Читаем без скачивания Психология манипуляции. Феномены, механизмы и защита - Евгений Леонидович Доценко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* Право же, русское «толкование» более благозвучно по сравнению с иностранным двойником, к тому же отражает именно тот процессуальный аспект, о котором заботится автор публикации.
Поэтому вполне законным будет обращаться к языку с вопросами, пытаясь отыскать в нем если и не решение поставленных проблем, то подсказки о возможных путях их решения. «Через археологию языка мы можем подойти к теоретической реконструкции целостного человеческого бытия и обнаружить в нем ту иерархию онтологических нищ, которые человек в своей эмпирической повседневности не наблюдает» [Федоров 1995, с. 130]. Уникальность языка как источника познания заключается в том, что «это единственная объективированная форма субъективности, в которой содержатся все исторические семантические напластования, доступные «эмпирическому наблюдению» [там же, с. 131].
Применительно к нашим задачам такая позиция означает «разрешение» на применение в качестве полноправных аргументов этимологической реконструкции слов ссылок на устойчивые словосочетания, анализа структурных особенностей слов и выражений и т. п.
Третий аспект касается вопроса о том, какими языками можем воспользоваться мы в рамках заявленного подхода. «В какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (образа или символа)? Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невозможно» [Бахтин 1979, с. 362]. По отношению к действиям это так же справедливо. Очевидно, что смена парадиг-мальных ориентации с неизбежностью ставит вопрос о пересмотре отношения к строгим дескриптивным понятиям, столь характерным для естественнонаучного глоссария, в частности, к определениям этих понятий.
«Может быть либо относительная рационализация смысла (обычный научный анализ), либо углубление его с помощью других смыслов (философско-художественная интерпретация). Углубление путем расширения далекого контекста» [там же]. Поэтому альтернативным средством может выступить метафора (в широком понимании этого слова). Поскольку сущность герменевтического подхода заключается в отношении к тексту как к иносказанию, весь текст изначально мыслится как метафора — непрямое (с использованием языка) указание на предмет описания. Поведение, как уже было показано, также является иносказанием, в котором используется невербальный язык. Понимание таких текстов, на каком бы языке они ни были сделаны, также по своей глубокой сущности оказывается метафоричным. Разумеется, это же относится и к языку, который принято называть научным — весь он метафоричен не только по сути, но и по происхождению средств выражения: «рассмотреть мысль» — явный абсурд с точки зрения восприятия, «сделать вывод» — совсем не означает, что автор собирается кого-то откуда-то выводить, «проследить эволюцию» — как сыщик за подозреваемой гражданкой... Многие привычные обороты речи, составляющие научный стиль, восходят к поведенческим актам, процессам восприятия, физическим или психическим состояниям: «из сказанного прямо следует», «сильный аргумент», «практика управления испытывает большую потребность», «точка зрения», «возможно следовать в нескольких направлениях», «невозможно избежать столкновения», «за данной теорией стоит», «эта идея восходит к...» (действительно, человек — мерило всех вещей). Так что же тогда большее иносказание — сам образ или форма его выражения, наполненная новым содержанием, за которым уже забыто (забито, стерто) первоначальное? Что верно: чем образнее, тем ближе к истокам, а значит, и точнее, или чем сильнее редуцируется образный ряд, тем научнее? Переформулируем иначе: как выбрать степень иносказания? С одной стороны, образы, нечеткие понятия, «образы мысли» (Библер), «теплые» идеи позволяют сохранить контекст поведения — и это соответствует заявленной позиции. А с другой, если мы готовы пользоваться нечеткими понятиями, необходимо решить, каким образом обеспечить возможность диалога между естественнонаучной и герменевтической логиками.
В данном исследовании будем придерживаться следующей тактики. Там, где это будет возможно — а в отношении ключевых понятий везде — аналитическое дескриптивное определение будет дополняться соответствующей метафорой, а метафоры, в свою очередь,— «переводиться» на язык более строгих понятий. Это позволит, с одной стороны, поместить строгое определение в более широкий контекст, сохранить слабые связи, не вошедшие в определение, смягчить неизбежное в таких определениях редуцирование. А с другой стороны, в метафорическом образе выделить область наиболее плотных значений и преобразовать их в более строгое определение. В результате мы получим целостную конструкцию, в которой строгое определение и метафора будут соотноситься как фигура и фон. Что есть фигура, а что фон — решать читателю или пользователю в зависимости от своих задач и предпочтений. Скорее всего, как и в зрительном восприятии удачно выполненных двойственных изображений, фигура и фон, не способные существовать обособленно, будут спонтанно сменять друг друга, конкурируя в соревновании за первенство.
Четвертый аспект связан с проблематизацией отношения к живому повседневному языку — насколько допустимо его использование в научном тексте. В силу сказанного выше становится понятной принципиальная возможность обращения к обыденному языку как к феноменологической базе, рассматривая его как объект исследования, в котором заключен богатый опыт человеческой деятельности и общения. В самом же изложении обыденные выражения будут использоваться в качестве средства передачи переносного смысла — метафоры или аллегории, которые более подходящим образом соответствуют цели емкого и ширококонтекстуального высказывания.
В данной главе дано обоснование выбора методологической позиции, а именно, герменевтического подхода к исследованию проблемы манипуляции. Суть занятой мной позиции, коротко говоря, заключается в следующем. Моя задача состоит в том, чтобы выстроить удобную для работы теоретическую конструкцию. Какой бы она ни была, любая конструкция такого рода имеет свою долю истины. Мне моя представляется верной. Читатель же волен отвергнуть, переделать или переосмыслить ее. Его картина будет отличаться от моей даже в том случае, если он полностью согласится со мной. Так пусть же это несовпадение ляжет в основу метода нашей совместной работы: я делаю заготовку, а читатель доводит ее до того вида, который его больше устраивает. Степень этой доводки будет варьировать в зависимости от того, во-первых, насколько читатель считает себя экспертом в данной области теоретической и практической психологии, во-вторых, какие задачи ему приходится решать, и, в-третьих, какими ресурсами он обладает (квалификация, оборудование, люди и пр.)
Глава 2. ЧТО ТАКОЕ МАНИПУЛЯЦИЯ
Предварительное представление о манипулятивных феноменах можно составить по следующим примерам.
Пример 1. Внучка просит бабушку показать, как выкроить фартук кукле (задание на уроках труда). Бабушка объяснила, но через пять минут снова вопрос, затем еще и еще. Наконец, наивный консультант не выдерживает, берет и заканчивает работу самостоятельно. Внучка внутренне торжествует.
