Читаем без скачивания Черный археолог из будущего. Дикое Поле - Анатолий Спесивцев

Черкес своего противника ждал. Кольчугу и подкольчужник, шлем и поножи он снял, решив, что в длительной схватке они могут стать серьёзной помехой. Надёжного амулета достать не удалось, а рассказывали про будущего противника такое… хоть до боя сдавайся. И шайтана он бил, и в волка может обращаться, и немыслимое колдовство ему доступно… много чего нарассказывали. Черкесский воин априори не может быть трусом, но уверенность в победе Хамат потерял.

«Знал бы, что придётся с таким противником драться, не такую цену за его голову запросил бы. За такого знаменитого колдуна денег полагается в два, три, нет, в десять раз больше! А может и совсем не стал бы связываться. Я — воин, и сражаться мне полагается с воинами, а колдунов пускай святые муллы укрощают. Или, там, дервиши… Шайтаново отродье! И не отступишь ведь уже, колпак труса дома оденут. Лучше в бою умереть, чем такой головной убор носить»!

С комфортом доставленный прямо к месту боя, Аркадий выпрыгнул на песок и, под нарастающий гул зрителей, осмотрел место боя. Прибрежный песчаный пляж был не широк, но для задуманного действа походил. Он повернулся лицом к зрителям, густо усеявшим склон и, сцепив руки над головой потряс ими, улыбаясь как можно шире. Не избалованные шоубизнесом зрители восторженно заорали, приветствуя его. Отслеживаемый краем глаза черкес заметно сник и чувствовал себя не в своей тарелке. Попаданец, под непрерывный гул толпы сделал в её сторону три поясных поклона и двинулся к противнику, уставившись в его глаза тяжёлым взглядом. Одновременно он крутил губами, разминая мышцы лица и шевелил пальцами, готовя к удару кисти.

Хамат принял эти кривляние и шевеление за колдовство и, донельзя испуганный, бросился, как и полагается воину, на врага. Никаких планов на бой у него уже не было, «Схватить и разорвать шайтана проклятого!» — вот самое осмысленное что крутилось у него в голове. Если б кто смог в этот миг посмотреть на мир глазами Хамата, то толком даже не увидел бы противника, настолько страх и ярость застилали черкесу очи.

Противника находящегося в таком состоянии Аркадий мог одолеть множеством способов. Получилось нечто очень эффектное, на потеху почтенной публике.

Когда черкес приблизился, попаданец сделал полушаг влево и носком правой ноги разбил черкесу колено. Вдребезги. Залитый адреналином выше ушей, Хамат не почувствовал боли, но возможность опираться на левую ногу потерял. Пока он балансировал, пытаясь сообразить, почему не бежится дальше, Аркадий, будто в голливудском боевике, подпрыгнул и с разворотом на триста шестьдесят градусов в воздухе ударил каблуком в челюсть. В нормальных условиях это чистейшей воды пижонство могло стоить ему жизни, но… он видел, что черкес уже спёкся, и решил порадовать публику. И правда, Хамат ни уклониться от удара, ни блокировать его даже не пытался. Удара стокилограммового тренированного бугая шея гордого кавказца не выдержала. И сломалась. На песок упал уже не Хамат, а его труп. Увидев, под каким странным углом повёрнута голова и заметив пустоту широко открытых глаз противника, Аркадий повернулся к нему спиной и пошёл прочь, помахивая зрителям рукой.

Публика от такого действа пришла в восторг. Забыв, что находится в неустойчивом положении. Это немедленно вылилось в многочисленные случаи съезжания отдельных её представителей вниз. Но так как внизу свободных мест не было, им приходилось спихивать ниже стоящих. Вниз пошла человеческая лавина, дело закончилось многочисленными травмами и переломами разбушевавшихся зрителей. Работы характерникам этот случай подбросил в огромном объёме, но долечиваться болящим пришлось уже без колдунов. Все они отбыли вскоре в море. Аркадий потом искренне порадовался, что никто при обвале зрителей не погиб.

Потом к нему подошёл один из черкесов, спросил, что делать с кольчугой и оружием погибшего? По обычаям они должны были достаться победителю. Аркадий посмотрел на собеседника и задумался. Чем больше он общался с черкесскими рыцарями, тем больше испытывал к ним симпатий, ему казалось, что именно «рыцарского» в них больше, чем в знаменитых рыцарях Европы. И тем меньше понимал, почему его не одёрнули тогда, на первом совете? Впрочем, ошибаясь в частностях, он безусловно был в главном: степь черкесы не могли удержать за собой ни при каких обстоятельствах. Они даже предгорья без позорной дани Крымскому хану удержать не могли. Впрочем, в это же время дань ему, пусть не позорную, но куда более существенную, платила и огромная Россия.

— У погибшего дети есть?

— Да, сын и две дочери.

— Тогда передайте снаряжение, коня и оружие ему. Скажите также мальчику, чтоб опасался общаться с князьями Чегенукхо. Именно из-за обмана со стороны этого князя и погиб его отец.

Аркадий не надеялся, что сын простит ему гибель отца. Но такие жесты очень эффектно выглядят в глазах гордых людей. А казакам вскоре очень понадобятся союзники среди черкесов.

День «Д». Вообще-то, ночь, да и почему «Д»? Скорее «А» или «П»

Стамбул, дату по исламскому календарю уточнить

Прекрасным кажется Стамбул для людей увидевших его, подплывая к Босфору из Мраморного моря. Белокаменные мечети и дворцы с блестящими куполами и крышами как бы плывут над гладью моря, тонкие минареты вонзаются в небо. И даже издали невозможно усомниться в искусстве людей их выстроивших. Однако при ближайшем знакомстве город сильно проигрывает. Большая часть домов, оказывается, построена кое-как из дерева, улицы темны, не мощены и грязны даже с точки зрения европейца семнадцатого века. А города Европы того времени отнюдь не сияли чистотой. Воистину один Аллах знает, почему мусульмане так склонны истолковывать призывы Магомета содержать себя в чистоте только в отношении собственных тел. Бань в Стамбуле около четырёхсот и банщики во всех работают, не покладая рук. Здесь грязных и вшивых европейцев с жителями столицы Османской империи сравнивать было невозможно.

Знаменитый путешественник Эвлии Челеби описал его как: «…бесподобный город, центр великого халифата и обитель счастья Стамбул». И множество людей самых разных вероисповеданий с ним соглашались. По крайней мере, в отношении необыкновенной внешней привлекательности этого города.

Не поддавалась сопоставлению с европейской и безопасность улиц Стамбула. Суровые кадии беспощадно, в полном соответствии с нормами шариата, производили суд над преступниками. Воров здесь было на тысячу жителей раз в десять меньше, чем в Париже или Лондоне, убийства же случались на стамбульских улочках и вовсе редко. Один из славящихся своей мудростью повелителей постановил, что если убийцу быстро найти не могут, то преступниками считаются все жители квартала, в котором найден труп. Казнить их, при своей неизъяснимой милости, он не повелел, но штраф приказал с них брать настолько огромный, что убийцу не находили КРАЙНЕ редко. Кадиям в судопроизводстве вторили руководители иноверческих общин Стамбула, пользовавшихся невероятной для других стран автономией. Естественно, ни чистота, ни безопасность не светили тысячам иноверцев попавшим в рабство. Но где, скажите мне, рабов считали людьми?

День для столицы мира, а большинство жителей этого великого города иначе свой город и не мыслили, выдался хлопотным. В бухте Золотой рог сосредоточилось, помимо обычного для крупного торгового перекрёстка великого множества купеческих судов, больше сотни военных кораблей султанского флота. Причём, не только привычные для Чёрного моря галеры, но и огромные трёхмачтовые корабли галиполийской постройки. Позже их назвали бы линкорами, но в те времена линейная тактика боя между эскадрами ещё не была изобретена. Была у недавно назначенного верховного капудан-паши пара трофейных галеонов, несколько шебек и поллук. Однако большая часть военных кораблей, появившихся на рейде, были из Магриба. Алжирские и тунисские пираты охотно откликнулись на зов султана. Почему бы не получить от повелителя приличную плату и не пограбить при этом в своё удовольствие?

Ни для кого в городе не было секретом, что готовится большой поход против богомерзских казаков, опять принявшихся опустошать черноморское побережье Анатолии, и, видимо с помощью шайтана, сумевших нанести поражение доблестному флоту султана. Легко было представить себе ярость султана и халифа. Попавшая на серебряное блюдо голова предыдущего великого визиря утолить её наверняка не могла. Султан потребовал из-под Багдада, осаждаемого им уже не первый год, наказать разбойников с такой жестокостью, чтобы и помыслить больше не смели о море. А уж когда он, Мурад IV, вернётся с великой победой, вернув в султанат славный город Багдад, то самолично изведёт разбойничье племя под корень.

Однако проклятые шииты засевшие за крепкими стенами Багдада сдаваться не спешили, жить же на берегах Черного моря правоверным становилось всё трудней и опасней. Волновались не только райя (русскому уху привычней слова плебс или быдло), но и аскери, как люди пера, так и воины. Поползли слухи, что во всех бедах последнего времени виновата валиде-ханум, обладавшая слишком большой для женщины властью, и султан, на радость правоверных, вот-вот запрёт её под замок. Чиновники, пользовавшиеся милостью властной Кёслем-султан, уже начали чувствовать себя неуютно, ожидая то ли шёлкового шнурка от султана, то ли визита озверевшей райи.