Читаем без скачивания Голубая кровь - Маруся Климова

У Маруси в школе тоже был случай, связанный со знаменем. У них в классе было очень мало мальчиков, да и те, которые оставались, никак не хотели ходить на демонстрацию, поэтому нести знамена поручали девочкам. Они установили очередь, чтобы никому не было обидно, и часть пути должна была нести знамя Маруся, а часть - другие девочки. И она его несла, но ей это скоро надоело, знамя было тяжелое и нести его было очень неудобно, на конце у него был острый шип и надо было следить, как бы им кого-нибудь не поранить. Была такая хорошая погода, светило солнце. Маруся могла бы вообще незаметно выйти из колонны и пойти гулять, а вместо этого ей приходилось тащить это проклятое знамя. Она решила избавиться от него и попросила девочек передать знамя девочке из другого класса, как будто была ее очередь нести знамя. Маруся знала, что знамя нельзя не брать, ведь не может же она его бросить. Но та девочка быстро догадалась, кто передал ей знамя, и послала его обратно Марусе. Маруся ужасно разозлилась, что ее план не удался, а знамя уже дошло до нее, ей его протягивали, но она его не брала. Девочке надоело протягивать знамя Марусе, и она просто прислонила его к ней. Маруся стояла и курила, знамя лежало у нее на плече. Тут колонна тронулась, и Маруся вместе со всеми шагнула вперед. Знамя покачнулось и упало.

Разразился ужасный скандал. Их классная руководительница стала вопить так, как будто ее режут. Прибежала директриса и другие учителя, прибежал и мужик, ответственный за комсомольскую работу в школе, его звали Владимир Андреич. На Марусю так кричали, что она вообще перестала что-либо соображать.

На следующий день в школе было заседание комитета комсомола, разбирали вопрос о поведении Маруси, почему она бросила знамя. Перед этим ее подруга Степанова сказала Марусе, что ей дадут такую характеристику, что и в тюрьму не возьмут, и посоветовала осознать и раскаяться. Маруся еще до заседания подходила к комсоргу их класса и, пытаясь прослезиться, говорила, что, мол, как она могла бросить знамя, то есть, не бросить, конечно, а просто отойти в сторону от знамени, ведь знамя было к ней прислонено, а ведь наши деды проливали кровь за это знамя, и даже во время войны некоторые бойцы обматывали себя знаменем. Комсорг недоверчиво смотрела на Марусю, но все-таки на заседании комитета комсомола она сказала, что Маруся раскаивается.

Сама Маруся никак не могла объяснить свое поведение, она только бубнила, что знамя к ней прислонили, и что она не нарочно и больше так не будет. За Марусю вступился еще и ответственный за комсомольскую работу в школе Владимир Андреич. Он вообще сказал, что Маруся очень ответственный товарищ, и что она всегда прекрасно выполняла любое комсомольское поручение. Марусю это очень удивило, но она была ему благодарна. Потом, уже много позже, она узнала, что Владимира Андреича посадили за совращение несовершеннолетних, что он жил с одной комсомолкой из их школы, и она даже от него забеременела.

Гриша же, узнав про тот случай со знаменем, вообще долгое время с Марусей не разговаривал.

Единственный раз в жизни Гриша связался с бабой, она была дневальной на судне. Но мать запретила Грише на ней жениться, она сказала, что эта баба блядь, раз она плавает среди мужиков, и что Гриша испортит себе жизнь. Она потом отсудит у него половину жилплощади и будет водить к себе мужиков, так говорила мама. После этого случая Гриша с бабами не связывался, а если ему предоставлялся случай, он прежде всего старался узнать ее биографию. В общем-то, на этом все и кончалось, потому что всегда находилось что-то такое, что Гришу отпугивало и могло воспрепятствовать его назначению в КГБ. Потом он все же познакомился с одной толстой бабой, она очень хорошо готовила и сама любила пожрать. Она два раза приезжала к нему домой вечером и даже один раз осталась на ночь. Она хотела, чтобы Гриша дарил ей чеки на "Альбатрос" и разные подарки. Но после того как один раз переспала с Гришей, стала всем рассказывать, что это слишком противно и что больше это не повторится.

Марусе было жаль Гришу, она видела Таню, так звали ту дневальную, в сущности, она была единственным человеком, который его понимал, а он был совсем как ребенок.

Когда Гриша был маленьким, Марусин отец постоянно следил за ним, не занимается ли он онанизмом. Гриша спал, спрятав руки под одеялом. Отец его от этого отучал. Он часто приходил ночью с карманным фонариком в их комнату и долго сидел и следил. Маруся не могла заснуть, и Гриша тоже не спал. Если отец замечал что-то подозрительное, он бил Гришу. Гриша громко ревел, но Марусе так и оставалось непонятно, занимается он онанизмом, или нет.

