Читаем без скачивания На Очень Секретных Основаниях - 2 (СИ) - Юрий Шубин

Оглядываясь по сторонам, Джульетта с тревогой думала, как люди тут вообще живут?

Холодом ткнуло в шею и Дэвид ощутил приставленный ствол автомата. Он послушно двинулся по коридору. Уж Глущенко точно знал куда их ведет. Тем более, что Павлов шагал впереди.

У Джульетты дрогнуло под ложечкой. И она быстро догнала Дэвида, взяв того за руку.

Это было довольно большое помещение со множеством комнат. Коптилки, сделанные из снарядных гильз, тускло освещали стены. По подвалу, здороваясь с разведчиками, то и дело проходили и скрывались вооруженные бойцы.

«Обмундирование с петлицами и кубарями,» — отметил Дэвид: «Погоны в красной армии ввели только после Сталинграда.»

Подвал состоял из четырех отсеков, изолированных друг от друга капитальными стенами. Между вторым и третьим подъездами был особый ход в подвале, со стороны Солнечной улицы. Здесь стоял отопительный котел. От него во все стороны расходились поржавевшие трубы. Во всех секциях подвала, у южной стены, находились изолированные комнатушки. В них тоже ютились женщины, старики и дети. Четыре подъезда дома были обращены на «Солнечную улицу». А западная торцовая и северная стена выходили на площадь.

Четверка достигла организованного на подвальном этаже лазарета. Отдельными гирляндами висели простиранные бинты. Под ногами валялась неубранная фуфайка, насквозь пропитавшаяся кровью. В воздухе витал еле различимый запах карболки. Доносился безрадостный хор тягучих стенаний разных людей.

Легкораненый отжал в тарелке тряпку и положил ее на пылающий лоб бойца, который что-то бормотал в горячем бреду, продолжив рассказывать сан инструкторше:

— … и в окно — шасть. Запрыгнул кот. Знаешь как всех напугал? Думали — немцы метнули связку гранат. А кот грязный, с обожженным боком. Мякнул жалобно. Вроде пожалеть надо. А мы едва того кота не убили, — и сам же тихонько засмеялся.

Кто-то принялся кричать рядом с перевязочной, в бредовом забытьи. От повязок пропитавшихся кровью шибанул гнойный, тяжелый запах.

Санитарка седьмой роты, худенькая Маруся Ульянова, едва улыбнулась истории про кота. И продолжила обрабатывать волдыри от ожогов на руках бойца с густой, как щетка, шевелюрой.

— С утра, с тобой же в штыковую ходили, — рассказывал один другому, у которого были замотана вся голова и правая нога до колена: — У меня березовый приклад в рукопашной о немецкую каску раскололся. Что делать? — он был худ и говорил с акцентом. На изрядно заросшем, перебинтованном лице остались только светящиеся угольками глаза.

— Души! Зубами грызи гадов! — пылая местью и мгновенно стервенея, заявил красноармеец, в замазанных кровью штанах.

— А если под руками ничего нет и до шеи не добраться? — сжимая кулаки, не унимался худой.

— Тогда то, чем девок любишь, тем и колоти. А то потом без надобности будет. Не заслужили фашисты легкой смерти, — без какой либо толики юмора посоветовал обожженный и зашелся в долгом кашле.

Джульетта почувствовала, как бьется вена у нее на лбу.

«До предела израненные, измотанные, эти люди внутренне были готовы к любым испытаниям.»

Что-то неминуемо назревало.

Разведчики повели Дэвида и Джульетту по темному проходу, где улавливался мутный полусвет впереди. Они подобрались к стене, там виднелось отверстие, из которого едва сочился слабый огонек. Через него — четверка проникла в большое подвальное помещение, под вторым подъездом. Тут отдыхали бойцы свободные от нарядов. В подвале было накурено и горел костер, чей угарный дым уходил через пролом в потолке.

Обилие мужчин в ватниках, шинелях и тулупах заставило Джульетту обхватить себя руками, словно защищаясь от всего мира. Что не мешало ей вслушиваться в их беседы.

Молодые ребята, совсем еще пацаны и зрелые, опытные мужчины, вели бойкий разговор.

— Эсэсовцев убивай в первую очередь. Они — те еще мерзавцы, — советовал низкорослый боец с рыжими усиками, тут же набивая магазин ППШ: — Всегда убедись, что фриц мертв. Иначе притворившийся гитлеровец может огрызнуться и выстрелить тебе в спину. Если бережешь патроны — коснись его ресниц. У кого дрогнули — дострели на месте. А если вши замучили, — вразумляя, втолковывал рыжий: — Берешь и прикапываешь исподнее землей. Оставляешь на поверхности кончик. Вся вошь на этот высунутый край одежды и выползет. Обирай, выщипывай насекомых. Да в костер.

— У немецких офицеров нательное белье — шелковое. И почти не впитывает кровь, — заговорил стоявший над горевшем на полу костром нахмуренный и какой-то угрюмый красноармеец. Чьи всклокоченные волосы нависали над лбом. Вокруг костра кольцом стояли гусеничные траки от танка. Поверх, на двух кусках арматуры, кипятился густо покрытый копотью чайник. Красноармеец переворачивал штыком жарящиеся на листе жести оладья. От которых по помещению разносился запах касторового масла. И продолжал разъяснять: — Их офицерское белье, светло-голубое. В запревших местах не натирает. И сыпнотифозная вошь по нему скользит и сама отваливается. А обмундирование старайтесь снимать с эсэсовцев, — в тон рыжему отметил поджаривающий оладья красноармеец: — У них шинели всегда самые теплые. И сапоги самые крепкие.

— Вот особист о таких пристрастиях прослышит, живо в штрафную роту угодишь, — лукаво предостерег «повара» красноармеец постарше, с заметной проседью в волосах. Но его почти никто не услышал. Уж больно что-то интересное травил маленький, небритый, но очень живой боец с угреватым, смуглым лицом. Который только что поплевал на бычок и вдавил его в землю.

Джульетта невольно прислушалась.

— … этикеток с бутылками на полках тьма тьмущая. Одна другой цветастее. Наш солдат в их спиртном — откуда что понимает. Потому как привык к чистейшему свекольному самогону. А выпить хочется, — одобрительный гул понимания поддержал начатый анекдот. — Чай, кофе, сто грамм за победу? Спрашивает у него местный хозяин берлинской пивнушки-харчевни, — продолжал рассказывать угреватый боец, придурковато помаргивая глазами: — А пехотный русский Ваня ему в ответ не растерялся и говорит: — Плесните мне того же самого, что тому фашистскому танку под окном, у которого башню снесло. А то, боюсь, не захмелею.

Дружный хохот качнул сгрудившихся вокруг рассказчика красноармейцев. И довольные похлопывания по плечам завершили дело.

Джульетта поймала себя на мысли, что они живут своей жизнью, погруженные во фронтовой уклад. И верят в свою Победу, как в предчувствие, больше чем она — путешествующая во времени, которой известно о ней наверняка.

Из темноты подвала чей-то голос сказал: