Читаем без скачивания РЕАЛЬНОСТЬ ИЛЛЮЗИИ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ МЕССИИ СВОЕВОЛЬЯ - КИР КОРОВ

– И твоя альтернатива жизни – это коллекция окаменевших после морилки и кровососания жучков на булавке?

– Никакой альтернативы нет, я просто исполняю закон. И поскольку я – истинный посмертный Ас Комар-Экс, каждый прокол другого является проколом и для меня в любом из смыслов этого слова. В природе иллюзий укус всегда смертелен для пчёл и почти всегда – для комаров, тогда как для укушенных в худшем случае – очень болезнен. И нужно известное мужество, чтобы кусать, зная, что в 90 процентах случаев Божья Длань размажет тебя по мозаике мира этих самых иллюзий красивым красным пятном.

Так что не забывай, что Смерть каждого экземпляра для моей коллекции – одновременно самоубийство и Смерть для меня. Смерть, которой нет. Ибо каждый раз за ней следует Воскресение. Просто у таких, как ты, пока ещё нет мужества весело принять её, и вы всеми силами противитесь обновлению. Вас охватывает жуть от собственного окаменения в моей коллекции.

Поэтому я травил и буду травить и прокалывать вас, доводя до каменного состояния, пока вы не почувствуете всю прелесть каменного бытия и не перестанете презрительно топтать и пинать камни как неживые и вообще делить феномены на живые и неживые, высшие и низшие.

Или взять вот хоть твою эту сладкую сказочку про воплощение светлых душ и родовую преемственность. Сам знаешь, что за гадюшник скрывается обычно под покровом счастливой семьи и тем более рода. Но даже если всё так, как ты описал, и все – в шоколаде, то это ещё хуже, поскольку так происходит заманивание в феноменальную тюрьму.

Человек как Абсолют не фиксирован как существо родовое и семейное. Именно семья делается его тюрьмой, покуда он не осознает себя как Странник без роду и племени. А он не осознает, пока не познает сполна родовые цепи. И нет крепче цепей, чем бесконечные цепи поколений насекомых.

– Ты опять передёргиваешь! Семья и род становятся тягостью, если забываешь о Странничестве. А если ты знаешь себя как Странник, то почему бы тебе не быть Странником-сыном или мужем?

– А вот мы сейчас и проверим, как ты это всё у нас умеешь совмещать, особенно тёмное со светлым и приятное с неприятным. Кира, пора!

Кира взвизгнула крыльями и направила свой острый хобот-шприц прямо на меня. От ужаса я вмиг потерял ощущение тела, словно вовсе отделился от него и в следующий миг уже смотрел на себя примерно с трёхметровой высоты.

Моя бренная плоть выглядела малопривлекательным куском мяса и костей, который КК, недолго думая, пригвоздила своим хоботом к Злюч-Камню. При этом я прекрасно чувствовал собственный страх и боль. В несколько мгновений все мои внутренности и мозги, а заодно мысли и чувства были высосаны. Я увидел, как моё тело сморщилось, словно проткнутый воздушный шарик, и опало на землю, а брюшко и глаза КК налились кровью.

– Очень хорошо! – одобрительно отозвался Злобоков, – всю оставшуюся блевотину и дурную кровь разом забрала. А больше там ничего и не было!

Кира меж тем застыла на месте, фасетчатые глаза её остекленели, и она столь же быстро вновь трансформировалась в самку гомоноида и выблевала высосанное из меня содержимое на камни. Едва я бросил на них свой взгляд, как сразу стал задыхаться от оргазма созерцания этих многоцветных кристаллов наших теперь уже совместных с Кирой и ЗЗ харч-пережеваний.

– Ну, вот теперь наша очередь, – довольно сказал Злобоков, поднявшись на мою высоту, – присоединяйтесь, Коров!

И не успел я сообразить, где у виртуалов что находится и как этим управлять, как фонтан моей невыносимой страсти самовыражения вырвался наружу. Мне было одновременно холодно и жарко, весело и грустно, как самцу лосося во время нереста.

В течение минуты мы осеменили блевотину и собрали полученную аль-химическую субстанцию с камней в баночку. Ménage a trois, что тут ещё скажешь?!

– Поглядим-посмотрим ещё, что там за неведомый зверункулус у нас родится! – воскликнул ЗК. – А теперь все на хутор – девочек ловить!

Первая же Божья Коровка, пойманная и помазанная им, тут же превратилась в сияющую Деву в красном платье с чёрными крапинками. Она трогательным, нежным голосом спела «когда я маленькой была, я шарик беленький нашла» и довольно натуралистично имитировала собственное Вознесение.

Тут же состоялось Помазание из баночки меня и Киры, точнее того, что от нас осталось после таинства Про-Менажа. Оболочка моего безжизненного тела вдруг зашевелилась, втянула в себя моё испуганное представление о самом себе и стала быстро уменьшаться. Вскоре я уже топорщил свои крапчатые крылья и подкрылки рядом со своей девичьей копией.

