Читаем без скачивания День Дьявола - Эндрю Майкл Хёрли

Когда мы проезжали мимо церкви, я заметил, что по сравнению с тем, что я видел весной, она еще сильнее обветшала. Шифер на крыше позеленел из-за нападавших мокрых, гниющих листьев, фартуки вокруг водосточных труб были наполовину оторваны ворами – видимо, злоумышленники были либо плохо оборудованы, либо их что-то напугало и они не успели отодрать полностью свинцовые пластины. Можно было бы усмотреть тут достойный всяческой похвалывызов, последний рубеж обороны: церковь все еще стояла, все еще была готова бороться с заклятым врагом – «Пастушьим посохом», – как это делала во все времена. Но в этой войне на истощение бар был явно в выигрышном положении, чему, очевидно, не приходится удивляться, и висящие у входа корзинки с папоротником[6] чествовали победу над заросшим сорной травой двором с могильными плитами, где завтра утром ожидается пополнение.

И все-таки невозможно поверить, что Старик умер. Что, когда мы доберемся до фермы, его там уже не будет. Что он ушел, чтобы присоединиться к другим почившим Пентекостам – его отцу, Джо и брату Филиппу, чье имя на памятнике погибшим воинам покрылось лишайником вместе с десятком других. Казалось справедливым, что имя Пентекоста было высечено на камне как напоминание о том, что дальше все, что там, за каменным крестом, принадлежит фермерам… Здесь начинаются Эндландс, и дорога уходит дальше, вглубь Салломского леса.

В это время года тишина здесь стоит почти полная. В канавах неспешно гниют листья и отсыревшие ветки, и по этому запаху разложения Адам узнает, что осень подходит к концу. По запаху, а еще по стуку топора, раздающемуся во дворе, когда я колю дрова. По запаху и вкусу ежевичного варенья, которое мы под зиму тоннами закладываем в погреб. И я рассказываю ему, что в это время осенний лес переходит во владение Старого Абрахама, борова Бисли. Этот грубый, но трудолюбивый садовник разроет своим пятачком корни папоротников и сжует все орляки, так что по весне деревца в молодой ясеневой рощице получат нужное им для роста пространство и свет. Не скажу, чтобы мы часто видели его за этим занятием. По мере того как сезон подходил к концу, он уходил все глубже в лес, выискивая желуди и грибы, пока наконец в декабре Анжела не приходила за ним и забирала его домой.

Мы ехали примерно полчаса, когда Отец затормозил и остановился: в этом месте со стороны деревьев вился дымок. И тогда он объяснил, в чем была настоящая причина его кашля.

– У нас вчера был пожар, – объявил он. – Дальше вглубь леса и до самой реки.

– Господи, Отец, почему же ты не сказал мне?

– А что толку? – отозвался он. – Тебя же не было, правильно? В любом случае, сейчас уже все кончено.

– Не уверен, – возразил я, глядя, как дым поднимается между стволами.

– Это остатки тлеют, – сказал он.

– Страшный был пожар? – спросила Кэт.

– Ну, наверно, симпатичных пожаров не бывает, – заметил Отец.

– В смысле, много сгорело? – уточнила Кэт.

– Достаточно, – ответил Отец, глядя в окно. – Мы целый день тушили.

– Вы сами сбивали огонь? – удивилась Кэт. – Пожарных не вызывали?

– Милая, да пока бы они сюда добирались, тут все сгорело бы дотла, – отозвался Отец.

– Как это случилось? – спросил я.

– Билл уверен, что это малец Штурзакеров устроил, – ответил Отец.

– Который? Винни? Ну, я бы не удивился, – заметил я.

Я встречал Винни Штурзакера всякий раз, когда приезжал в Долину. Парень болтался на Нью Роуд с огромным дедовым мастиффом, которого он выводил на реку погадить. Винни было только десять, но он уже умел бросать по сторонам презрительно-насмешливые взгляды, как это свойственно всем подросткам, прогуливающимся на Задке Архангела. Кроме того, он был большой специалист тащить все, что плохо лежит, и каждый раз, когда он являлся в деревенский магазин, миссис Вигтон глаз не сводила с прилавка, в то время как мистер Вигтон расправлял журналы и проводил рукой по рядам туалетных сумочек и всему остальному, вокруг чего отирался Винни, притворяясь, что просто смотрит.

– Ребенок не может это сделать, – возразила Кэт. – Дети не способны на такое.

– Ну, если Винни Штурзакер пошел в отца, – сказал я, – он, не задумываясь, бросит горящую спичку в сушняк.

– Ты говоришь, как Билл, – заметил Отец.

– А кто еще это может быть?

– Не знаю, – отозвался Отец. – Может, и вообще никто.

– А в деревне ничего не видели?

– Бетти Вард утверждает, что видела, как Винни направлялся в лес, – сказал Отец. – Но ее послушать, так она вообще много чего видит.

– Может быть, она говорит правду, – сказал я.

– Бог его знает, – отозвался Отец. – Как бы то ни было, сейчас уже все кончено. Что толку зря время терять. Меня овцы ждут.

От порыва ветра по крыше «Ленд Ровера» застучали капли дождя, яростно забарабанили падающие с буков желуди, и машина тронулась с места. Кэт взяла меня за руку и не отпускала, пока мы не выехали из-под деревьев.

Когда мы проезжали мимо фермы Дайеров, из-под длинной крыши скотного двора до нас донеслось гоготание гусей и мычание айрширов[7]. А дальше дорога шла через пересеченную открытую местность. Отец сказал, что всю неделю почти без перерывов шли дожди, шторм иногда продолжался целый день. В Эндландс все, казалось, было пропитано водой. Побуревший папоротник у обочины склонился до земли, заросли тростника всплыли, а дальше разливалась шумливая Брайар, подбираясь к бетонному мосту, ведущему к ферме Бисли. Река уже затопила поле, где они раньше держали лошадей – трех состарившихся жеребцов, которых у них рука не поднималась отдать на удобрения или на клей. Жеребцы принадлежали Джиму, а не Анжеле, как и другие одряхлевшие живые твари, которых он приютил у себя на ферме. Пока он был жив, сколько я себя помню, ферма Бисли служила убежищем для хромых собак и ослепших осликов, безухих кошек и в какой-то момент даже шелудивого павлина, оглашавшего своими воплями долину.

Ферма Пентекостов была последней из трех дворов. Дом кремового цвета, загон для ягнения, туалет и амбар с сеном сгруппировались вокруг овчарни, используемой для кормления овец перед случкой и самой случки. И все здесь казалось игрушечным на фоне окружавших долину гор.

Поколение за поколением Пентекосты выращивали овец, Дайеры разводили гусей и молочных коров, а на другой стороне реки рыжие тамвортские свиньи, испокон веков ковырявшиеся в грязи на склоне перед фермой Бисли, дали название этому склону, который в их честь стал называться Свиной Холм.

Дорога шла дальше мимо фермы Отца, минуя два небольших сенокоса, и заканчивалась у металлических ворот, за которыми до самого Фиенсдейльского ущелья расстилались Брайардейльские топи – полоса болот и тростника шириной в милю, через которую шла тропа на вересковые пастбища.

Такой была Долина.

Отец свернул с дороги и подъехал к ферме.

– Давайте-ка, откройте ворота, –