Читаем без скачивания Несостоявшаяся смерть - Исмаил Гасанбейли

Похожее, по преданию, происходило и с самой Страной. Когда она была заворожена Идеей, люди крепли духом, наливались силой, присущей тем, кто несет в себе знание чего-то особенного. Страна планировала большие задачи и именно такие лица ею были востребованы, когда же она заболела и население потеряло ориентиры, худшие стали считаться лучшими, черное – белым, а белого и вовсе не стало, а то, что оно было заменено на серое, никто не заметил. Новые болота дурно пахли, и люди начали отворачиваться от земли и уходили кто куда, а в основном просто в себя. Так как нет худа без добра, то заодно и выяснилось, что в людях особой нужды и нет, и никто им не стал препятствовать.

С болотизацией боролись отчаянно, забрасывая особо опасные места трупами политических заключенных, и таким образом параллельно решая две задачи: останавливали болота, – а они, когда в них бросали трупы, на самом деле на какое-то время останавливались, может быть, для того, чтобы переварить их, – и избавлялись от трупов, которых девать все равно было некуда.

Чудесным образом болотные испарения не оказывали никакого воздействия на трубы, по которым Страна гнала сырую нефть за границу, и железные дороги, по которым везли вырученные за нее деньги (спустя годы таким же чудесным образом война обходила важные объекты, вроде публичных домов, самодельных нефтеперерабатывающих установок и заводов по производству стали и алюминия, и это никого не удивляло). Какое-то время бурно развивался туризм, многие приезжали из разных, иногда из самих дальних стран, чтобы хоть бы краешком глаза посмотреть на бескрайние болота, хоть один раз вдохнуть их вонь. Одни сравнивали эти болота со своими, другие прибывали за опытом, вооруженные соответствующим записывающим и запоминающим снаряжением, как бы такие же соорудить у себя или наоборот, как бы такое не допустить, но все ходили, цокали языками, поражаясь масштабам разложения. Постепенно интерес был удовлетворен и иссяк, и дальше Страна долго гнила в одиночестве.

Когда он начал работать в секретной организации, болотизация только-только начиналась, но была заметна лишь тем, кто пытался смотреть в корень и кому было дано видеть. Такие люди же вели себя по-разному, многие просто молчали, чтобы не вносить диссонанс в ладно звучащую симфонию царившего в стране единодушия, были такие, кто что-то говорил, а некоторые и вовсе кричали, призывая одуматься, пока не поздно, и начать сушить почву, оздоравливать землю, принять хоть какие-нибудь меры, чтобы локализовать болезнь. Сначала их никто не слышал, а когда разобрались, что они кричат, не нашли ничего лучшего, чем заткнуть им рты, что удалось довольно-таки легко – по традиции одних объявили врагами, других героями, третьих записали в сумасшедшие, а иных – в ведьмы с дальнейшим сожжением на костре. Справились со всеми, но от этого болот меньше не стало. Тогда все только начиналось, и на фоне огромных просторов болота не были особо видны, поэтому власть, разумно рассудив, что на ее век здоровых земель хватит, махнула на них рукой.

Страна имела еще одну почему-то очень стойкую особенность – ее правители пользовались услугами весьма и весьма специфически мудрых советников, которые в своих предсказаниях всегда оказывались правы, но на очень короткое время. Например, могли сказать, что в ближайшее время землетрясения не будет, а когда землетрясение случалось через три дня, то с гордостью заявляли: говоря «в ближайшее время», мы и имели в виду эти три дня. Советники эти пользовались большим уважением, хотя и занимали несколько отстраненную позицию по отношению к генеральной линии Самой Главной организации. Они могли безнаказанно критиковать, высказывать свое иногда существенно отличающееся от общепринятого мнение, при этом регулярно удостаивались всевозможных премий, государственных наград в области искусства, литературы, науки, что вполне объяснимо, ведь советники выполняли роль жрецов – подмастерьев пророков. Пророками выступали сами правители, раз в несколько лет излагающие пространные программы, которыми должна была руководствоваться Страна. А советники своими вроде бы революционными высказываниями готовили людей к правильному восприятию программ, имеющих универсальный характер: здесь расписывалась процедура жизни всех и каждого, в них можно было найти ответы на все вопросы – от политических до кулинарных, их цитировали в повседневной жизни, по ним гадали, пытаясь заглянуть в прошлое и определить будущее, на их основе сочиняли романы, поэмы, по ним защищали диссертации и обрастали учеными званиями, определяли время сева зерновых и уборки урожая корнеплодов, на них ссылались даже влюбленные в частной переписке, считалось модным использовать выдержки из них в качестве эпиграфов к философским эссе и особенно к стихам. Вроде бы всех такое положение вещей устраивало (точно утверждать это, конечно, невозможно, так как никого не спрашивали), а с болотным запахом смирились, тем более что говорить о болотизации было объявлено дурным тоном. Новые поколения вовсе полагали, что Страна географически всегда состояла из болот, и особо не беспокоились, к тому же молодежь другого запаха, кроме болотного, и не знала, так что воспринимала его как самый что ни на есть нормальный.