Тогда Злобоков достал из кармана пластинку Durex*а, быстро надул своим природным газом розовый шарик с чувствительными пупырышками и отпустил нас в Небо. Тут у нас и появилась возможность самим увидеть, на какое именно Небо попадали запущенные нами Божьи Коровки.

Сначала было так: облака плывут, как павы, облака, облака, облака, и мне не надо Славы… И тут средь облаков я увидел Бога, как он есть: Слава Отцу и Сыну и Святому Духlessу!

Конечно, Бог является, акип хощет, на то он и Бог, но никогда бы не подумал, что у него могут быть кошачьи усы, уши и вообще на кота похож, как химператор-оборотень ПетРусь Хроманов. Так ведь тот почитается в народе как Антикрист! А если ему ещё надеть берет и обклеить его плакатами своё пространство гордости и страсти…

– Ну-ну, просыпайся уже, совсем закумарился! – рявкнул на меня Бурильян, – Аркаша, запиши: «Бурильян смачно затянулся из своей кальянной трубки и пустил в Небо последнее облако душистого дыма».

От этого дыма у меня защипало в глазах, и картинка мира стала распадаться на пиксели. Ведь сам этот мир – просто игра световых пятен на моих фасетчатых глазах-окулярах…

А неведому зверушку…

Какой же из блюстителей чистоты Святейшего Престола Страстей заставил меня оказаться в этом мусорном баке? Тьфу, мерзость какая! То ли сперма, то ли рвота, то ли три в одном… Кто засунул меня в эту коробку со странной, пугающей надписью «DUREX»? Dura Rex, sed Rex? Duran-Duran? Duracell? Dura ex Maсhina? – Не помню ни того, что значат эти слова, ни того, откуда они вообще взялись в моей голове!

Ещё более загадочными и пугающими были буквы светящейся вывески на огромной, сверкающей стеклом горе напротив меня:

НЕФТЬПРОМТРАНСОТСОСГАЗ:

Мы сосём у земли, вы сосёте у нас!

и портрет мужественного ЧЕловека в берете над проезжей частью…

Пока я глазел по сторонам и силился вспомнить – кто я? где я? – в небе над башней раздался стрекот Голубого Вертолёта. Механический стрекозёл завис над площадкой перед мусорным баком и изрыгнул из своего чрева моего Спасителя с коробкой сделанного по ГОСТу эскимо:

– Мороженое хочешь?

Durеus ex Мaсhina! Как тут устоишь?

*

Даймон Бес-Пробуддень Спит-Хартха – цветастый малый! Он может явиться утончённым царевичем в аляповато-изнеженном декоре блаженной древней Индерии, а может – отставным армейским психонавтом в Чентернет-модерне постсовейской химпер-окраины, объявившем всех нас чебурашками рисованными.

А с чебурашек какой спрос? Им, чебурашкам, не доступна радость битвы за Вечное Блаженство, свет сатсангов их пугает. Чебурашки не владеют собственными страстями и желаниями. Они, эти желания, словно инквизиторы, просто настигают их и замучивают до смерти…

После пятой порции я уже осознавал себя, конечно, чебурашкой, но вовремя вспомнил, что использование литературных героев считающихся живыми авторов запрещено правилами Святейшей Публикуции. А поскольку от публикуции, как и от проституции, всё равно не избавиться, то я решил осознать себя кем-нибудь публикабельно-легальным.

Ванька-Встанька Неваляшка – это первое, что пришло мне в голову и сразу понравилось, так как выгодно отличалось от предыдущего варианта воплощения врождённой устойчивостью к жутковатой безысходности ньютоновской вселенской гравитационной тюрьмы. Проще говоря, Чебурашка вечно падает, а Неваляшка – голубая мечта всякого порядочного интернет-импотента.

Ещё я вспомнил историю про одного мальчика, которого соседские ребята в детстве прозвали барашком и едва не сожгли на песахальном костре. Что это за мальчик и почему его образ возник передо мной теперь, вспомнить мне уже не удалось – всё затянулось какой-то мутной пеленой сна Спит-Хартховой эскимос-магии.

И я решил осознаться Че-Барашкой. Это была совсем маленькая зацепка, всего одна буковка, но она, во-первых, позволяла обойти бдительных модераторов, а во-вторых, внушала надежду на более глубокое воспоминание и даже освобождение…

С тех пор я летаю в Голубом Вертолёте и разъезжаю в Голубом Вагоне по городам и весям Великой Химперии Арктогеев и помогаю Спит-Хартхе коварно завлекать объекты этнографического ландшафта на его сатсанги отборными сортами мистического эскимо, тонко трансформируя желание в неутолимую страсть, заставляя поедать его тоннами, пока они не превратятся в послушных сатсанговых чебурашек.