Первое) - Гурам Дочанашвили

— Надеюсь, не слышал нашего разговора?

— Нет... темно было, гранди...

— Скажи, каким образом привел тебя назад тот мерзавец?

Сначала очень долго шли пешком, грандиссимо­халле, дорогу не припомню — завязали мне глаза, потом долго ползли, великий маршал, у них как пить дать есть подземный ход, гранди...

— Хорошо, лезь обратно.

Великий маршал присел на сундуке, размышляя вслух:

— Целую бригаду истребили мне оборванцы... Всего двенадцать лошадей имели, и то наших... Двести олухов не обнаружили хода, через который лошади прошли! Поразительно — двенадцать бродяг истребили на славу обученную бригаду...

Сурово смотрел он на полковника, вжавшего голову в плечи.

— Теперь они заполучили еще двести лошадей, мой достойный и пристойный. Потеря людей меня не огор­чает, как ты понимаешь... Мы подготовим трехтысячный корпус, полковник, и знаешь, что с ними сделаем! Если и раньше на куски изрубить собирались, то теперь...

— Накажем их примерно, грандиссимохалле, — и ос­мелел, разошелся: — Такое придумаю, точно одобрите...

— На кого из генералов возложить?

Полковник уставился в потолок — соображал.

— Думаю, целесообразно — на генерала Хорхе, гранд,..

— Ты прав. А на генерала-добряка? Рамоса — нет?

Замялся мишурно-блестящий полковник:

— По-моему... нет... Карательное войско все же... всегда надо держать здесь...

— На всякий случай, да?

Смерть успел познать полковник, прежде чем выда­вил из себя:

— Да.

— Хвалю, Федерико. Если требуется, способен быть прямолинейным, верно?

Польщенный полковник лихо щелкнул каблуками, молодцевато вытянулся.

Куцерукий великий маршал медленно встал с сунду­ка, достал из потайного шкафчика дорогой изящный кув­шинчик, наполнил бесценный хрустальный стакан; следя за полковником, сунул за пазуху руку, передернулся, по­том зажал соломку в зубах и, склонившись к искристой жидкости, снизу вверх впился взглядом в Сезара... и так мрачно, так грозно потягивал темносладкий напиток — оборвалось у полковника сердце, и душа ушла в пятки. Высосал все до дна, убрал соломку в карман.

— Как полагаешь, хватит корпуса одного генерала покончить с отребьем?

— Да, безусловно!

— Да, безусловно! — в бешенстве передразнил пол­ковника маршал. — Ты и тридцать человек посчитал до­статочным расправиться с теми двенадцатью! Затем без­мозгло ограничился бригадой в двести человек и опять твердишь: «Да, разумеется!» По зубам дать тебе мало, дурак...

— По недомыслию сболтнул, простите, грандиссимо­халле, не знаю, сколько их...

Маршал Бетанкур встал, постучал по сундуку драго­ценнейшим стаканом — крышка тотчас вскинулась.

— Слушаю, гранд...

— Сколько их, по-твоему?

— Мужчин, наверно... семьсот — пятьсот...

— Тысяча двести?

— Нет, семьсот.

— А женщин, болван, детей, стариков?

— Думаю, столько же, гранд...

— Как же они все-таки связали тебя, дуралей?..

— Пятнадцать их было, гран...

— А-а... Сколько, мой капрал?

— Семь — наверняка, до зубов вооруженных...

— Ладно, лезь обратно. Слушай, мой полковник, присядь на сундук. И так... — И Бетанкур прямо в ухо за­шептал полковнику, готовому уловить каждый звук его: — Отбери трех сотрудников из списанных, снабди их остро отточенными бритвами, и пусть срежут с убитых все, что срезается, — носы, уши и тому подобное, выко­лют глаза — мертвым не больно, обчистят карманы и вы­вернут; назад возвратятся окольным путем, чтобы не столкнуться с повозками, которые я отправлю туда, и, как вернутся, напои их из чаши побратимства зеленым напитком, тем, что подарил тебе, — не весь израсходовал, думаю.

— Да, гранд...

— Весь наш народ, всю великую Камору, следует на­строить против этих голодранцев, чтоб покарать их бес­примерно. — И добавил:

— Я ничего тебе не говорил. Ты не младенец, сам со­ображаешь. Ступай, пришли мне Грега Рикио.

— Кого, грандиссимохалле?

— Прекрасно слышал. Пошел!

Несчастный скиталец... Неискушенный. «Скоро верне­тесь, дядя Петэ?» — «Да, Доменико». — «Не задерживай­тесь там...» — «Мигом обернусь». — «Не обижайтесь, что не сопровождаю вас, — Доменико потупился. — Не могу больше... на улицу». — «Ничего, ничего, чем плохо сидеть дома!» — «Дядя Петэ... — Доменико, волнуясь, затеребил пуговицу, оторвал ее. — Просьба у меня». — «Слушаю, мой друг...» — «Мне неудобно...» — «Что, Доменико, не стесняйся». — «Вина хочется». — «Только-то! — Доктор вздохнул с облегчением, сочувственно провел рукой по поникшей голове.— Вина захотелось, значит?» — «Да. Простите, вы, врачи, считаете вино вредным... Простите, что прошу у вас». — «Чепуха, мой мальчик, захотелось, и ладно, — улыбнулся Петэ-доктор. — Тебе, однако, не выпить, а напиться охота, забыться, отвлечься от всего. Угадал я?» — «Да». — «Хорошо, я спущусь в подвал, принесу, ты не найдешь там». Доменико, не теряя вре­мени, достал из шкафа низкий широкий бокал, пригото­вил закуску — отрезал хлеба, взял сыр, и вспомнились глаза Мичинио, мерка с шеи, выронил нож. На цыпочках подошел к шторе, выглянул в глазок — никого! Что-то стукнуло, испуганно обернулся — в дверях стоял Петэ-доктор с кувшином в руках: видно, ногой открыл...

