Читаем без скачивания Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона - Алексей Шишов

В воспоминаниях «50 лет в строю» известный военный писатель и дипломат граф А. А. Игнатьев, перешедший после Октября на службу в Красную армию, похоже, не забыл атмосферы вступительных экзаменов в Николаевскую академию Генерального штаба до последних своих дней:

«Из рассказов всех неудачников… можно было заключить, что не только сама академия, но даже вступительные в нее экзамены были чем-то вроде скачек по крайне пересеченной и полной сюрпризов местности… Явившись в начале августа в академию, я нашел ее коридоры запруженными офицерами всех родов войск: от лысеющих штабс-капитанов до таких же юных корнетов, как я сам..

Нам предписывалось явиться… для представления начальнику академии генералу Сухотину. Сухотин сразу обнаружил свой „демократизм“, поставив нас в шеренги по алфавиту, а не по полкам. Обходя ряды, он как бы умышленно не задал ни одного вопроса гвардейцам Они, впрочем, не в пример остальным держали себя непринужденно, так как провал на экзаменах не означал для них ни особого горя, ни тем паче позора.

Между тем для большинства результат экзаменов был вопросом жизни или медленного томительного умирания в глухих гарнизонах. Армейские офицеры подобострастно раскланивались при встрече с офицерами Генерального штаба, в которых видели будущих экзаменаторов. Так и чувствовалось, что их мысли то и дело переносятся в глухую провинцию, где с замиранием сердца ожидают результатов экзаменов их жены и дети. По установленному ранее порядку первым был экзамен по русскому языку. Требовалось получить не менее девяти баллов по 12-балльной системе; оценка складывалась из баллов, полученных за диктовку и сочинение. Экзамена по русскому языку особенно боялись, так как наперед знали, что он повлечет за собой отсев не менее 20 процентов кандидатов…

После отсева из-за русского языка нас разбили на группы по алфавиту, причем в последней группе кроме русских офицеров с фамилиями на „я“, „ш“, „щ“ числилось пять офицеров болгарской армии…

Больше среди других державших экзамены было артиллеристов, носивших бархатные воротники, что являлось уже само по себе признаком принадлежности к „ученому“ роду оружия. Многие из них подчеркивали свою образованность тем, что носили пенсне или очки — явление в армии редкое, и вообще держали себя с некоторым чувством превосходства над скромными пехотинцами и легкомысленными кавалеристами…

Проскочив два серьезных препятствия на экзаменационном стипль-чезе (в конном спорте скачки со сложными препятствиями. — А. Ш.) в виде русского языка и математики и потеряв при этом несколько „провалившихся“, наша группа уже бодрее пошла на чисто военные препятствия — на экзамен по уставам…

На уставах наша группа не понесла потерь, но ощутила немалую тревогу, явившись через два дня на экзамен по главному военному предмету — тактике. По ней экзаменовали те два профессора, которые и читали этот предмет в академии: по элементарной тактике — полковник Орлов, по общей — полковник Колюбакин.

Николаю Николаевичу Орлову при его внешности и слащавом вкрадчивом голосе гораздо более подходила бы поповская риза, чем мундир Генерального штаба. Это был деляга, использовавший свои недюжинные способности и изумительную память для заработка денег на военных изданиях и завоевания себе прочного положения в военной профессуре… Его собственные тактические способности получили, наконец, должную оценку, но это обошлось, к сожалению, слишком дорого русской армии. Кому не известен разгром дивизии Орлова в сражении у Ляояна?»

«По-французски я получил полный балл…

По немецкому языку мне сбавили один балл…

Экзамен по истории прошел счастливо…

Много тяжелее пришлось мне на самом подходе к финишу — на экзамене по географии. По русской географии экзаменовал заслуженный профессор статистики и автор трудов по военной географии генерал Золотарев, а по иностранной — молодой полковник Христиани, восходящее светило академии…»

Если отставить в сторону иронический, по известной причине, тон повествования бывшего «царского» графа Игнатьева, то ясно, через какое сито прошел Михаил Дроздовский, поступив в Николаевскую академию Генерального штаба.

В своем наборе он встретил немало павлонов. Гвардейцы, по воспоминаниям современников, составляли около трети слушателей. Такое было немудрено, поскольку «из военных училищ в гвардейские полки шли офицеры со средним баллом не менее 10, а из этой массы в Академию готовились лучшие». Офицеры лейб-гвардии с эпохи Петра I Великого являли собой «командное качество» русской армии, в чем сомнений не высказывалось.

М. Г. Дроздовский был зачислен в академию приказом от 4 октября 1904 года. Однако ему пришлось прервать учебу по собственному желанию. Началась Русско-японская война (она тогда называлась Японской), и подпоручик гвардии Дроздовский 19 октября, не проучившись и месяца, подал рапорт о переводе его в действующую армию. Они писал по команде: «…B трудный час испытаний для моего Отечества я, как офицер императорской гвардии, желаю быть на войне с Японией в составе действующей русской армии. Считаю такое свое желание нравственным долгом перед Россией. Готов сражаться за нее с японцами в любой должности младшего пехотного офицера…»

Здесь надо заметить, что слушатели военных академий в 1904 году, не как в первый год Первой мировой войны, не подлежали обязательному переводу в действующую армию. Объяснялось это просто: в Японской войне участвовала только небольшая часть воинских сил, которыми обладала Российская империя.

Так двадцатитрехлетний подпоручик гвардии Михаил Дроздовский оказался среди многих добровольцев на полях Маньчжурии. Его, как слушателя Академии Генштаба, прикомандировали к 34-му Восточно-Сибирскому (изменившему впоследствии название на 34-й Сибирский) стрелковому полку. Занимаемая должность — младший офицер.

С этим полком сибирских стрелков он прошел во всех его боях. Боевое крещение состоялось 25 ноября.

Уже в первых делах с японцами офицер показал «примерную храбрость». Его умение командовать, вести за собой нижние чины, видеть поле боя и владеть ситуацией старшее начальство (не только полковое) отметило сразу. На настоящей войне личная доблесть и командирские способности видятся быстро. С 18 марта 1905 года прикомандированный к полку слушатель Академии Генштаба командует 10-й ротой 3-го батальона полка.

После очередных боев и больших потерь среди офицеров подпоручика гвардии, показавшего себя с самой «примерной» стороны, 10 мая перемещают на должность командира 15-й роты 4-го батальона 34-го Восточно-Сибирского полка.