Читаем без скачивания Ирландские предания - Джеймс Стивенс

при этом превращались в сладкозвучное пение. Он был самым доблестным из мужчин, и самым красивым, и самым неукротимым бойцом, и самым галантным и щедрым кавалером; он был царственным победителем, этот предводитель племени фианнов[33]. Финну рассказывали, как тот был пленен, а потом освободился и как был великодушен и обрел свободу; о том, как в гневе двигался маршем со скоростью летящего орла и как налетал на врагов, словно буря, и тогда спереди, и сзади, и по бокам от него, и в стороны бежали от его ужасающего натиска орды недругов, и никто из них не осмеливался медлить, и улепетывали они во все лопатки. Рассказывали ему и о том, что, когда настал его последний час, потребовалась вся мощь Ирландии, чтобы сломить такого великого героя.

Наверняка во время этих подвигов Финн чувствовал себя рядом с отцом, он следовал за ним бок о бок и сердцем своим воодушевлял его.

Глава IV

Обе женщины хорошо обучили его бегу, прыжкам и плаванию.

Одна из них брала шипастый прутик, и Финн брал такой же шипастый прутик, и каждый пытался ударить им другого, бегая вкруг дерева.

Бегать приходилось быстро, чтобы не получить прутиком сзади, а малыш знал, каково это. Финн удирал во весь дух, чтобы избежать ударов этого колючего жала, но и несся он как стрела, когда наступала его очередь наносить удары.

Соображать приходилось быстро, потому что няньки его вдруг стали неумолимы. Они гоняли его со свирепостью, которая казалось ему похожей на ненависть, и при каждом удобном случае они славно стегали его.

Так Финн и научился бегать. Через некоторое время он мог кружить вокруг дерева, как обезумевшая муха, и какой охватывал его восторг, когда он ловко уворачивался от удара или настигал сзади ту, что хотела его стегануть! Пыхтя, он напрягал все свои силы, чтобы настигнуть только что преследовавшую его няньку и достать-таки ее своим прутиком.

Он научился прыгать, гоняясь за зайцами по кочковатому полю. Заяц взлетал кверху, и Финн прыгал вслед за ним, так они и бежали по полю, все время совершая прыжки. Если заяц уворачивался и убегал от преследовавшего его Финна, это было словно удар прутиком; поэтому через какое-то время Финну уже было все равно, как заяц закладывает свои петли и виражи, потому что он от него не отставал. Вперед, назад, туда, сюда: Финн прыгал также, как и заяц, и, наконец он наловчился выдавать такие прыжки, за которые любой заяц отдал бы свое ухо.

Соображать приходилось быстро, потому что няньки его вдруг стали неумолимы. Они гоняли его со свирепостью, которая казалось ему похожей на ненависть, и при каждом удобном случае они славно стегали его

Его научили плавать, и наверняка на первом уроке сердце у него екнуло, ведь вода была холодна, а место глубокое. Дно было видно, но над ним такая толща воды! Казалось, до дна было немерено миль! Малыш наверняка невольно вздрогнул, всматриваясь в донные камни, на которых играли и мерцали солнечные блики. Ему было до смерти страшно. Тем не менее его неумолимые няньки бросили его в воду!

Возможно, он вначале противился. Может, отступал, улыбаясь, или даже умолял оставить его в покое. Однако его просто схватили за руки и за ноги, раскачали, отпустили и — бултых! — с громким плеском Финн полетел вниз, в эту холодную, глубокую, смертоносную водную погибель, а потом пускал пузыри, фыркал и отчаянно цеплялся за все что можно, а его тянуло все вниз и вниз, а потом он внезапно почувствовал, что его вытащили.

Так Финн и учился плавать, пока не научился нырять в воду, как выдра, и скользить в ее толще, как угорь.

Вначале он пытался ловить рыбу, гоняясь за ней также, как за зайцами по кочковатому полю, но рыбы умеют чертовски ловко уворачиваться. Быть может, рыба и не умеет прыгать, но вот она тут, а через мгновение ее уже нет! Верх, низ, лево, право — для рыбы все едино. Она плывет и тут же удирает. Рывок в одну сторону, а исчезает в другом направлении. И вот она уже над тобой, а должна быть внизу, хватает за палец ноги, когда ты рассчитывал сцапать ее за хвост.

Не поймать рыбу, догоняя ее вплавь, но можно хотя бы попытаться, Финн и пытался. В конце концов он заработал скупую похвалу своих ужасных наставниц, когда смог скользнуть в волны прилива, бесшумно проплыть под водой туда, где плавал дикий селезень, и схватить его за лапу.

— Кр… — всполошился он, и тут же исчез под водой, не успев до крякать: — кря.

Прошло время, и Финн стал стройным, рослым и крепким, как молодое деревце; он был гибким, как ива, и вертким, как пичуга весной. Одна из дам наверняка замечала: «Он хорошо развивается, моя дорогая», а другая отвечала, как и полагается суровой тетке: «Он никогда не будет также хорош, как его отец», но их сердца, должно быть, были полны решимости, переполнялись гордостью, когда они по ночам, в тишине и под покровом тьмы, думали об этом сгустке живой энергии, которую они создали, и о его милой, прекрасной головке.

Глава V

В один из дней его опекунши взволновались, но к своим разговорам Финна не допускали. Утром пришел какой-то человек, мужчину накормили, но во время трапезы Финна прогнали от стола, словно он был цыпленком. Когда же незнакомец вновь отправился в путь, женщины некоторое время сопровождали его. Когда они проходили мимо Финна, мужчина поднял руку и преклонил перед ним колено.

— Мое сердце с тобой, юный господин, — сказал он Финну, и он сразу сообразил, что может заполучить не только сердце этого человека, но и его обувку, или сами ноги, и вообще все, что ему принадлежало.

Когда женщины вернулись домой, вид у них был таинственный, и они о чем-то шептались. Они приказали Финну зайти в дом, а через некоторое время выставили его вон. Они ходили