Читаем без скачивания Волевой поступок - Барбара Брэдфорд

Кристина кивнула:

– Я уже об этом распорядилась. Элиза и Жермен опрашивают своих друзей во французской колонии Лондона. Уверена, они скоро кого-нибудь откопают.

– Надеюсь, иначе нам самим придется садиться за швейные машинки, не говоря уже о ручной работе. Только этого не хватает, мало нам росписи!

– Послушай, – обратилась Кристина к Джейн, – я так благодарна тебе за помощь с китайскими рукавами на шифоновых платьях миссис Болтон. – Она оглядела подругу. – У тебя до сих пор нос в розовой краске, и все-таки никто во всем городе не рисует бабочек лучше тебя.

Джейн хихикнула и потрогала нос.

– Я рада помочь. Мне кажется, что большую часть времени от меня нет никакой пользы…

– Не говори глупостей! Тебе цены нет, Джейн! На тебе счета, вся текучка, не говоря о том, что без тебя вообще не было бы никакого бизнеса. Не будем забывать про твои пять тысяч фунтов.

– Да, это было славное помещение капитала, Краудер. Какой я оказалась проницательной, поддержав тебя. – Джейн закатила глаза, скорчив злодейскую мину, и отправилась в маленькую кухоньку, примыкающую к конторе, чтобы вылить остатки кофе из кофейника.

Кристина потянулась, подошла к окну и оглядела дворик позади «фабрики», как она называла рабочие помещения. Она нашла их в августе, вскоре после окончания колледжа. Прежде здесь находились лавка зеленщика и жилые комнаты. Помимо вполне умеренной арендной платы, дом в самом конце Кинг-роуд имел и массу прочих достоинств.

В нем было много дневного света, что очень важно для росписи тканей и шитья, и простора, если иметь в виду дальнейшее расширение фирмы. Примыкавшие к конторе жилые помещения позволяли разместить там в случае нужды дополнительный штат.

Овощную лавку переделали в приемную. Здесь клиентки могли подождать, прежде чем с ними займутся. Кристина и Джейн покрасили все стен белой краской, за исключением приемной, которая была мягкого жемчужно-серого цвета. Окно, выходившее на улицу, закрывали серые шторы муарового шелка, вроде тех, что висят в кафе, что не позволяло заглядывать внутрь и ограждало клиенток от праздного любопытства. Далси подарила девушкам восточный ковер, несколько стульев и лампу, которые оказались ненужными в Хэдли-Корте. Несколько комнатных растений и выполненные Кристиной и Джейн рисунки на стенах сделали помещение вполне уютным.

Комната позади зеленой лавки стала конторой, одна из спален наверху – пошивочной, вторая спальня, поменьше, – примерочной, а третья, самая большая, – студией, где работала Кристина. Здесь она расписывала ткани, а Джейн и две бывшие однокурсницы иногда ей помогали. Так как автором моделей являлась Кристина, она никому не хотела передоверять работу.

Стоя у окна серым мартовским днем 1955 года, Кристина была погружена в размышления.

– Послушай, я знаю, что мы зарабатываем много денег на вечерних платьях, – повернувшись к Джейн, сказала она, – но пора всерьез подумать о том, чтобы производить и другую одежду, расширить деятельность.

– Я ждала этих слов. Роспись отнимает много времени, Кристи. Конечно, тебе всегда придется заниматься этим, так как ручная роспись – отличительный знак фирмы, но, может быть, стоит сократить ее объем.

– Да, я собираюсь делать строгие костюмы и платья, которыми так восхищается твоя мама… А она знаток того, что найдет спрос, Джейн.

– Согласна. И раз уж мы заговорили о ней, с сожалением сообщаю, что должна тебя покинуть – мама ужасно разозлится, если я опоздаю на встречу с ней и Грегори Джойнсоном, а мне нужно еще заскочить домой и переодеться. Итак, Краудер, не пожелаешь ли мне удачи?

– Безусловно. Я уверена, что он одобрит эскизы твоих костюмов… они чудо как хороши.

Джейн лукаво подмигнула подруге, беря сумку и пальто.

– Хорошо, что звезде они нравятся, правда? Нужно поблагодарить Бога за мою маму-актрису и за ее приверженность семейственности. – Остановившись у дверей, Джейн добавила: – И не сиди здесь до полуночи, Краудер, у тебя бледный вид.

– Не буду. Увидимся позднее на Уолтон-стрит.

Оставшись одна, Кристина поднялась наверх и включила в большой студии верхнее освещение, сделанное для того, чтобы можно было работать по ночам. Посмотрев на ткань, расписывать которую она закончила этим утром, Кристина удовлетворенно кивнула.

Это были белые каллы на черном шифоне. Она сделала их на отрезе, перед кройкой. Моделированием она собиралась заняться завтра. Кристина часто прибегала к такому методу. Но иногда прежде придумывала фасон, делала выкройку, кроила передние и задние полотнища и только тогда рисовала цветы. Она никогда не ограничивала себя, всегда оставалась открытой для вдохновения и в каком-то смысле позволяла искусству диктовать фасон. Поэтому ни один из расписанных ею туалетов не был похож на другой.

Осмотрев несколько других тканей, Кристина вернулась вниз, в контору, и присела к столу. Положив перед собой лист бумаги, она начала писать письмо родителям. Она делала это раз в неделю, а по воскресеньям звонила по телефону.

Девушка вздохнула, заполняя страницы ложью: ложью о картинах, которые якобы продала, ложью о светской жизни, ложью о личной жизни. Ей приходилось придумывать, потому что на самом деле никакой личной жизни не было – ее последний довольно-таки скучный роман с однокурсником угас сам собою, как это происходило уже не раз за годы учебы.

Опершись в подбородок, Кристина ломала голову, пытаясь сочинить что-нибудь интересное. Одра так любила истории о ее успехе в обществе, о Седжвиках и других знаменитостях, с которыми ее дочь встречалась на вечеринках.

Откинувшись на спинку стула, Кристина положила ручку и подумала о Далси Мэнвил. Каким она оказалась замечательным другом и как мило отнеслась к ее родителям, когда те приехали в Лондон, чтобы присутствовать при вручении дипломов. Джейн на несколько дней переехала с Уолтон-стрит к своим родителям в Мейфэр, чтобы Винсент и Одра могли остановиться у Кристины. Эти несколько дней, которые они провели вместе, доставили им много радости, да и в целом поездка оказалась чрезвычайно успешной.

Седжвики устроили вечеринку для Джейн и Кристины по случаю окончания колледжа. Внешность Винсента поразила Далси. Вспомнив ее реакцию, Кристина улыбнулась. Далси отвела ее в сторону и шепнула:

– Могла бы и предупредить меня, что твой отец выглядит, как Роберт Тейлор. Господи, да будь он актером, его лицо сделало бы ему блестящую карьеру, дорогая.

Когда в тот же вечер Кристина передала это замечание Далси родителям, отец выглядел весьма польщенным, а мать, напротив, недовольной, даже раздраженной. Тогда-то Кристина поняла, что Одра ужасно ревновала мужа.