Читаем без скачивания Ведьмин жребий (СИ) - Федорченко Юлия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ланн тяжело опустился на краешек кровати, обхватив голову руками. Летиция устроилась рядом. Множественные неудачи, долго не позволявшие ульцескору покончить с ликантропом, который яро претендовал на госпожу ди Рейз, были вызваны не только причудами последней. Ланн допускал ошибки одну за другой, позволив чувствам затмить разум. Этайна, меняющая облик, держала его подле себя около недели именно потому, что он увидел в ней Летицию. Прежде он был внимательнее, рассудительнее, тверже характером.
— В прошлый раз мне это плохо удалось. Ты сбежала от меня.
— Я тебе не доверяла, — виновато произнесла она. — Но теперь это изменилось.
— Что ж, — сказал Ланн, глядя в стену напротив, — возможно, я все еще не доверяю тебе.
Следующую ночь госпожа ди Рейз снова провела на узкой кровати ульцескора, а Ланну достались холодные циновки пола и твердая подушка, которую любезно предложила ему Летиция. Стоял конец июля, и в комнате было душно; поэтому девушка подложила под голову одеяло, свернутое вшестеро, и легла в постель, не раздеваясь, — сняла лишь корсет и сапоги. Она бы ушла от ответа, спроси ее Ланн, понравилось ли ей в Гильдии. За несколько дней, проведенных в Замке Черного Крыла, Летиция ни разу не слышала заливистого, беззлобного смеха, эхом отражавшегося от стен, зато бесконечные шепотки за ее спиной временами становились невыносимыми. Часто Летиция резко оборачивалась, чтобы ответить сплетникам как следует, но человеческие голоса растворялись в тишине, а их обладатели скрывались от нее так стремительно, что ей не удавалось взглянуть на них даже мельком. Они передвигались мягко и бесшумно, как будто были теплыми лучами солнца, скользящими по влажной земле; могли незаметно подкрасться сзади, а после слиться с тенями, что колебались в неровном свете факелов.
Летиция прогуливалась по Замку в алой накидке ведьмы, ночевала в комнате Ланна и трапезничала за одним столом с ульцескорами, несмотря на простую, а временами и вовсе безвкусную пищу, которой потчевали ловцов. Никто не сказал ей, что она должна уйти отсюда и находиться там, где полагалось быть ведьмам, — ни Ланн, ни Анцель, ни Вираго; никто не явился в Замок, чтобы насильно увести ее в Башню Луны. Некоторые ульцескоры при встрече с Летицией чуть склоняли головы, окидывая ее любопытными взглядами. Маловероятно, что за их приветливыми улыбками скрывалось презрение или глухая вражда — они могли сколько угодно ненавидеть Ланна и завидовать ему, но их чувства к ведьме, надолго ставшей его спутницей, ограничивались праздным интересом.
Накануне отъезда госпожа ди Рейз все-таки уступила своему любопытству и осмотрела апартаменты в Башне Луны, которые ей теперь надлежало занимать. В отличие от скромной комнатушки Ланна, служившей ему спальней, гостиной и кабинетом, новоявленной ведьме отвели целых четыре смежных помещения, включая ванную комнату. Эти комнаты были обставлены не хуже, чем аналогичные в особняке ди Рейзов, разве что мебель отличалась строгостью форм и была выполнена из черного дерева. Летиция не удержалась от соблазна и немного повалялась на пуховой перине под пологом из тонкого прозрачного шелка и белого кружева, посидела на удобных стульях с сиденьем и спинкой из мягкого бархата, и лишь затем покинула апартаменты, искренне сожалея, что не было времени испробовать круглую мраморную ванну.
Выйдя из Башни Луны в палящий зной июльского дня, Летиция ощутила легкое головокружение. Она лишь сейчас осознала, что в ее апартаментах поддерживалась идеальная температура — не исключено, что посредством магии. Девушка присела на мраморный бортик фонтана, нагретый солнцем, и накинула на голову капюшон, одновременно спасаясь и от ярких назойливых лучей, и от острых, пытливых взглядов. Часовая башня Альгеи, напоминающая тонкий обелиск, с одной стороны увенчанный круглым циферблатом, мрачно возвышалась над Летицией, черной иглой вонзаясь в безмятежное лазоревое небо. Сегодня погода была безоблачной, но тучи никогда не скрывали верхушку часовой башни, вместо этого образовывая широкое кольцо вокруг ее пика. В какой-то миг Летиции почудилось, что здешний воздух целиком пропитан колдовством, и она различает слабое мерцание мельчайших его частиц, разлившихся среди праздничного цветения лета. Ей сделалось дурно. Девушка погрузила руки в голубоватую воду фонтана, оказавшуюся ледяной, затем наклонилась над неподвижной поверхностью чаши, смочив кончики волос, и плеснула водой в лицо, чтобы освежиться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})От звука его голоса она вздрогнула и подняла голову.
