Читаем без скачивания Друзья из Сары-Тепе - Самуэлла Иосифовна Фингарет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Интересно, — подумал Севка, — а что буду делать я?»
Тут его позвала Нина Георгиевна:
— Эй, парень, хочешь ко мне на подмогу?
Обрадованный Севка помчался на зов.
— Значит, так. Примитивно говоря, наш красавец монастырь состоит из двух частей — наземной и пещерной. Сейчас, как ты догадываешься, мы находимся в наземной. Что она собой представляет? Центральный двор на выровненной площадке склона и святилище с обходным коридором. В прежние времена двор был окружён высокой стеной. Вдоль стен шли айваны с колоннами.
— А это что? — Севка ткнул пальцем в белые известковые плиты, уложенные в виде недлинной и ровной дороги.
— Вымостка. Она ведёт из двора в святилище. А там видишь камни с нарисованными лотосами? Это порог.
— Вижу.
— Значит, в общих чертах всё. Теперь за работу. Дядь-Боря копает центральный двор — ищет скульптуру. А мы с тобой пойдём в уголок. Там хоть статуй и не будет, но что-нибудь непременно отыщется.
— Откуда вы знаете?
— Археология, мой милый, не баловство, а наука, у неё имеются свои законы.
Нина Георгиевна протянула Севе маленькую мотыжку и велела откалывать небольшие кусочки утрамбованной земли и каждый комочек осторожно рыхлить руками. Сама она занялась тем же.
— Что такое культурный слой, знаешь?
— Не-а.
— И чему только вас в школе учат? Культурным слоем называется слой земли на местах человеческих поселений. Он состоит из строительного мусора, золы от костров, углей, смешанных с песком и глиной, и из органических перегнивших веществ.
Севка даже работать перестал.
— Ничего себе «культурный» — сплошной мусор!
— «Культурным» слой называют потому, что он хранит остатки деятельности человека, остатки его культуры. Понятно?
— Угу.
— Обломок кирпича — целый рассказ о строительном мастерстве; черепок битой посуды может оказаться страницей истории и… и, кажется, одна из таких страниц сейчас у меня в руках.
Нина Георгиевна вытащила из земли обломок горшка, смахнула кисточкой пыль и замолчала, уставившись на свою находку.
Севка тоже стал смотреть на черепок, пытаясь понять, каким образом такой пустяк может поведать о древней истории. На грязно-серой поверхности черепка он разглядел чёрные замысловатые значки.
— Буквы? — спросил Севка не очень уверенно.
— Да ещё какие! Индийская надпись, выполненная шрифтом кхароштхи[13]. Не прочитать — отбита на самом интересном месте. Давай-ка пороемся ещё.
Через некоторое время Нина Георгиевна вытянула ещё один черепок, или, как она сказала, фрагмент. Третий фрагмент нашёл Севка. Сложенные вместе, обломки образовали стенку широкого блюда, на котором Нина Георгиевна прочитала: «Это блюдо подарок Будкаракшиты буддийскому монастырю. Да послужит оно для пропитания и благоденствия».
— Надпись-то, брат, подтверждает буддийское происхождение нашего монастыря. Беги похвастайся дядь-Боре.
Борис Яковлевич очень обрадовался, прямо весь просиял. Сам пришёл посмотреть на черепки, отметил на планшете с миллиметровкой[14] место, где они были найдены, а уходя, сказал просительно: «Ещё бы парочку таких, а?».
— Слышать — значит повиноваться, — рассмеявшись, крикнула ему вслед Нина Георгиевна.
— А как вы догадались, что надо искать здесь? — спросил Севка, когда они снова приступили к работе.
— Это-то просто как дважды два. Представь, что ты разбил чашку.
— Представил.
— Ну?
— Папа посмотрел в потолок, а мама сказала: «Сколько людей трудились, чтобы сделать чашку, а разбил её один, но очень неловкий человек».
— Правильно сказала. Тем не менее посуда бьётся. Что делают с черепками?
— Выбрасывают на помойку.
— Значит, где больше всего скапливается битой посуды и где легче всего найти черепки?
— Понял. Мы роемся на помойке.
— Ставлю пять за понятливость. Только лучше сказать «копаем помойку».
До обеда они нашли ещё четыре черепка, но все без надписей и от разных сосудов. Потом Севка нашёл ещё один черепок и прямо глазам не поверил — русские буквы, да и только: «В», «О», «Д», потом кусочек глины сколот, потом опять «О».
— Нина Георгиевна, — заорал Севка, хотя Нина Георгиевна была рядом, — смотрите, по-русски написано!
— Где? Давай скорее! — Нина Георгиевна прямо вырвала черепок из Севкиных рук.
— Ну, парень, ты, знать, счастливчик. Чур, я всегда твой напарник. Ничего себе, кушанскую надпись отхватил, да ещё читаемую. «Будда» здесь написано.
— Какую такую кушанскую, разве не русскую?
— Похоже, да не одно и то же. Ты небось не знаешь, как произошёл русский алфавит?
— А вот и знаю, мы в школе проходили. В девятом веке Кирилл и Мефодий из греческого письма сделали русское.
— Пятёрка. То же случилось и в Средней Азии, только на несколько веков раньше. При кушанском царе Канишке буквы греческого алфавита были приспособлены к местной речи. Но потом народы Средней Азии приняли арабскую письменность. Кушанских текстов найдено так мало, что даже самая короткая надпись — целое открытие. Ну и похвастаемся мы твоей находкой!
— А что за «кушанское» такое?
— Кушанское царство было одним из великих государств древности. Размещалось оно на территории Индии, Афганистана, Пакистана и Средней Азии.
— Никогда даже не слышал.
— Неудивительно. История кушанской империи ещё очень плохо изучена. Даже сам дядь-Боря не всё про кушанское царство знает.
— Эй, мусорщики, — крикнул Лёня, — кончайте рыться в отбросах, обед на столе!
Конечно, никакого стола не было.
В тени обходного коридора был раскатан брезент. На нём стояло двадцать семь мисок с дымящейся пшённой кашей, заправленной мясными консервами. Вокруг брезента сидели археологи и рабочие. Севка сел рядом с Ниной Георгиевной.
— Бисмиллахи-рахмани-рахим, — прошептал старичок рабочий и провёл раскрытыми ладонями по своей кургузой бородке. Некоторые рабочие сделали то же самое.
— Что это они? — шёпотом спросил Севка у Нины Георгиевны.
— Молятся перед едой, говорят: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного».
— Разве они ещё верят в Аллаха?
— Молодые, конечно, не верят, а старики уж так привыкли.
Севке понравился старичок, тот, что шептал про Аллаха. Был он маленький, худенький, большеглазый. Как потом выяснилось, его все в экспедиции любили и ласково называли «дедушка Юсуф» или просто «дедушка».
Не понравился Севке рабочий, сидевший на самом краю брезента. Этот рабочий всё время жевал какую-то жвачку и противно сплёвывал в сторону зелёную длинную слюну.
После обеда работать пошли в пещеры.
Наконец-то! С утра Севкино сердце рвалось в раскрытые пасти чёрных проёмов, но гордость не позволила ему заглянуть туда раньше времени. Накануне между ним и начальником экспедиции произошёл такой разговор:
— Скажи, Всеволод, — спросил Борис Яковлевич, — в качестве кого ты поедешь на раскоп, в
