Читаем без скачивания Книга формы и пустоты - Рут Озеки
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом они занимались любовью, а после, когда они лежали на скомканных простынях, она шепотом на ухо пересказывала ему текст песни, а он курил косяк и, выловив у нее розовый локон из массы золотистых, накручивал его себе на палец.
Ду бист майн либлинг – вот!
Теперь любой поймет,
Что для меня ты просто вундершен!
– Вундершен? – переспросил Кенджи.
Она с любопытством смотрела, как его губы выговаривают незнакомое слово. Кожа его лица была гладкой и чистой. Она понятия не имела, сколько ему лет; она почти ничего о нем не знала.
– «Ты чудесная», – шепотом перевела она и покраснела. – Или «красивая». На самом деле и то, и другое сразу. «Чудеснокрасивая». В немецком языке слова как бы склеивают вместе. В песне это парень говорит девушке.
Кенджи удивился и приподнялся на локте. Грудь у него была узкая, но мускулистая.
– Так это парень говорит?
– Он говорит девушке, какая она красивая, на разных языках, – покивала Аннабель.
Сказать бы мог я «белла», «шен» и «тре жоли»[11],
Их либе дих, а ты? Меня ты любишь ли?
– Белла? Но это же твое имя! Я должен был спеть эту песню для тебя. – Кенджи потянулся к ней и отвел локоны с ее лица. «Белла, Белла», – пропел он ей в шею, и когда его губы заскользили по ее горлу, она выгнула спину и закрыла глаза. «Вундер…», – шептал он, забирая в ладони ее большие круглые груди и нежно впиваясь губами поочередно в каждый сосок, – «…шен».
Если граница, где заканчивается «я» и начинается «ты», проходит по поверхности тела, то в ту ночь они сделали все, что могли, чтобы нарушить ее. Для Аннабель это был новый опыт. Секс у нее и раньше был, но ее участие в этом акте всегда было вызвано не столько желанием, сколько смирением. Секс для нее был просто тем, чем принято заниматься в какой-то момент после определенного количества свиданий, ужинов или бокалов вина. В отношении Аннабель «заниматься», может быть, не совсем подходящее слово, поскольку она при этом, в общем, ничего не делала. Оно как-то само происходило, где-то там, отдельно, независимо от ее действий или их отсутствия. Удовольствие никогда не играло решающей роли, хотя у нее были и свои радости в виде долгожданного избавления от дискомфорта после завершения процесса.
Но секс с Кенджи оказался совсем другим. Физически он был полной противоположностью мужчинам, с которыми она обычно спала, – крупным, напористым мужчинам, типа ее отчима, с тупыми хваткими пальцами, потными лицами, на ощупь похожими на наждачную бумагу. Ей было шестнадцать лет, когда он начал приходить к ней в комнату, а может быть, и пятнадцать. То был год, когда ее мать лежала в онкологии, и воспоминания Аннабель о тех временах уже поблекли, но некоторые моменты она никогда не забудет. Звук его шагов в коридоре. То, как прогибалась кровать, когда он садился на край. Запах алкоголя и пот, который капал с его головы ей на лицо. Когда мать умерла, Аннабель ушла из дома; но хоть она и сбежала от отчима, ее следующие мужчины были похожи на него. А вот Кенджи не потел. Он был опрятным, гладким и сухим, с тонкими пальцами музыканта и тонким, нестрашным пенисом. Вдобавок ко всему он был меньше ее ростом, что поначалу вызывало у нее чувство неловкости. Привыкшее к подавлению тело Аннабель казалось ей самой слишком большим для него, а собственное желание – незнакомым и неуместным. Но то, как Кенджи занимался с ней любовью, все изменило, и к тому времени, когда они закончили, она чувствовала себя именно так, как надо – очень нескромно, но самым прекраснейшим образом. Он был без ума от нее, он так ей и сказал. Ведь она была самой красивой женщиной на свете. Так он подумал, когда в первый раз увидел ее на сцене; а потом, когда она позвала его за свой столик и позволила угостить ее выпивкой, Кенджи понял, что он самый счастливый мужчина на свете.
– Это я должна была угощать тебя выпивкой, – сказала она наутро. – Ты ведь просто спас меня.
Они завтракали на кухне, и он сидел на том самом деревянном стуле с ручной росписью, который принимался стонать и скрипеть, когда на него садился Джо, но теперь спокойно держал Кенджи, пока он намазывал маслом тост. Аннабель невольно вспомнила сказку о трех медведях и подумала, что ее стул, очевидно, идеально подходит ему, как и ее стол. Как и ее тело. Дожидаясь, когда закипит кофе, она прислонилась к столику и смотрела на Кенджи. Его длинные и густые черные волосы спадали на плечи. Он слизнул джем с пальцев и отрицательно покачал головой.
– Да нет, – сказал он. – У тебя же классно получилось. Ты очень хорошая певица.
Аннабель задумчиво улыбнулась.
– Когда-то в детстве я пела в церковном хоре, но потом перестала. Мне страшно выступать перед людьми, да и голос у меня недостаточно сильный. Джо это знает. Он просто решил сделать мне гадость.
– Джо – твой парень? – спросил Кенджи.
Она в ответ неопределенно пожала плечами, и он сделал руками широкий жест, заключив в него и тост, и кухню, и их обоих.
– Думаю, он рассердится…
– Ну и пусть, – сказала она. – Он за многими бегает. Пусть злится, я все равно собиралась порвать с ним отношения. Он потому и вытащил меня петь. Он знал, что я провалюсь, и у меня бомбанет, но и мне самой нужен был этот спектакль, как повод, чтобы уже точно порвать с ним, понимаешь?
Кенджи мало что понял, он разобрал только слово «бомба».
– Нет. Ты не бомба, – с улыбкой сказал он. – Ты… как это сказать… БУМ!
Он изобразил звук взрыва и показал, как что-то взлетает в небо, а потом падает обратно на землю в мерцающем ливне искр.
– Фейерверк?
– Да! – он просветлел лицом. – Ты ракета!
Следующей ночью