Читаем без скачивания Крест Империи - Яна Завацкая

— Да постриги, конечно, золотце…

Обратный путь - еще медленнее, еще тяжелее. Йэн навалился на Элис всем весом, она замерла под тяжестью, уперев ноги, стараясь на ногах удержаться, пока Крис быстро-быстро перестилала постель, укладывала подушки - две, три. Так, чтобы полусидя. Так легче сердцу. Йэна осторожно уложили. Он замер, закрыл глаза. Совершенно неподвижно, бело-синее лицо, страшное - Элис такого цвета лица никогда не видела даже. А вдруг он… страх шевельнулся в душе. Йэн взмахнул ресницами.

— Спасибо, девочки. Раздавил я вас, наверное. Я же здоровенный, как слон.

Марта так и работала после высшей ступени на кафедре той же Школы, теперь она называлась "академия лингвистики". Преподавала харванский, писала какую-то там научную работу. У нее был муж - не слишком удачливый программист, и дочка трех лет, с которой сидела бабушка - садики теперь и в Эдоли стали дорогие.

Мирс семью еще не завела. Закончив летную школу, ни разу не полетала даже на атмосферном истребителе - какой там космос?

— Парням еще есть какой-то шанс, - рассказывала она чуть грубоватым низким своим голосом, потягивая пиво, - а нам… можно забыть. В прошлом году передачу делали, нас с Аринель снимали, журналистка вся на дерьмо изошла - ах, какие глупые девушки, наверное, они хотят таким образом самоутвердиться, доказать, что они не хуже мужчин, наверное, они феминистки и таким образом это… сублимируют свои комплексы, во. Вот я лично - то есть она лично - не могу спать спокойно, если я думаю, что мой покой бережет пилот, у которого в данный момент, может быть, месячные, гормональные сбои, и вообще… сука, короче.

— Гм, - для Элис такой подход был новостью, - то есть они хотят теперь доказать, что женщинам летать нельзя?

— Ну, Элис, ты давно у нас не была, - сказала Марта, - женщинам много чего нельзя. Мы, оказывается, вообще неполноценны, представляешь? У нас перепады гормонов и настроения, мы непредсказуемы, и больше половины профессий нам в принципе недоступны… У меня вот женская профессия, так я и то чувствую себя виноватой - надо вообще не работать, а сидеть дома с ребенком. Если бы муж на всех зарабатывал, я бы сидела.

— На самом деле у нас энергетический кризис в стране, половину станций же позакрывали в связи с якобы экологической опасностью… водородной смеси не хватает, она дико дорогая. Мужчинам еще дают летать… два раза в год. А нам можно было забыть. Я сейчас на экономическом учусь. Работаю охранником, благо, ты же знаешь, по кьянгу я мастер. По ночам работаю, днем учусь. Дорого… Но потом буду нормальные бабки зарабатывать.

Подруги сидели в "стекляшке" - кафе не закрылось, его даже модернизировали, и ассортимент стал шире. Взяли сарки - маринованное прожаренное мясо, по бутылочке пива. Марта, правда, стеснялась, выяснилось, что денег у нее на мясо не хватает, но подруги уговорили, что уж ладно, угостят…

Осень бушевала за хорошо промытым стеклом, листвой зашвыривала парковые аллеи, багрянцем и золотом слепила взгляд. Сарки были сочными и вкусными, пиво - чуть горьковатым. Было легко. Девчонки, свои - как будто и не расставались. Как будто и не изменилось ничего.

Мирс все такая же - черные жесткие волосы колечками, блестящий живой взгляд. И Марта такая же - изящная, талия тонкая где-то уже на грани возможного, хоть в фотомодели иди, косметика наложена умело и почти незаметно. Костюм - опять же, сидит естественно, как будто она в нем родилась, однако женский взгляд уловит и элегантность, и вкус, и то, что сшито, видимо, самостоятельно из недорогой ткани - однако выглядит будто коллекционная вещь.

