Читаем без скачивания История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 3 - Джованни Казанова

Мне кажется, что я слышу, как читатель, особенно умный, восклицает, смеясь: «Как можно придавать такое большое значение подобным пустякам?». Такой читатель, если он не был никогда влюблен, безусловно прав. Для него все это не более чем пустяки.

Одевшись, я иду в комнату своих попутчиков и, пожелав им доброго утра и убедившись, что они находятся в добром здравии, что видно по их лицам, сообщаю офицеру, что я влюбился в Генриетту. Я спрашиваю у него, не сочтет ли он дурным, что я попытаюсь уговорить ее стать моей любовницей.

— Если то, что заставляет ее просить вас покинуть ее по приезде в Парму, и даже не справляться о ней, — это любовник, которого она может иметь в этом городе, я хочу верить, что, если вы разрешите мне переговорить с ней полчаса тет-а-тет, я сумею ее убедить пожертвовать этим любовником. Если она мне откажет, я останусь здесь. Вы поедете в Парму с ней и оставите мою коляску на почте, отправив мне сюда квитанцию начальника почты, по которой я смогу получить ее обратно.

— После того, как мы позавтракаем, — ответил он, — я пойду осмотреть Институт; вы останетесь с ней наедине и поговорите. Я хочу, чтобы к моему возвращению через несколько часов вы смогли сказать мне, что вы убедили ее поступить так, как вы хотите. Если она упорствует в своем решении, я легко найду здесь извозчика; так вы сохраните у себя вашу коляску. Я же буду рад оставить ее у вас.

Обрадованный тем, что сделал половину дела, и тем, что развязка пьесы близится, я спросил у Генриетты, не хочет ли она осмотреть, что есть в Болонье заслуживающего интереса, и она ответила, что очень хотела бы этого, если бы была одета как женщина, но что она не постесняется показаться всему городу и одетая как мужчина. Мы завтракаем, затем офицер уходит. Я говорю Генриетте, что он оставил нас одних до своего возвращения, потому что я сказал ему, что должен с ней переговорить тет-а-тет.

— Приказ, — говорю я, сидя перед ней, — который вы отдали вчера капитану — после того, как вы расстанетесь с ним в Парме, забыть вас, не справляться о вас и делать при случайной встрече вид, что вы незнакомы, — относится ли он также и ко мне?

— Это не приказ, но настоятельная просьба, мое пожелание, которое обстоятельства заставляют меня ему высказать, и в котором у него нет причины мне отказать, и я ни минуты не сомневаюсь, что у него не возникнет никаких затруднений при ее выполнении. Что касается вас, то, разумеется, я бы высказала такое же пожелание и вам, если бы могла думать, что вы задумаете предпринять относительно меня какие-то поиски. Вы подали мне некоторые знаки вашей дружбы, и вы могли бы представить себе, что если, в силу моих обстоятельств, забота, которую капитан захочет проявить обо мне, несмотря на мои просьбы, огорчит меня, поскольку может причинить мне неприятности, ваша забота стала бы для меня еще хуже. Испытывая ко мне дружеские чувства, вы могли бы об этом догадаться.

— Учитывая то чувство дружбы, которое я к вам питаю, вы тоже могли бы догадаться, что для меня немыслимо оставить вас одну, без денег и не имеющую чего-нибудь для продажи, среди улицы, в городе, где вы не можете даже поговорить. Не думаете ли вы, что мужчина, которому вы внушили дружеские чувства, сможет вас покинуть, узнав от вас и осознав ваше положение? Если вы так считаете, вы не имеете понятия о дружбе, и если этот мужчина окажет вам услугу, о которой вы просите, он вам не друг.

— Я уверена, что капитан мне друг, и вы слышали, что он мне обещал.

— Я не знаю, ни какого сорта дружба, которую испытывает к вам капитан, ни до каких пределов может она дойти, но я знаю, что если он соглашается оказать вам услугу, о которой вы просите, с такой легкостью, та его дружба к вам, о которой вы говорите, совершенно другого рода, чем моя. Я считаю своим долгом вам сказать, что мне не только нелегко выполнить ваше странное пожелание покинуть вас в том состоянии, в котором я вас наблюдаю, но что исполнение вашего желания для меня невозможно, если я приезжаю в Парму. Я не только испытываю чувство дружбы к вам, — я вас люблю, люблю до такой степени, что либо полное обладание вами делает меня счастливым, либо я остаюсь здесь, предоставив вам ехать с офицером в Парму, потому что, если я еду в Парму, я буду несчастнейшим человеком, увидев вас с любовником, либо с мужем, или в кругу респектабельной семьи, либо, наконец, окажусь в неизвестности, что с вами стало. «Забудьте меня» — это слишком легко сказано. Знайте, мадам, что если для француза, возможно, забыть легко, то для итальянца, каков я, нет такой странной возможности. Словом, говорю вам, вы должны немедленно объясниться. Должен ли я ехать в Парму? Должен ли остаться здесь? Одно из двух. Скажите. Если я остаюсь здесь, этим все сказано. Я уезжаю завтра в Неаполь, и уверен, что сумею победить страсть, которую вы мне внушили. Но если вы мне говорите сопровождать вас в Парму, это значит, что вы заверяете меня в том, что дадите мне счастье обладания вашим сердцем, не менее того. Я хочу быть вашим единственным любовником, при условии однако, что вы этого хотите сами, что вы удостаиваете меня ваших милостей только за мои заботы и мое к вам внимание, и за все, что я буду делать для вас с такой покорностью, равной которой вы еще не встречали. Сделайте выбор, пока этот добрый и слишком счастливый человек не пришел. Я обо всем ему сказал.

— Что он вам ответил?

— Что он будет счастлив оставить вас мне. Что означает ваша усмешка?

— Позвольте мне посмеяться, прошу вас, потому что я в жизни не сталкивалась с подобной декларацией страстной любви. Понимаете ли вы, что значит сказать женщине при объяснении в любви, по-видимому, самой нежной: «Мадам, один из двух, выбирайте сейчас же»?

— Я прекрасно это понимаю. Это не нежно и не патетично, как должно быть в романе, но это история, и из самых серьезных. Я никогда не испытывал подобного затруднения. Не чувствуете ли вы, в каком трудном положении оказывается влюбленный мужчина, когда он должен принять решение, которое может определить его жизнь? Подумайте, что, несмотря на то, что я горю, я не упрекаю вас ни в чем, и что в решении, которое готов принять, если вы будете упорно стоять на вашей идее, нет угрозы, но лишь героическое действие, которое я должен предпринять, при всем уважении к вам. Подумайте также о том, что нельзя терять времени. Слово «выбор» не должно казаться вам грубым, наоборот, оно оказывает вам честь, давая возможность решить мою и вашу судьбы. Чтобы увериться, что я вас люблю, нужно ли, чтобы я, как слабоумный, начал в слезах упрашивать вас проявить ко мне сострадание? Нет, мадам. Уверенный, что достоин вашего сердца, я не хочу просить вас о снисхождении. Идите, куда хотите, но позвольте мне уехать. Если, из чувства человечности, вы пожелаете, чтобы я забыл вас, позвольте мне, удалившись от вас, облегчить тем самым несчастное возвращение к себе. Если я поеду в Парму, я за себя не отвечаю. Подумайте сейчас, умоляю вас: если вы скажете мне, чтобы я поехал в Парму и не пытался там вас увидеть, на вас ляжет непростительная вина. Согласитесь, что по чести вы не можете так сказать?