Читаем без скачивания Замок отравителей - Серж Брюссоло

Это ему не нравилось, было непонятным, и изворотливость монаха начинала раздражать Жеана.

Пора было отправляться. Он возглавил колонну, приноравливая шаг своей лошади к шагам ходоков. Бродячие комедианты привыкли к постоянным перемещениям, они не отставали, не суетились и двигались размеренно.

Жеан внимательно вглядывался в лес по обе стороны дороги. За ним шла беднота с пустыми кошелками, но… кто знает? Бывали случаи, когда разбойники устраивали резню ради того, чтобы завладеть тройкой плащей. И к тому же среди идущих находилась женщина, Ирана, которая могла возбудить в негодяях мысль о насилии. Да еще и шкатулка Дориуса, которую наивный наблюдатель может посчитать наполненной золотыми монетами. Добрую часть утра все шли молча. Черный, насквозь пропитанный дождем лес не побуждал к веселью. В полдень сделали привал, разогрели бобовую похлебку, а потом Ирана начала петь. Она умело затрагивала темы, дорогие каждому трубадуру: песня зари и тут же песня печальной жены, девочкой проданной родителями старикашке с подагрическими коленями, беззубому, словно дряхлый конь, которому место на живодерне. Ее голос, немного глуховатый, но глубокий, казалось, обещал тысячу удовольствий тому, кто захотел бы попытать удачу, и глаза мужчин блестели, несмотря на усталость после долгой ходьбы.

Жеан очень любил трубадуров. Сопровождая их и слушая баллады, он понемногу отходил сердцем и узнавал немало нового.

Кончив петь, Ирана подогрела себе кружку вина и добавила туда мед, чтобы смягчить горло. Жеан не мог устоять перед желанием снова заговорить с ней.

— Свадьба, наверно, будет пышной? — осведомился он.

— Да, — ответила молодая женщина, бросив на него насмешливый взгляд. — И турнир будет. Ты хотел бы поучаствовать в нем? Есть возможность заработать себе доспехи и лошадей. Хороший боец может обогатиться за один поединок.

— Или расстаться с жизнью, — буркнул Жеан. — Лучше расскажи о невесте.

— Ода де Шантрель? Ей пятнадцать лет, она очень красивая девушка. Черные длинные косы, белая, как молоко, кожа, ротик сам напрашивается на поцелуй. Весьма привлекательная игрушка для мужчины, которому надоело валяться на соломе со служанками.

— А этот Орнан де Ги, он не из грубых солдафонов?

— Не больше, чем любой другой рыцарь. Ему около двадцати семи или двадцати девяти лет. До прошлого года у него были борода и длинные волосы, но он обрил ее и постригся после введения новых шлемов, полностью закрывающих лицо. Сегодня волос у него на голове не больше, чем у мальчика из хора.

Жеан поморщился. Не привлекала его эта военная мода, которая делала мужчин юношами и заставляла напяливать на голову железное ведро с прорезями для глаз. Ну и духотища, должно быть, под ним! И еще ему не нравилось ходить остриженным, как баран. Жеану всегда говорили, что борода свидетельствует о мужской силе, а длинные волосы — о необузданности.

От такого нового обычая он несколько приуныл. Во всем этом он видел некое стремление к женоподобности.

Жеан заметил, что во время беседы Ирана не спускала с Дориуса глаз.

— Не нравится мне этот человек, — пробормотала она. — Он недобрый и лживый.

— Почему ты так решила?

— Он красит волосы плохой краской, не хочет, чтобы все видели, что он рыжий. Но дождь смыл часть краски… Взгляни. Наверно, поэтому ему везде мерещится проявление сатаны. Вообще-то рыжие волосы — признак дьявольщины. Ты не должен был разговаривать со мной, он тебе еще покажет.

— Да плевать мне, — пробурчал Жеан. — Мне он тоже не по душе. От его белиберды я совсем отупел за то время, что мы вместе.

Дориус уже проявлял нетерпение, и пришлось снова пуститься в путь. Жеан молча покачивался в седле, стараясь не думать о странностях этого непонятного путешествия.

— Ты не должен был разговаривать с трубадуршей, — ворчал Дориус. — Она обольстит тебя и пробудит в тебе зверя. Она тем и зарабатывает на жизнь, что раздувает костер греха, тлеющий в мужчинах и женщинах. Каждый рассказчик говорит языком дьявола. Добрый христианин должен слушать только сказания о жизни святых.

Жеан и ухом не повел.

— Хватит меня убаюкивать, аббат! — раздраженно произнес он. — Иначе я усну и свалюсь с лошади.

— Напрасно насмешничаешь, — прошипел Дориус. — Я говорю правду. Дьявол скоро явит себя.

Жеан проглотил ругательство. Он еще не подозревал, что события этой ночи докажут правоту монаха.

ГЛАВА 5

ОПАСНАЯ ВСТРЕЧА

Жеан знал, что лес изобилует неприятными сюрпризами. Некоторые края были настолько нищими, что поведение их обитателей отклонялось от нормы. Можно было натолкнуться на обедневших баронов, ставших разбойниками, или даже на монахов-грабителей. Сеньоры множили права прохода по своим землям, пользовались усталостью путников, требуя с них сильно завышенную плату. Тут-то на сцену выступал он, Монпериль, проводник, знающий как свои пять пальцев все обходные дорожки, по которым можно двигаться, не открывая кошелька.

Ему даже случалось прокладывать новые пути, находить старые тропы через корчевья. Он мостил их камнями, чтобы они не очень зарастали сорняками, и маскировал подходы к ним колючими кустарниками.

С наступлением ночи сделали новый привал под деревьями, окружающими поляну, и быстро развели костер для отпугивания волков.

Предусмотрительный Жеан всегда возил с собой несколько сухих поленьев на тот случай, если дождь помешает заготовке дров или хвороста.

Волков он не боялся. С тех пор, как Жеан стал вести лесную жизнь, он узнал, что обвиняли их совершенно несправедливо. На человека волки нападали только в разгар зимы, когда им нечего было есть. Все остальное время они держались подальше от путников. Правда, существовала вероятность нападения стаи, ведомой выжившим из ума старым самцом или обезумевшей от течки волчицей…

Вскипятили воду, чтобы сварить овсяную кашу с накрошенными в нее кусочками сала.

Жеан больше опасался прожорливых медведей и россомах, вечно ищущих, чем бы набить себе брюхо. Убить медведя труднее, чем справиться с волком. Схватиться с ним все равно, что биться с деревом, покрытым шерстью, клыками и когтями.

Этим вечером все очень устали. Было не до песен. Жеан сообщил людям о прудике, расположенном неподалеку, чтобы желающие могли умыться. Одна только Ирана изъявила желание. Женщины всегда были более чистоплотны, чем мужчины, поэтому-то те и подшучивали над ними, обвиняя в кокетстве.

Жеан смотрел на уходящую Ирану. Красивая женщина! При ходьбе ветер прижимал ее платье к телу, и оно плотно облегало живот и бедра. Ирана, без сомнения, казалась большинству мужчин слишком большой и самоуверенной. Не очень-то здесь жаловали женщин, живущих сами по себе, если только они не были монахинями, девственницами или вдовами. За исключением трех последних случаев, все остальные женщины быстро получали неприличные прозвища. Каждую особу женского пола, путешествующую без компаньонки, подозревали в черных замыслах, связанных с развратом.