— На, Доменико, наслаждайся, — доктор поставил кувшин на стол. — Пей сколько хочешь, а я пойду к боль­ному. Запру дверь снаружи, чтобы спьяну не вздумал прогуляться по улице...

— Хорошо. — Торопливо наполнил бокал, но, стес­няясь доктора, повернулся к нему боком. Первый гло­ток — блаженным теплом разлился по всему нутру. Сквозь зубы всосал мерцавшую жидкость. Снова наполнил бо­кал, проливая вино на стол, исподтишка глянул на доктора — тот укладывал лекарства в сумку, — выпил, и знакомо приятно обожгло горло, на миг окунуло в дурман, но только на миг, еще долгий был путь в ту­манный край, правда легко одолимый... Поставил бокал, потянулся к хлебу да так и застыл — доктор уже с сум­кой в руках как-то странно улыбался ему.

— Слушай, Доменико... — И запнулся.

— Что, дядя Петэ?

— Ничего, просто... — В волглых глазах сквозила грусть, собрался с духом, сказал будто между прочим: — Может, утренняя девка нужна тебе, мой мальчик?

— Что? — Доменико вздрогнул. — Что еще за утрен­няя... Нет, не хочу... Зачем мне...

— Не знаю, так...

— Нет, не хочу... — повторил тише, но прозвучало не очень искренне. Снова наполнил бокал и, смущенный, возбужденно, каким-то чужим голосом крикнул уже вы­ходившему доктору:

— А почему вы... спросили?

Понял его Петэ-доктор, улыбнулся:

— Мужчина ты, вот почему, мой друг.

— А это... не зазорно?

— Что же тут зазорного... Приведу какую-нибудь. Да и вообще, без утренней девки посмешищем станешь в городе. Знаешь что, я приведу, и, если понравится, упомя­ни в разговоре грушу, а нет — яблоко.

— Скоро вернетесь?

— Да, у меня один вызов... Пошел я. Всего...

Не ощущая себя, заходил он по комнате, снова вы­пил, но вино показалось горьким; поспешил заесть хле­бом, сыром и, увлеченный едой, радовался чему-то, да — утренняя девка... Выпил еще и разлегся на тахте поудобней, подложил под голову руки, ах — утренняя девка... Придет покорная, деловитая, готовая... Каморская девка. Гм, каморская, с руками, грудями, еще кое с чем... Запьяневшего, его томило злобное желание по­измываться над каморцами, истерзать если не всех, то хотя бы одну девку, одну женщину. «Пусть придет, встретим ее, встретим, пусть пожалует», — повторял До­менико злорадно. Еще захотелось вина, вскочил — налил себе... Пошел к окну, но ноги заплетались, еле дошел, беззаботно раздернул штору и увидел озабоченно шагав­шего прохожего. Чуть не прикрикнул на него: «Эээй ты, цыц!» — но удержался, не-ет, не потому, что не решился, поленился просто... И так пренебрежительно задернул штору, точно оплеуху закатил каморцу, и буркнул: «Иди ты к...» Налил себе еще, но выпить не успел — внизу хлопнула входная дверь. Замер. Шаги... Одни знакомые. И еще чьи-то... Повеселел, но все равно был в смятении. Открылась дверь, вошел один только доктор! Но доктор тихо сказал: «Посмотри в замочную скважину. Видишь ее?» Доменико припал к дырочке, глаз его изумленно расширился — на нижней ступени лестницы ждала жен­щина, настоящая, во плоти... Именно такая, какую хо­тел, — полноватая. Он выпрямился и... «Ну что, Домени­ко, яблоко или груша? Другой не оказалось, разошлись уже, не обессудь...» — «Груша, груша, очень даже хоро­ша. — Доменико был доволен. — Сочная груша». — «Опья­нел уже, мой мальчик?» — Петэ-доктор пристально всмо­трелся в него. «Не-е, какое там опьянел, — махнул рукой Доменико. — С чего пьянеть — всего четырнадцать стака­нов пропустил». — «Ладно, я пошел, запру тебя опять... Когда прикажешь вернуться?» — «Не знаю... Завтра, по­слезавтра». — «Выгоняешь из дому?! — добродушно рас­смеялся доктор — глаза его сузились, плечи подрагива­ли. — Приду вечером, если еще будет у тебя, лягу спать в соседней комнате. Договорились?» — «Хорошо, — раз­решил Доменико. — Только — я сам выйду к вам, вы не входите, ладно?» — «Ладно».