Читаем без скачивания Этаж шутов - Анри Труайя

– Она самая, – подтвердил Пузырь. – И высокая, и светловолосая, и красивая! У этой свиньи Бирона есть вкус! Однако мужчине порой приходится делать выбор между красивым и нужным, между сердцем и разумом. Наша государыня потому и не делает шума из этой истории с фрейлиной. Что бы там ни случилось, сердце ее предмета, озабоченного карьерой, никогда не займет соперница. А теперь о тебе… Если все устроится к лучшему, мы с тобой проживем бок о бок под этой гостеприимной крышей до конца наших дней. Сегодня, видать, мы не выиграли, но и не проиграли, а это – главное! Подождем до завтра, утро вечера мудренее. Встряхнись! Поглубже вздохни и думай о чем-то другом! Жизнь – это не только смешить государыню! При случае и самому не мешает немного развлечься!

– Это как?

– Пуститься в загул.

Пузырь разоткровенничался. Он рассказал новичку, что по определенным дням к ним приглашают веселых баб, и те их обслуживают. Расходы определяет казна. Кстати, есть ли у Васи опыт? Конечно, признался Вася, он не раз уступал похотливому бесу, сходился в деревне с вольными девками, но всякий раз в этом было больше стыда, чем радости.

– Со мной такое бывало, – признался Пузырь. – Потереться о бабу за деньги – это совсем не то. Настоящая радость от женщины – это когда ты пьянеешь от разделенного чувства и нежности, а не та короткая сладкая судорога, которой ты разрешаешься с кем ни попало. Увы, нам, жалким уродам, не дано испытать такого блаженства!

– Ты прав. Мне тоже не приходилось собой гордиться. Я чувствовал, что женщинам было противно мне отдаваться. Они это делали из любопытства. Ну а что до меня, то я попросту в них облегчался.

– Тебя это мучает?

– Не очень. Я привык.

– Мне это напоминает еду, – заметил Пузырь. – Пока не отведал хорошей кухни, ешь все без разбору. Один повар-чудак пичкал нас три года подряд ужасной стряпней. И никто не сетовал, все принимали это как должное. В этом году у плиты колдует великий искусник. И мы превратились в чревоугодников. Я раньше не рвался к еде, теперь смакую каждое блюдо, еда превратилась в праздник. Кстати, вот за едой и расскажешь мне обо всем, тем более что нам давно пора быть в столовой. Я голоден как волк! А ты?

Оглушенный услышанным, Вася подавленно пробормотал:

– Если бы я знал…

Вдруг ему припомнилась одна странность:

– Я не заметил на вашем этаже женщин.

– Были когда-то две или три карлицы, страшные как грех. Царица отправила их восвояси.

– Почему?

– Откуда мне знать? Возможно, из уважения к добрым нравам на этой половине дворца. А может быть, государыня не захотела, чтобы уроды случались без ее на то личного позволения. Вот такая трогательная забота о нравственности своего редкостного зверинца!.. Как видишь, сегодня здесь только самцы. Нас это не огорчает. Напротив!

– Ну, а если царица захочет посмотреть представление, где есть женская роль?

– Тогда я отправляюсь в город по знакомым мне адресам за карлицами, мы их называем между собой привесками.

– Да, ничего не скажешь… Все продумано, – пробормотал Вася.

Его слегка подташнивало. Калеки рядом с теми, кто почитал себя полноценными, грязная кухня продажной любви и кастрюли с отличной едой прославленных поваров – все перепуталось в голове, навалилось тоской.

Однако за столом неприятное чувство прошло, и он смотрел с аппетитом на вкусные блюда, расхваленные Пузырем. Пузырь подробно рассказал товарищам о встрече с царицей. Разговор поддержали: у каждого была собственная история – первое выступление. Слушая веселую болтовню шутов, Вася в какой-то момент почувствовал, что его принимают за равного. Казалось, что неудачное выступление прибавило ему веса. Ужин затянулся. Друзья без устали говорили о своих увечьях и об особенностях их ремесла. Наконец те, у кого была отдельная комната, разошлись по своим каморкам, остальные десять человек отправились в общую спальню.

В спальне было тепло и просторно. Кровати стояли так, чтобы спящие не мешали друг другу. Дежурный в последний раз обошел комнату, загасив свечи. Теперь только лампадка тускло теплилась в темноте перед ликом Заступницы. Вася вспомнил до мельчайших подробностей прожитый день. Затем ворохнулось прошлое. Нежная грусть охватила его при мысли о той беззаботной, спокойной жизни в деревне, которую он оставил ради того, чтобы оказаться здесь, в этой громаде дворца. Он вновь увидел избу с ее нехитрым убранством, Матвеевича, себя… Сидя на лавке, он слушает бесконечные разговоры старосты о капризах погоды и о том, как уберечь урожай от града… Столько раз слышанные, знакомые с детства слова! На него вдруг пахнуло добрым запахом щей, затопленной печки, валенок… Ком подступил к горлу, когда он подумал, что все это он потерял, променяв положение пусть убогого, но окруженного в избытке заботой своих крепостных человека на еще не полученное место шута.

Вот так, перебирая в памяти прошлое, Вася неожиданно поймал себя на том, что ему первый раз в жизни хотелось сделать кому-то приятное. Не отцу, и не Евдокии, и не их деревенскому священнику. К его удивлению, этим кем-то ему представлялась царица.

V

Когда в душе все бунтовало против бесправной жизни шута, целиком зависящей от настроения царицы, которая могла в любое время позвать и заставить кривляться, даже тогда Васю не покидал дух соперничества. Чем труднее казалось дело, тем он больше старался. Внешне дружные, забавники государыни испытывали тайную ревность к успехам товарищей. Дружили для видимости, зорко следя друг за другом. Каждый старался при случае обойти соседа, каждый готов был сражаться насмерть за свои сокровища: двусмысленные словечки, гримасы, нескладицы. Горе тому, кто похитит чужое! Царица или сам Бирон призывали вора к порядку. Впрочем, Вася был слишком честным, чтобы присваивать находки товарищей. Он даже не попытался подражать Пузырю, которому не было равных ни по рассказам историй, ни по гримасам. Васе хотелось придумать свое. Часами простаивал он перед зеркалом, упражняясь в гримасах – изнурительный труд, похожий на поиск воды в пустыне. Плоды были столь ничтожны, что он все с большей тоской вспоминал свою прежнюю беззаботную жизнь в деревне. Каждый раз, когда царица призывала его к себе, Вася впадал в уныние, заранее зная, что вновь услышит роковой для него вопрос: «Чем ты меня сегодня порадуешь?»

Ему и хотелось бы угодить государыне, но он не мог из себя извлечь ни одной новой шутки и строил те же гримасы, что и вчера. Он старался смешить, заранее зная, что обречен на провал. Пренебрежительная улыбка, с которой царица его выпроваживала, усугубляла чувство стыда. Подавленный, ощущая свое бессилие, Вася томился без дел, с тоской ожидая следующего испытания. Время от времени его навещал отец, поднимался на этаж шутов порасспросить об успехах. Не осмеливаясь ему рассказать о своем невезении, Вася увиливал от ответов и даже прикидывался человеком, по службе преуспевающим. Но ложь была не в его характере, и в один из дней, когда было особо тоскливо, он, не выдержав, рассказал и про череду неудач, и про страх быть уволенным по неспособности.