Читаем без скачивания Пропавшее кольцо императора. IV. Нашествие орды - Роман Булгар

– Небесные Духи помогают ему? Или Аллах пошлет ему на помощь джина? Сумейте схватить его раньше! Разрешаем вам отправиться!

Поняв, что аудиенция уже закончилась, оба полководца поднялись с колен и попятились к выходу.

Тот, что был помоложе, почтительно не поднимал глаз. Тот, что был постарше, всего лишь делал вид, что он соблюдает приличия.

Войску было велено преследовать Хорезмшаха, хоть до края света, и не возвращаться, пока он не будет захвачен или убит. И больше всего Повелителя Вселенной интересовал древний перстень с таинственными и магическими заклинаниями Царя людей и всех зверей.

До самого Мазендерана тумены не останавливали своих лошадей. Там им, монголам, удалось захватить бессметную казну шаха и весь его многочисленный гарем. Однако сам Мухаммед словно в воду канул. В его поисках отряды разделились.

Джебэ огнем и мечом прошел весь Мазендеран до Гиляна, а Субэдэй рыскал к югу от хребта Эльбрус. Когда пришло к ним известие о том, что Хорезмшах издох, как самая последняя собака, на переходе 1220—1221 годов брошенный всеми своими приближенными на пустынном острове в Абескунском (Каспийском) море, они стали вопрошать своего кагана о том, что им делать дальше. Кольцо не нашлось…

Не умевшие писать Субэдэй и Джебэ, чтобы послать свое важное донесение к кагану, призвали тогда к себе нукера по имени Угхах, умевшего петь старинные песни про битвы их великих багатуров.

Боясь, что гонец может исказить смысл их послания, монгольские военачальники составили свое донесение в виде песни, которую Угхах должен был заучить наизусть. Его заставили повторить слова девятью девять раз. Число девять всегда считалось у монголов священным. Оно должно было помочь запомнить все от слова до слова…

Вспоминая те дни, сотник Угхах блаженно прищурился. Столько лет прошло, а все, словно недавно только с ним случилось. Все так и стоит перед глазами… Тогда он был молод и по-юношески беззаботен.

Его послали к Чингисхану, в ставку хана на равнине близ города Несефа (Карши) к юго-востоку от Бухары, богатой раздольными лугами со свежей зеленой травой и чистыми водами. Кругом кишели шайки разбойников. По всем дорогам шатались оборванные, голодные солдаты разбитой армии Хорезмшаха. Неблизкий путь был весьма опасен из-за дерзких нападений и грабежей. Голодные беглецы, покинувшие свои сожженные дотла жилища, с отчаянной дерзостью добывали еду. Для надежной охраны гонца выделили триста храбрых нукеров.

Всю дорогу Угхах беспечно распевал, развлекая своих молчаливых и суровых спутников, старые песни про голубые монгольские степи, про лесистые горы, про стройных и красивых, столь же скромных девушек родного Керулена, похожих на алое пламя костров.

Но, памятуя о важности порученного ему дела, он ни разу не пропел вслух донесение пославших его Субэдэя и Джебэ. Зато по ночам он с усердием беззвучно шевелил губами, проговаривая письмо про себя.

Когда они благополучно прибыли на место стоянки великого кагана, гонца провели через девять застав таргаудов-телохранителей, очистили густым дымом священных костров.

Наконец, Угхах подошел к желтому шелковому шатру, который на ослепительном солнечном свету переливался, будто золотой. Чистым золотом была оббита дверца шатра. Сквозь пелену изумления гонец разглядел по сторонам от входа необычайно красивой стати жеребцов: одного молочно-белого, другого саврасого. Обоих коней привязали крепкими волосяными веревками к литым золотым приколам.

Подавленный невиданной роскошью, Угхах, как подкошенный, упал на землю ничком. Он понял всю свою ничтожность, и страх сковал его.

От безотчетного и благоговейного ужаса от того, что придется ему встать перед глазами самого великого человека, гонец окончательно потерял дар речи. Сами по себе коленки его задвигались, и тело его предательски поползло назад, во что-то уперлось, жесткое и твердое, и замерло. Так он и лежал на земле, пока два силача из числа таргаудов не подняли его под руки и не втащили в юрту, бросив на толстый и мягкий ковер перед Повелителем Вселенной.

– Говори! – шевельнулись губы владыки монголов и всей Великой степи, подобравшего под себя ноги по степной привычке, сидевшего на широком троне из чистого золота. – Что хотят мне сообщить мои верные нойоны? Они поймали вислоухую собаку Мухаммеда?

Толчок в зад, видно, помог, и Угхах сумел собрать в кулак все свое потерявшееся, разбежавшееся по дальним закоулкам души мужество.