— Мне пришлось задержаться, — сказал Ланн.
На нем были новые куртка и плащ взамен потрепанных. Ланн придавал своему внешнему облику мало значения, но разгуливать в лохмотьях было несолидно. Летиция ощутила в нем какую-то перемену и осторожно поинтересовалась:
— Что произошло?
— Расскажу по дороге, — сухо ответил он, протягивая девушке платок из тонкой прозрачной ткани. — Защита от песка, — пояснил Ланн, потому что она смотрела недоуменно. — В прошлый раз тебе приходилось несладко. Прикроешь лицо.
Летиция с благодарностью приняла его подарок.
— Ты очень бледная, — заметил Ланн. — Мутит? Посидишь еще немного?
Она легонько кивнула. Ланн отошел на несколько шагов, не желая ее тревожить, и повернулся лицом к часовой башне. Острая тень падала на него, затмевая солнечный свет и разделяя площадь на две равных части; в груди Летиции шевельнулось смутное беспокойство — незнакомый голос шепнул ей на ухо, что она находится не на той стороне, на которой хотела бы быть. Она тихо окликнула Ланна, но он не услышал, как будто созерцание волшебной башни сделало его невосприимчивым к звукам и ощущениям. Одиночество накрыло Летицию холодной волной, заставив ее поежиться, хотя на улице стояла невыносимая жара.
Ланн обернулся к ней, чем-то взволнованный; на его лбу блестели капельки пота. Он принялся расстегивать куртку, машинально теребя пальцами пуговицы. С трудом отвел взгляд от воды в фонтане, от одного вида которой его рот наполнился слюной, вынул из кармана походную флягу и сделал из нее глоток. Сплюнул на землю и ладонью вытер губы, не обращая внимания на то, что Летиция смотрит на него, а в ее серо-зеленых глазах затаились отчаяние и тоска. Только когда Ланн подошел к фонтану и предложил ей руку, чтобы помочь подняться, и холодная ладонь Летиции скользнула в его теплую руку, ее тревога притупилась и отошла на задний план.
Если порученная им миссия и предполагала спешку, они об этом не знали. Больше не поступало никаких указаний или наставлений — ни от Вираго, ни от мастеров Замка Черного Крыла. Летиция сносно держалась в седле, хотя не слишком любила конные прогулки, однако Ланн счел разумным взять одну лошадь на двоих. Он выбрал крепкую кобылу с покладистым характером и намеревался ехать резвой рысью с частыми остановками, памятуя о том, что Летиция не привыкла к длительным переездам, да еще и при такой жаре. Он помог девушке завязать платок, защищающий от песка и ветра, и прицепил к седлу сумки с припасами и бурдюки с питьевой водой. Эта вода с землистым запахом была и вполовину не такой освежающей и вкусной, как та, что искрилась в фонтане напротив часовой башни, зато ее не касалась ничья колдовская рука.
Ланн вел гнедую лошадь под уздцы, пока они не миновали решетку ворот и не пересекли деревянный мост, переброшенный через ров. Госпожа ди Рейз покорно плелась в тылу, погруженная в свои мысли. Ульцескор не мог не обратить внимания на ее непривычную молчаливость, но ничего не спросил, решив, что Летиция сама заговорит с ним, если захочет. Выйдя на дорогу, посыпанную щебнем и песком, он взобрался на лошадь и усадил девушку позади себя. Летиция обвила руки вокруг талии ульцескора, ничуть не смущаясь, и прислонилась щекой к его спине.
По обеим сторонами дороги возвышались деревья с красно-золотистыми кронами, словно осень, нарушив очередность в природе, обогнала лето и раскрасила листья в яркие цвета. Это уже не вызывало удивления у госпожи ди Рейз — Ланн говорил ей раньше, что никогда не видел сочной зелени в этой части света. В октябре листья и кусты начинали тускнеть, становились темнее и постепенно утрачивали краски, а позже выстилали землю черным, как сажа, покровом.