Читаем без скачивания 13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

В мозгу боллога сохранились уникальные воспоминания о событиях, произошедших еще до потопа, редчайшие изображения гигантских ящеров, дерущихся друг с другом из-за добычи, циклопов, играющих в футбол осколками скалы, вулканов, землетрясений, наводнений, метеоритных дождей, доисторических бурь и ураганов, вымерших чудовищ и войн между кланами великанов. Боллог был таким гигантским, что его голова находилась в открытом космосе, он знал в лицо каждый лунный кратер, он видел вблизи Марс и Сатурн и сохранил в памяти панораму всей нашей Солнечной системы.

Забавно было наблюдать картины детства и юности великана, когда он был еще маленьким, скакал верхом на мамонте и дрался с огромными гориллами. Он швырял в своих друзей-великанов осколки скал размером не меньше дома, а те в ответ только смеялись. Он исходил всю Замонию от края до края, собрав в голове целую коллекцию чудесных ландшафтов, он, можно сказать, был свидетелем возникновения континента, зарождения на нем жизни, появления всевозможных форм, многие из которых теперь уже навсегда исчезли. Динозавры, похожие на крыс, неуклюже семенящие на маленьких лапках, вулканы, кажущиеся с высоты горшками с кипящей кашей. Он умывался влагой дождевых облаков, а утоляя жажду, выпивал целые озера. Более грандиозный материал для создания выдающихся сновидений трудно было себе представить.

Некоторые нервные окончания вообще не были связаны ни с какими картинами, они могли вызывать только чувства, такие как радость, печаль, удивление или страх. Вскоре я изучил их все до единого, мне уже не нужно было смотреть, я с закрытыми глазами мог определить, какая картина или какое чувство последует за нажатием.

Мне удалось открыть даже музыкальные нервные окончания, вызывающие акустические воспоминания о музыке, слышанной боллогом когда-то, во времена его юности. Они, правда, не отличались особой изысканностью, но все же таили в себе определенную прелесть, прекрасно сочетаясь с монументальностью зрительных образов. Теперь любые сны я сопровождал подходящими мелодиями и ритмами.

Научившись соединять картины, чувства и музыку, я стал вызывать в голове боллога самые разнообразные сновидения. Это были спокойные, безмятежные сны, сны-приключения и даже кошмары.

Чаще всего 16Ч сидела рядом со мной и наблюдала, как я работаю.

Первые успехи. Сначала я научился создавать простые, но четко продуманные композиции с достойным сюжетом, которые, дополненные музыкальным сопровождением, превращались в настоящие шедевры.

Так, например, я вызывал в памяти боллога образ хищного динозавра, потом добавлял к нему зебру, и начиналась захватывающая охота. Извержение вулкана на заднем плане, пульсирующая барабанная дробь, выбиваемая циклопами, колотящими стволами вековых дубов о скалы. Вот так! А если нужен счастливый конец, можно позволить зебре сбежать от преследователя — достаточно только нажать соответствующий нерв посильнее, и она помчится быстрее ветра.

Со временем создаваемые сюжеты становились длиннее, насыщеннее — грандиознее.

Однажды я сконструировал изобилующий батальными сценами сон-эпопею, посвященный событиям тысячелетней войны циклопов — тем временам, когда доисторические ландшафты Замонии сотрясали жесточайшие, кровавые битвы. Я ловко соединил в одну композицию события, разорванные по времени: первую рукопашную схватку двух доисторических циклопов, послужившую поводом для дальнейшей вражды племен, последовавшие за ней массовые сражения, вплоть до решающей битвы в Жутких горах, в которой приняли участие тысячи и тысячи исполинов. Я пронесся через века, в сюжете на пару минут сконцентрировал панораму тысячелетий. На такое были способны только самые дерзкие снорганисты.

Удалось мне создать и парочку снов-кошмаров с сюжетом, основанным на реальных страхах гиганта, по большей части связанных с разной мелкой живностью, какой по сравнению с боллогом являлись все твари Замонии без исключения. Правда, вскоре мне пришлось вычеркнуть эти сны из своего репертуара, поскольку голова боллога слишком нервничала и начинала так громко сопеть и фыркать, что я опасался, как бы она не проснулась.

Постепенно в Большой голове поползли слухи, что мои сны отличаются стилем и вкусом и вообще это зрелище, на которое стоит взглянуть. Поэтому, когда я дежурил, в зал орга́на набивалась толпа народа, что подстегивало мое честолюбие еще больше. Даже когда на орга́не играли другие коллеги, я теперь оставался на месте и наблюдал за игрой, анализируя их ошибки и оттачивая свое мастерство.

Искусство и деньги. Спустя несколько недель 16Ч поинтересовалась у меня, сколько сельсилий мне удалось накопить. Я посчитал. Выходило примерно три сотни. Однако бо́льшую часть из них мне предстояло потратить, ведь надо же было чем-то питаться, а единственной пищей в Большой голове являлись опять же сельсилии. Хорошо хоть, что вкус у них был непротивный.

— Так и за десять лет не накопишь двенадцати тысяч, — подвела итог 16Ч, явно не в восторге от скромности моего предпринимательского таланта.

И это была сущая правда. Тех грошей, что я зарабатывал на орга́не, явно не хватало, чтобы рассчитаться с картографом.

— Надо продавать входные билеты, — предложила 16Ч.

— Входные билеты?

— Да, входные билеты. Видел, сколько зрителей набивается в зал? Они все словно с ума посходили.

А вот к этому я был не готов. Сочинение снов уже давно превратилось для меня в искусство, в нечто возвышенное, не имеющее ничего общего с приземленным зарабатыванием сельсилий. Разве может художник продавать свой талант?! Я возмущенно отверг это предложение.

— Но ты же все равно получаешь зарплату. Разве нет?

Это верно. Я получал за работу десять сельсилий в час.

— Бери за вход с каждой идеи еще по сельсилии, и сам не заметишь, как нужная сумма окажется у тебя в кармане.

С каждым разом билетов на представления продавалось все больше. Мучимый угрызениями совести, я изо всех сил старался вознаградить идеи сполна — зрелища раз от раза становились все ярче и грандиознее. Тем более что бедным идеям, чтобы получить место на представлении, приходилось часами простаивать в длинных, изогнутых коридорах извилин. Теперь все разговоры в Большой голове велись об одном — о срежиссированных мною снах.

Кассовые сборы. Наибольшей популярностью пользовались сны-катастрофы, а подобных воспоминаний в мозгу у боллога сохранилось великое множество. За свою долгую жизнь боллог стал свидетелем практически всех возможных природных катаклизмов — от падения астероидов до всемирного потопа, и все это он наблюдал в оригинальной, доступной только ему одному перспективе. Многим ли довелось наблюдать темногорскую грозу с высоты птичьего полета или следить за движением по поверхности океана приливной волны высотой в километры? Кому посчастливилось хоть раз заглянуть в жерло действующего вулкана? Кто разгуливал под градом метеоритов, словно под ласковым грибным дождиком? Такие картины могли храниться только в мозгу боллога.