Он чуть приподнялся, с закрытыми глазами, стоя на коленях, тихим, подрагивающим голосом начал петь:

Донесение Единственному и Величайшему!От его двух старательных нукеров,Верных псов, Субэдэй-багатура и Джебэ-нойона…

Запев, Угхах обо всем позабыл. К нему пришла былая уверенность, и он залился высоким голосом, как пел монгольские былинные песни:

Сын бесхвостой лисы, Мухаммед Хорезмшах,Кончил жизнь свою никчемную в шалаше прокаженного,А змееныш его, непокорный Джелаль эд-Дин,Ускользнул вертким ужом через горы Иранские,Там бесследно и исчез он, растворился, как дым.Мы покончили с ними! Идем на Кавказ.Будем драться там с народами встречными.Испытаем их мощь, сосчитаем войска.Пронесемся по степям кыпчакским,Там дадим мы коням отдохнуть.Мы запомним пути, мы отыщем лугаДля коня твоего белогривого,Чтобы мог ты на Запад грозой налететь,Подогнув под колено Вселенную,И накрыть все монгольской рукой…

Слушая певца, Чингисхан утвердительно качал головой. Мудрый его Субэдэй, словно на расстоянии, угадал, прочитал его мысли.

К тому времени он знал, что, убегая от своей армии, шах Хорезма передал своему сыну султану Джелаль эд-Дину перстень с магическими заклинаниями вместе с властью, поняв всю тщетность собственных попыток возглавить сопротивление, всю свою никчемность.

А потому дальний поход двух туменов монголов с того момента превращался в глубокую разведку боем для подготовки нового великого похода на страны заходящего солнца…

В мире нет таких сил, чтобы нас удержатьВ нашем беге до моря Последнего.Там, зеленой волной пыль омывши копыт,Мы курган накидаем до самых небесИз отрезанных нами голов.На кургане поставим обломок скалы,Твое имя напишем, священное.И тогда лишь коней повернем мы назад,Чтоб умчаться обратной дорогоюСнова к юрте твоей золотой…

Еще звучали последние отзвуки песни, затихая в шелках, а гонец уже крепко-накрепко зажмурился. Раскрыл потом Угхах свои очи и впервые взглянул в серо-зеленые глаза, порой брызжущие дикой свирепостью, недоступного простым монголам владыки. И снова на него накатил безотчетный страх, с головой накрыл его волной. Пораженный своей собственной дерзостью, он снова упал ничком.

Великий каган сидел, привыкший, видно, к такому, невозмутимый. Лицо стало непроницаемым. Прикрыв глаза, он, кивая седой бородой, должно быть, с видимым удовольствием чесал голую пятку.

Для всех он был великим, в душе же он чувствовал себя уставшим от всего стариком. Магический перстень снова куда-то бесследно исчез, а все попытки разузнать о бессмертии окончились безрезультатно…

Постепенно мысли кагана вернулись от прошлого к настоящему. Он с накопленной сполна за долгую жизнь вялой усталостью посмотрел на распростершегося перед ним гонца и в задумчивом раздумье проронил:

– Ты хороший монгол… у тебя горло, как у дикого гуся…

Чуть приподняв голову, Угхах заметил, как Чингисхан левой рукой, не глядя, порылся в желтом шелковом мешочке, висевшем на ручке трона, достал оттуда кусок запыленного сахара, поманил певца к себе и втиснул сладость в его дрожащий рот.

Сахар из тростника, привезенный из Египта и Индии, представлял невиданную собой роскошь, был большой ценностью, недоступной для простых монголов. Глядя на вздувшуюся щеку певца, каган произнес:

– Джебэ-нойона и Субэдэй-багатура рано еще хвалить…

К великому его огорчению, они не смогли разыскать магического перстня, следы которого снова затерялись, скрывшись за пеленою недомолвок и недоговорок.

– Посмотрим, удачно ли закончится их поход… Смогут ли они что-то… или нет. Ответное наше слово мы пришлем с особым гонцом…

Небрежным движением пальца каган отпустил сладкоголосого гонца. Угхаха досыта накормили и вдоволь напоили кумысом. Не забыли и про сопровождавшую его охрану. На другой день все они отправились догонять ушедшие далеко вперед монгольские тумены.

От великого кагана последовал незамедлительный ответ: их поиски перстня продолжить, завоевать все непокоренные области государства Хорезмшахов – Арран, Азербайджан и Ширван. Далее Чингисхан им повелевал следовать, идти до города Кивамень – до русского великого града Киева – и лишь тогда, если ничего не найдут, возвращаться назад.