Читаем без скачивания Менуэт святого Витта, Властелин пустоты - Александр Громов

Несмотря на умытый блеск металла, лодка была старая. Вмятины на корпусе, оставленные камнями порогов, были аккуратно выправлены, загрунтованы, залиты самодельным пластиком, выровнены заподлицо с обшивкой и тщательнейшим образом отшлифованы и отполированы. Этой работы Питер не доверял никому — гнал всякого, кто осмеливался приблизиться с доморощенными советами. За время экспедиции на днище прибавилось несколько свежих царапин, но Питер считал их несущественными.

Точнее, ему хотелось так считать.

Эту ночь всем троим предстояло провести под лодкой на голом, полого сбегающем к реке склоне, усеянном выпирающими из лишайника валунами. Выше начинался уходящий за вершину холма чахлый полулес-полукустарник, но никто не выразил желания в нем заночевать. Питер все же не поленился обследовать его и, вернувшись, сообщил, что опасности нет. Двое младших — мальчик и девочка, — вымотавшиеся за день, встретили это сообщение почти равнодушно.

Нужно было торопиться: еще час назад стало ясно, что надвигается дождь. Лодку вытащили далеко на берег и, перевернув, укрепили камнями. С нижней стороны склона под бортом оставили лаз, а с верхней навалили земли и лишайника, чтобы под нее не затекали дождевые струи. Когда огромный бледно-желтый диск спрятался за холмы и в распадке вспыхнул и сгорел ослепительный зеленый луч, ночлег был готов. Питер успел еще сбегать разведать следующий порог, а на обратном пути отыскал в ручье целую гирлянду водяных сосулек. Они съели их сырыми, потому что туча уже накрыла небо и блуждать среди кремнистых стволов в поисках горючего кустарника для костра было поздно. Сырые сосульки резко и неприятно пахли, и Йорис поначалу даже отказался их есть, несмотря на голод, но Питер рассказал, как однажды прожил на реке неделю, питаясь только ими, правда, чуть не умер, — только тогда Йорис зажмурился и осторожно откусил первый кусочек. Сосулька зашипела и принялась извиваться. «Ешь!» — раздался окрик, и Йорис, торопясь, проглотил свою долю. Насмешек он сносить не желал. Вера не привередничала. Она уже была один раз в экспедиции, в тот раз тоже не хватило еды. Девочка молча радовалась, что Питер разыскал сосульки, он молодец, всегда что-нибудь найдет, сосульки еще не самое худшее, они ничего, только после них щиплет во рту и нельзя сразу пить, плохо будет… Дождь пришел вместе с яростными порывами холодного ветра, тогда Питер вынул два оставшихся химпатрона для спальных мешков и отдал их Вере и Йорису. Уже лежа под лодкой — Питер в носу кокпита, Вера посередине, а Йорис под кормой, — они заговорили о том, откуда берется этот дождь. Должно быть, теплое течение на севере уже размыло шельфовый ледник и теперь там море, но чтобы это проверить, нужно туда добраться. «Полторы тысячи километров?!»— с ужасом и восхищением спросил Йорис. — «Чуть больше», — подумав, заметил Питер.

Он почти не спал в эту ночь, потому что у него не осталось ни одного химического патрона. Слыша, как по днищу лодки хлещет дождь, Питер думал о том, что завтра, если повезет, он будет спать в тепле; эта мысль долго не отпускала его, но совсем не грела. Тогда он прогнал ее и стал размышлять о том, чем все это должно кончиться. Четырнадцать экспедиций только за последние восемь лет… нет, даже пятнадцать, если считать ту, неудавшуюся в самом начале, когда утонула Астхик и все, ну почти все, пришлось начинать сначала, заново доказывать сперва себе, а потом всем остальным то, что и так ясно.

Впервые им удалось столь далеко забраться на север. Почти на триста километров, если считать по прямой. По рекам и ручьям, разумеется, выходило больше. Перед водоразделом пришлось оставить лодку и дальше двигаться пешком, потому что удобный волок, тщетно разыскиваемый прежде, не был найден и теперь. Обратно на водораздел вышли почти без сил от усталости и голода, но результаты экспедиции того стоили.

