Читаем без скачивания Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933-1937 гг. - Юрий Жуков

В те же дни широкое руководство пополнилось новыми людьми, которые должны были быть признательны и группе Сталина в целом и лично Маленкову за свое внезапное повышение. Первыми секретарями рекомендовали 21 мая в Мордовский обком на место снятого Прусанова В.М. Путнина, 2 июня в Восточно-Сибирский крайком А.С. Щербакова. 4 июня начальником Политуправления РККА утвердили П.А. Смирнова[518], перед тем начальника политуправлений Балтийского флота, Северо-Кавказского, Приволжского, Белорусского и Ленинградского военных округов.

Этим узкое руководство не ограничилось. Накануне намеченного открытия пленума, 19 июня, первым пунктом заседания, должным предвосхитить выступление Я.А. Яковлева, ПБ решило сделать сообщение Н.И. Ежова как секретаря ЦК[519]. Вполне вероятно, что обсуждение и формы, и содержания экстраординарного сообщения стало причиной незначительной отсрочки созыва пленума, начавшегося 23 июня более чем необычно. До обязательного оглашения повестки дня, до первого доклада или речи собравшихся призвали поддержать два предложения ПБ. По первому «выразить политическое недоверие» и на том основании «вывести из состава членов и кандидатов в члены ЦК» председателя Ленинградского областного совета профсоюзов П.А. Алексеева, наркома легкой промышленности СССР И.Е. Любимова, главу правительства РСФСР Д.Е. Сулимова, управляющего трестом коммунального оборудования наркомата местной промышленности РСФСР В.И. Курицына, председателя уже фактически не существующего СНК ЗСФСР и сопредседателя ЦИК СССР Г.М. Мусабекова, председателя Комиссии по оценке урожайности при наркомате заготовок СССР В.В. Осинского, управляющего одним из небольших трестов в Куйбышевской области А.И. Седельникова.

Во втором предложении ПБ, зачитанном Ежовым, предлагалось одобрить еще одну более жесткую акцию. «За измену партии и родине и активную контрреволюционную деятельность» следовало «исключить из состава членов и кандидатов в члены ЦК и из партии», а их «дела передать в Наркомвнудел» 19 человек: председателя Комиссии советского контроля — заместителя председателя СНК СССР Н.К. Антипова, наркома внутренних дел УССР В.А. Балицкого, наркома местной промышленности РСФСР И.П. Жукова, заместителя заведующего агитпропа ЦК В.Г. Кнорина, первого секретаря Крымского обкома Л.Н. Лаврентьева (Картвелишвили), наркома пищевой промышленности РСФСР С.С. Лобова, первого секретаря Восточно-Сибирского крайкома И.П. Румянцева, первого секретаря Курского обкома Б.П. Шеболдаева, начальника ГУШОСДОРТРАНС НКВД Г.И. Благонравова, первого секретаря Одесского обкома Е.И. Вегера, председателя СНК БССР Н.М. Гололеда, бывшего наркома совхозов СССР М.И. Калмановича, наркома коммунального хозяйства РСФСР Н.П. Комарова и других[520].

Участники пленума, не задумываясь, единогласно одобрили оба проекта решений. Сделали то, чего от них ждали, но что они могли и не делать. Ведь, не получив никаких объяснений причин столь срочного остракизма, не услышав выступлений хотя бы некоторых из обвиняемых — как это было в случае с Бухариным и Рыковым всего полгода назад, они за несколько минут сократили состав ЦК на 26 человек. А если учесть тех, кто был выведен «опросом» во второй половине мая, Кабакова, Рудзутака, Орахелашвили, Элиаву, Уханова, Гамарника, Тухачевского, Уборевича, Якира и Эйдмана, то высший орган власти, действующий в период между съездами, всего за пять недель уменьшился почти на треть — на 36 человек из 120 на 1 мая 1937 г.

Столь необычное, даже странное открытие пленума можно понять, только если воспринимать оба предложения ПБ как ничем не прикрытую демонстрацию силы узкого руководства, как подтверждение того, о чем говорилось в передовой «Правды» от 5 июня. Его можно расценить как своеобразное начало боевых действий со стороны группы Сталина, нанесение ею превентивного удара накануне голосования по важнейшему вопросу — об альтернативных выборах. Как последнее предупреждение тем, кто еще намеревался саботировать принятие нового избирательного закона в любой форме, на пленуме или на очередной сессии президиума ЦИК СССР.

Противники новой избирательной системы должны были в те роковые минуты осознать, что перед ними только два варианта дальнейшего поведения. Либо поддержать проект Я.А. Яковлева, либо попасть в следующий список выводимых из состава ЦК. Заставить прийти именно к такой оценке ситуации, небывалой, совершенно необычной, должна была прежде всего безликость выдвигаемых обвинений. Как и в мае, когда было предложено голосовать «опросом», решая судьбу Рудзутака, Тухачевского, Якира и Уборевича, так и теперь, в июне, вместо конкретных фактов, подтверждавших преступления, по сути, предъявлялась только статья уголовного кодекса, определявшая меру наказания, не более того.

