Читаем без скачивания Большой пожар - Владимир Санин

Хватит либеральничать, решил Кожухов и вспомнил Савицкого: «Пожарный, который не наживает себе врагов, – халтурщик!» На Савицкого жаловались во все инстанции, его проклинали, в глаза и за глаза обзывали перестраховщиком, а умер – хоронил весь город: вспомнили, что за многие годы не было у «перестраховщика» ни одного крупного пожара…

По дороге из обкома Кожухов, как всегда без предупреждений, заехал в две части, проверил по секундомеру готовность к выезду и установку автолестниц, придирчиво смотрел КИПы *, за одно похвалил, за другое разнес и сообщил в радиоцентр, что направляется в УПО. Проезжая мимо 6-й части, где сегодня дежурил Юрий, еле удержался от желания его проведать: Юрий очень обижался, когда отец распекал его при всех, словно подчер * КИП – кислородный изолирующий противогаз.

кивая, что никаких поблажек сыну давать не собирается. Кожухов усмехнулся: когда отец и сын работают на заводе, это называется «династия», а в пожарной охране – семейственность, такие разговоры до него уже доходили. Хороша семейственность, если Юрий приходит домой прокопченный и неделями лечится от травм…

Было всего шесть вечера, а на улицах зажигались фонари. Февраль стоял холодный, вьюжный; впрочем, зиму Кожухов вообще не любил – и за ту самую кривую, и за то, что относительно хорошо снег убирался только на главных магистралях; на других улицах и в переулках он лежал сугробами, и пожарным трудно бывало не только развернуться в боевой порядок, но и просто проехать; на случай снежной зимы приходилось разрабатывать специальные маршруты с учетом пропускной способности улиц – самый короткий путь не всегда оптимальный… Дефицитнейшая стала профессия – дворник, нынче куда легче найти высококвалифицированных инженеров, чем добросовестных дворников. Было время, когда милиция нещадно их штрафовала вот за такие сугробы, а нынче попробуй оштрафуй – тут же лопата в сторону и на стол заявление «по собственному желанию». Вот платили бы вечно безденежным студентам по трешке в руки – и никаких проблем, убирали б весь снег за милую душу; так нет, не имеют исполкомы такого права, безлюдный фонд и прочее. А почему бы не дать им такое право? Увидят дворники, что без них можно обойтись, – ого, как замахают лопатами! Миллионы пускаем на ветер, а трешки экономим…

И в эту минуту послышался непривычно взволнованный голос радистки:

– Первый, Первый, Я Крым, как меня слышите, я Крым, на приеме!

– Крым, я Первый, – откликнулся Кожухов. – Слышу вас хорошо, говорите.

– С объекта на Некрасова, 21 много заявок, обстановка тревожная. На объект выехали 1-я, Невель, 6-я и 11-я.

– Крым, вас понял, докладывайте информацию с места вызова. Следую к объекту.

И приказал шоферу:

– Сирену! На Некрасова, быстро!

– Ч-черт! – с досадой произнес шофер. – Самосвал буксует, так его перетак!

С включенной сиреной «Волга» осторожно вползла на тротуар. В сторону шарахнулись прохожие.

Кожухов инстинктивно взглянул на часы: было 18 часов 24 минуты.

Так начался для Кожухова Большой Пожар.

НИНА ИВАНОВНА

В отличие от Кожухова, для которого день без повышенных номеров * считался относительно благополучным, Нина Ивановна на памяти своей спокойных дежурств не имела. Да и какое может быть спокойствие, когда девушки то и дело хватаются за телефонные трубки, и от каждого звонка чуточку сильнее бьется сердце, потому что не знаешь и знать не можешь, кто и зачем звонит. Из-за невнимательности абонентов и порядком изношенной телефонной сети значительная часть звонков проходила не по адресу: то вызывали милицию, то междугородную, то просили соединить с кафедрой политэкономии и прочее.

* Пожарам в зависимости от степени их сложности даются условные номера, от первого по пятый. По своим масштабам и объему пятый номер – самый крупный.

И все-таки день выдался не слишком беспокойный: если в тяжелые смены настоящих, безусловных заявок было по двадцать – двадцать пять, то сегодня на огромКОЕ, в полстены, светокарте города пока что вспыхивали шесть-семь лампочек, да и те фиксировали не пожары, а пустяковые загорания, какие и в сводку не попадут. Запомнились только несколько ложных вызовов и до глубины души трогательная просьба одной старушки снять с дерева любимую кошку.

Что Нина Ивановна ненавидела больше всего – так это ложные вызовы. Бывало, до десятка за смену принимала, а все равно привыкнуть к их неизбежности не могла. В голове не укладывалось, как это у человека, если он не законченный мерзавец, поднимается рука набрать 01 и взволнованным, полным тревоги голосом – подло обмануть. Неужели он не сознает, какое напряжение вызывает у пожарных каждый выезд, как молча, полностью уйдя в себя, сидят они в машинах, готовясь к бою, и какой бессильный гнев испытывают, убедившись, что их обманули? А ведь для того чтобы в этом убедиться, они долго мечутся по дворам и переулкам, расспрашивают, а вдруг из-за сильного волнения заявитель ошибся и дал неточный адрес? А сколько раз машины мчались на край города по ложной заявке, а в районе выезда их ВПЧ * начинался настоящий пожар, и приходилось срочно возвращаться, теряя драгоценное… нет, бесценное время, ведь при спасении людей счет идет на секунды… Интересно, что бы почувствовал этот человек, узнай он, что из-за его розыгрыша погибли люди?

* ВПЧ – военизированная пожарная часть.

После каждого ложного вызова Нина Ивановна хотела одного: разыскать негодяя и показать всему городу по телевизору – люди, запомните этого человека, не доверяйте ему, для него нет ничего святого!

Сегодня Нине Ивановне было грустно – после пятидесяти дни рождения доставляют женщине мало радости. Утром всмотрелась в зеркало: полная и рыхловатая, лицо утомленное и озабоченное, движения не порывистые, как еще лет пять назад, а замедленные – сердце, соли и прочие прелести людей ее возраста… Как полярники, читала она, в сильнейший мороз остро чувствуют каждый добавочный градус, так и ее сердце в каждый день рождения ощущало, как оно за год поизносилось.

Лишь самой себе Нина Ивановна признавалась в том, что ничего на свете так не боится, как почетных проводов на заслуженный отдых. Никто ей на это не намекал – наоборот, во всех приказах отмечали, да и молодежь на стажировку только к ней посылали, но… На художественной выставке во Дворце искусств она видела картину: пожилой рабочий сидит один за столом, смотрит на свои хорошо поработавшие руки, а в глазах у него боль и мучительный вопрос. Картина называлась «На пенсию?», и около нее всегда стояло много людей, В прошлый день рождения Нине Ивановне среди других книг подарили жизнеописание великого в прошлом шахматиста – ради шуточной надписи: «О гроссмейстере – гроссмейстеру пожарной охраны». И в этой книге ей запомнилась одна драматическая деталь: первую половину партии престарелый чемпион проводил с блеском, а во второй допускал недостойные гроссмейстера ошибки – на эндшпиль сил у него не хватало.