На сей раз он взял с собою этих двоих. Он мог бы взять и четверых — в кладовке «Декарта» хранились еще два спальных мешка, а Диего обещал подзарядить еще десяток химпатронов, — но сразу четверых работников Лоренц не отпустил бы ни при каких обстоятельствах.

Дождь сменился мокрой крупой. Питер по звуку определил, что на днище лодки нарастает ледяная корка. Он немножко помечтал о том, чтобы наконец пошел настоящий снег, навалил сугроб и стало тепло, но снег обманул, как обманывал всегда, снова забарабанили капли, и тогда Питер, пытаясь отвлечься, начал рисовать в уме карту этих мест — безымянная река с безымянными притоками, петли, развилки, протоки, острова… Он шел от устья вверх, к истокам. Змеящаяся синяя нить сужалась. Вот она запетляла в болоте — там много старых проток, почти сухих, и, наверно, река каждый год промывает в торфяниках новое русло. Питер вносил поправки. Вот крупный левый приток. Ряд коротких черточек поперек синей нити — цепочка порогов в верхнем течении. Целая сеть рукавов, как разлапистая пятерня, разбегающаяся пальцами к водоразделу, — и не скажешь сразу, где собственно река. Вот этот, крайний, совсем не исследован — судя по карте, он ведет в маленькое болото, питаемое, скорее всего, грунтовыми водами, зато от второго справа притока, на котором завал из незнакомых деревьев, толстых как бочки, и очень неудобный обнос, отходит любопытный ручей, вероятно, доступный лодке при высокой воде. Хорошо бы дождаться паводка, чтобы подняться по ручью прямо к водоразделу… сидеть и ждать затяжного дождя и чтобы пища была и тепло, а Стефана не было, и каждый вечер ходить смотреть надоевший зеленый луч…

Глупости. Никому это не нужно.

Питер улыбнулся, услышав, как Йорис мучительно простонал во сне. Парнишка еще не понял… А вот Вера догадалась, она сообразительная. Результаты экспедиции не в нескольких нанесенных на карту ручьях и болотцах, хотя и это важно. Главный результат — вот он, лежит под боком и, кажется, даже греет — две прозрачные фляжки с темной маслянистой жидкостью. Йорис не понял, что они означают, а Лоренц поймет сразу. Он чует опасность издалека, как осторожный зверь.

Уже скоро, Стефи. Немыслимо больше ждать.

К утру он сильно замерз и выполз из-под лодки. Светало. Туча ушла. Дождь кончился совсем недавно, стылая земля вся была пропитана ледяной влагой. Лязгая зубами, Питер заставил себя отбежать метров на сто вверх по склону и там заплясал, запрыгал, заколотил окоченевшими ладонями по бедрам и заду. Сейчас он ничем не напоминал привычного всем Питера, а был похож просто на продрогшего до костей мальчишку, каковым являлся в действительности, и отчетливо сознавал это. Он напряг мышцы, тихонько зарычал, силясь унять дрожь и ненавидя себя за нее. Оглянулся. Его не должны были увидеть в таком состоянии, к счастью, младшие еще спали, а значит, можно было хоть немного пожить простыми желаниями. Он быстро справил нужду, бегом перевалил через холм — бегом, скользя в промоинах, спустился в распадок — повернул — бегом понесся вверх — повернул — опять бегом вниз. Мокро блестели седые валуны, попадались кости вымерших животных, давно обглоданные лишайником и выбеленные временем. Лес был как лес: кремнистые несгораемые деревья, сумев как-то выжить, перестали расти и завязались узлами. Листьев на деревьях почти не было. Хилый горючий куст, запустив под валуны жесткие корни, целился в небо прямыми в струнку ветвями. Хвоя на нем уже не росла, а та, что росла когда-то, пошла на корм лишайнику, однако куст был жив и даже затрепетал при приближении человека, словно пытаясь вырваться из плена земли и удрать. Наверно, чувствовал, что пойдет в костер. Питер усмехнулся: куст понял все правильно.