Еще Гриша в детстве любил "указывать". У него была такая палочка, которую он называл "указка". Он играл с ней и что-то чертил на земле. За это его тоже преследовали, считалось, что в этом есть что-то ненормальное и что, если Гришу не отучить вовремя, то он вырастет сумасшедшим. Он прятал свои "указки", их находили, ломали, Гриша плакал, ему нравились это тонкие веточки, так красиво скользившие в мягкой пыли и чертившие в ней прекрасные узоры. Маруся тоже помогала искать "указки" и сообщала, когда он заводил новые - в общем, с ним долго мучились.

Когда Гриша пошел в школу, он учился хорошо, и вообще, был послушным мальчиком. Но отец хотел воспитать из него настоящего мужчину и требовал, чтобы Гриша дрался. Гриша драться не хотел, но отец его наказывал, и поэтому он стал придумывать разные истории с драками.

Маруся шла по темной улице мимо ободранных домов, из подворотен воняло дерьмом, потому что пришла весна, и все разлагалось. Мимо проезжали машины, от их дыма и гари небо казалось желтым. Маруся остановилась на набережной и закурила. Она смотрела на темную воду канала, на плавающую грязь.

Потом она зашла в пирожковую. Там у прилавка стоял молодой человек, у которого было только пятнадцать копеек, и вслух считал, может ли он купить себе бульон и два пирожка. Хватало только на один.

Маруся в душе завидовала ему. Ей вдруг захотелось жить так, "как птицы небесные", не знать, что будет завтра, и никогда ничего не иметь, или хотя бы никого не любить, чтобы можно было всегда все бросить и уйти. И начать сначала.

Она вспомнила "Сайгон". Там всегда было много народу, все целыми днями пили кофе, потом курили на улице, потом опять пили кофе. С сахаром, без сахара... Некоторые кололись прямо через рукав тут же на подоконнике. Одного из них она хорошо помнила, его звали Родион.

Родион любил повторять: "Рождение - это зло, жизнь - это страдание, и только со смертью достигаешь нирваны". Родион часто рассказывал об этом всем, кто стоял рядом, и все слушали, развесив уши. Он был очень популярен, и многие все повторяли за ним. Но Маруся знала, что он просто шутит, так он развлекался. И в остальных она не видела действительного желания отречься от мира. Просто закомплексованные и неполноценные придурки, несчастные, конечно...

Маруся сама часто думала о смерти.

В десятом классе она даже решила пойти работать в морг, обмывать трупы. Кто-то ей сказал, что за каждый обмытый труп платят пятнадцать рублей. Недалеко от их школы была больница и при ней морг. Они часто проходили мимо этого домика, в окнах там горел синий свет. Они с подругой посоветовались и решили, что это огромные деньги и что, конечно, трупы обмывать не очень приятно, но они обмоют первый, купят бутылку коньяку за пятнадцать рублей, выпьют, а дальше уже все пойдет как по маслу.

Они долго собирались туда пойти, но никак не могли решиться. Наконец весной, в день рождения Ленина 22 апреля, они в веселом настроении все же туда отправились. Они были в белых фартуках. Подойдя к домику, постучали в дверь. Никто не ответил, они толкнули дверь, она легко открылась. Перед ними был длинный коридор, синие стены. В конце коридора за столом сидела женщина в белом халате. Она посмотрела на них и сочувственно спросила:

"Девочки, вы что, кого ищете? Кто у вас здесь?" Подруга вдруг испугалась и стала дергать Марусю за рукав и шептать: "Пошли отсюда, пошли!" Но Маруся решила довести дело до конца.

"Вы знаете. - начала она. - мы бы хотели устроиться к вам на работу."

Женщина вытаращила глаза: "На работу? Какую работу?"

"Ну, трупы обмывать. Нам сказали, что за это хорошо платят."

Женщина так и остолбенела с открытым ртом. В ее глазах появился ужас. Наконец она проговорила: "Девочки, если вам надо подработать, идите на "Ленфильм", а здесь здоровые мужики с трудом справляются".

"А что, они такие тяжелые? - не отставала Маруся. - Мы думали, их на пол и из шланга..."

"Да, тяжелые, очень и вообще... Вы не сможете..." - устало ответила женщина.

Тут Маруся отошла в сторону, и ее взгляд случайно упал на приоткрытую дверь, где она увидела чье-то голое мускулистое плечо и лысую голову. На железной каталке лежал мужик; то есть "это", синевато-серое, жуткое, неподвижное, когда-то было мужиком, а теперь "это" было тем, что они собирались обмывать. Маруся поскорее отвела глаза. Ее затошнило, и ноги стали ватными.