И все же оба списка позволяли при желании понять много. Прежде всего, что объединили они тех, кто никогда не примыкал (кроме Осинского, да и то в далеком 1918 г.) ни к каким оппозициям. Более того, все, кто оказался в проскрипционных списках, как остальные члены и кандидаты в члены ЦК, вошли в широкое руководство, укрепились во властных структурах именно в ходе борьбы со сторонниками Троцкого, Зиновьева, Бухарина, заменили тех на высоких постах.

Бросалось в глаза и иное. В списках фигурировали все те, кто уже не первый месяц терял свои позиции, неуклонно спускаясь по иерархической лестнице: Осинский, Жуков, Кнорин, Лаврентьев, Лобов, Калманович, Комаров, Кубяк, Михайлов, Уншлихт. Да еще те, кто оказался в составе ЦК случайно, пребывал в нем чисто номинально, не играя существенной роли, — Курицын, Седельников.

Наконец, практически все жертвы объединяла явная их некомпетентность, отсутствие высшего, а слишком часто и среднего образования, опыта практической работы по профессии. Вполне возможно, их и имел в виду Сталин, когда в заключительной речи на пленуме, произнесенной 5 марта, уничижительно, даже издевательски говорил: каждый из них полагает, что «если я член ЦК, стало быть… я все знаю». Ну а то, что они действительно, мягко говоря, знали очень мало, подтверждают их биографии кристально честных большевиков, бескорыстно преданных делу революции, социализма, партии, но слишком рано и надолго занявших весьма высокие посты, что и превратило их довольно быстро в «руководителей общего профиля», так и не осознавших, что знаний для этого у них явно не хватает.

Послужные списки этих уже бывших членов и кандидатов в члены ЦК, подвергшихся внезапной опале, позволяют заметить еще одну существенную деталь. В отборе июньских жертв, а также выведенных «опросом» еще в мае, явно заметна прямая причастность Ежова. Вернее, его уже упомянутый формально-биографический метод «разоблачения» скрытых оппозиционеров. Свидетельством тому является слишком уж явное перекрещение судеб этих партийных и советских работников в годы гражданской войны с теми военачальниками, которые оказались на скамье подсудимых 11 июня. Бросаются в глаза и другие совпадения. Например, вывод из состава ЦК слишком многих из тех, кто в разное время возглавлял компартию Белоруссии, Закавказскую Федерацию и Закавказский крайком, Одесский губком.

Вместе с тем общий состав людей, подвергшихся остракизму за полтора месяца и прежде ничем не связанных между собой, кроме пребывания в ЦК и борьбы со сторонниками Троцкого и Зиновьева, оказался необычайно пестрым, разнообразным как по должностям, так и местам работы. Он включал шесть первых секретарей крайкомов и обкомов, секретаря ЦК КП(б) Украины, заместителя заведующего агитпропом ЦК ВКП(б), четырех членов Совнаркома СССР, пятерых — РСФСР, по одному — УССР и БССР, четырех работников советских органов столь же высокого уровня. Из Москвы, Киева, Минска, Тбилиси, Смоленска, Курска, Одессы, Симферополя, Куйбышева, Свердловска, Иркутска, Хабаровска. Столь странный географический разброс, да еще при отсутствии даже намека на некую объединяющую «контрреволюционную организацию», вполне мог означать, что кем-то найден метод, позволяющий предъявлять обвинения и карать любого представителя широкого руководства.

…Члены ЦК собирались в Москве крайне медленно — из-за продолжавшихся в ряде регионов страны выборов в партийных организациях. Скорее всего поэтому сталинская группа вновь изменила повестку дня пленума. Первым основным вопросом после сообщения Ежова стали рутинные проблемы сельского хозяйства — доклады наркома земледелия СССР М.А. Чернова «О введении правильных севооборотов» и «О мерах улучшения машинно-тракторных станций», Я.А. Яковлева «Об улучшении семян зерновых культур». Слушание и обсуждение их заняло три с половиной дня, с вечернего заседания 23 июня по 26 июня, за которые все члены ЦК не только собрались в столице, но и успели познакомиться с двумя предложениями ПБ и проголосовать по ним. И лишь затем, 27 июня, выступил Я.А. Яковлев с основным для пленума докладом — о новом избирательном законе, который был предварительно рассмотрен специальной комиссией, образованной ПБ еще 26 мая и включавшей, естественно, Яковлева, а также председателя ЦИК СССР М.И. Калинина, секретаря ЦИК СССР И.А. Акулова, правоведов — наркома юстиции СССР Н.В. Крыленко и прокурора СССР А.Я. Вышинского, заведующего Агитпропом ЦК А.И. Стецкого и председателя правительства Украины П.П. Любченко[521].