Он находился среди тех, кому было доверено, кто своим ежедневным трудом должен был мирным путем противостоять наступлению болот. К трупам он отношения не имел, занимался, как это называлось в их организации, текучкой, выявлял дегенератов, мешающих строить светлое будущее. Надо сказать, что в этом вопросе он весьма преуспел, да так, что его все чаще отправляли на ответственные задания, а однажды руководитель организации лично поручил ему присматривать за своими коллегами, мол, враг не дремлет и может завестись где угодно. Правда, через некоторое время этому же начальнику его усердие не понравилось, особенно когда он письменно, в форме рапорта, поделился с ним своими наблюдениями в отношении соратников. Прочитав рапорт, тот отстранил его от оперативной работы, выделил кабинет в самом глухом углу здания, в бывшей комнате для кучеров, где не было ни одного окна, и поручил заниматься канцелярскими делами, иначе говоря, попросту перекладывать бумаги с места на место. Спустя три десятка лет тот руководитель покончил жизнь самоубийством и не оставил предсмертной записки, что привело ко всяким пересудам. Люди не верили, что такой сильный человек в самом расцвете сил мог безо всякой на то причины покончить с собой. Но нашелся преподаватель университета, время от времени печатавшийся в различных изданиях по проблемам истории Самой Главной организации, который подвел под самоубийство доказательную базу, объяснив это внутренними психологическими проблемами покойного, собрал свидетельства очевидцев – родственников, друзей, любовниц, просто приятелей, знающих его давно, большинство которых к тому времени за разные преступления находились в заключении, и те подтвердили его догадки. Дальше уже журналисты подхватили идею и развили так, что ни у кого никаких сомнений не осталось.

Страх же, который он почувствовал после отстранения его от выполнения основных обязанностей, был настолько сильным, что и через многие годы, оказавшись в опале, он сравнивал свое состояние только с тем периодом жизни, когда, сидя в глухом кабинете, прислушивался к каждому шороху в ожидании, что за ним придут. Никто не приходил, не заходил, не вызывал, видимо, сговорившись, товарищи по работе образовали вокруг него вакуум, и когда понял, что опасности как таковой нет, успокоился. Он не нуждался в общении, ему достаточно было общения внутри себя. Но однажды утром, когда направлялся к себе в кабинет, один из пожилых сотрудников, о котором в своем рапорте он отзывался особенно нелицеприятно, неожиданно тепло поздоровавшись с ним, попросил «не в службу, а в дружбу» сходить за папиросами. Он не без удовольствия согласился, восприняв эту просьбу как начало восстановления отношений, и весь день ждал, когда его вызовут и вернут в старый кабинет. В кабинет не вернули, но просьбы начали сыпаться как из рога изобилия, каждый день по нескольку раз его просили то об одном, то о другом. Просьбы были пустяковые, опять же за папиросами сходить, пирожки купить, отнести, принести, дошло до того, что уже не просили, поручали. Отказать никому не мог, все надеялся, что таким образом ему удастся вернуть расположение товарищей по работе. К концу второго месяца подобной службы он решил уволиться, но перед этим зашел к тестю посоветоваться.

Зашел будто бы по пустяковому делу, не стал ничего рассказывать, просто между делом попросил замолвить за него словечко перед вышестоящими начальниками, просто упомянуть о нем как о своем родственнике, заявив о своей готовности взять фамилию жены. Несколько обескураженный этим тесть сказал, что не видит в этом никакой необходимости, и предложил поступить на высшие курсы повышения квалификации, естественно, при его содействии, так как курсы были особые и туда принимали неоднократно проверенных людей. Ничего лучшего на тот момент придумать было нельзя, и всего лишь через два года он вернулся в свою организацию в ранге начальника. Так началась его карьера руководящего работника, его стали приглашать на всевозможные высокие совещания, поручали выступать с докладами, ставили в пример как самого молодого руководителя.