— Тетеньки, а вы когда допьете, мне бутылки отдадите? - еще один клоп. На этот раз чернявый, возможно, беженец из Кари. Элис напряглась.

— Ты иди пока, - Мирс кинула ему монетку, - попозже подойдешь, отдадим.

— Спасибо, - мальчик исчез.

Элис выдохнула.

— Не могу… я этого не могу видеть.. ведь это же дети! Где они живут, на улице?

— Ну зачем на улице? - неторопливо сказала Мирс, - как правило, они входят в какие-нибудь банды… живут в заброшенных домах, мало ли где. В подвалах. Скорее всего, он попрошайничает не для себя. Вечером сдает взрослым добычу, а то побьют.

Элис дернулась. Невыносимый стыд снова жег ее - вот она тут сидит, взрослая, сытая, лакомится и пьет пиво, а рядом стоит маленький мальчик… и ждет, когда она допьет, чтобы сдать бутылку и получить за это деньги… а то его побьют вечером.

— Господи, - она закрыла лицо руками, - я не могу, не могу! Так же нельзя жить!

Мирс мрачно посмотрела на нее.

— Ладно, пошли отсюда.

— А как можно? - спрашивала Марта, - а что ты предлагаешь? Вернуться к прошлому? Чтобы опять все строем ходили?

Они шли по дорожкам парка, усыпанным листопадом. Элис растерянно ворошила листья ногой.

— Ну хотя бы… лучше уж к прошлому, чем так!

— И пусть опять сажают, расстреливают, да?

— Но Марта… в наше время это уже все было не так страшно… это было редко, и невинных не сажали.

— В наше время! Но это всегда могло вернуться, не так ли? Ведь главное - это строй. Захотелось кому-то наверху закрутить гайки, и…

— Слушай, - сказала Элис, остановившись, - да лучше уж пусть так! Я даже согласна, чтобы меня лично посадили… но ведь это же дети!

— Но у тех, кого репрессировали, тоже были дети…

— И они вырастали в школах, получали образование…

— Как сироты! И над ними издевались в этих школах… Это у нас еще были родители, с нами как угодно не поступишь - а ты знаешь, что творилось в сиротских интернатах?

— Сирот полно и сейчас, но тогда не было беспризорных детей. Не было! И все дети нормально вырастали.

— Да как ты можешь такое говорить! - Марта чуть не плакала, - неужели ты считаешь эту Империю нормой? Неужели так и надо жить?

— Не знаю, - Элис положила руку на плечо Марты, стараясь успокоить, - не знаю, но ведь то, что сейчас - это тоже ненормально…

— Это временно! Потом будет лучше! Ведь мы же уже все как-то устроились, все живут, никто не умирает с голоду… из приличных людей. Конечно, алкоголики… те, кто сам виноват… Ну ехали бы в деревню, там полно незанятых домов, огород бы выращивали.

Но как ты можешь такое говорить! Ты знаешь, что мой дедушка умер на Элейиле, в лагере? Ты… Нет, я даже не могу о таком думать!

У Марты все-таки навернулись слезы на глаза.

— Почему раньше тебя это так не волновало? - спросила Элис, - в школе? Почему в школе ты верила в Империю, ты была даже активисткой общественной работы, ты писала такие сочинения… почему?

— Да потому что все верили! - выкрикнула Марта, - потому что я была маленькая и глупая!

— А может, наоборот, потому что сейчас ты услышала что-то другое… и изменила свою точку зрения?

Мирс все это время не принимала участия в разговоре. Она просто шла рядом, глядя куда-то в сторону, время от времени начиная насвистывать популярный мотивчик.

— Да у нас в семье, если хочешь знать, все были рады тому, что об этом наконец-то заговорили…

— Не знаю, Марта. У нас всегда говорили об этом. Это не было секретом ни для кого, понимаешь? В маминой семье от репрессий пострадала ее двоюродная бабушка, правда, она занималась колдовством и кажется, даже ереси какие-то распространяла. Ее посадили. Мы все об этом знали, это не было секретом. Мы просто с этим жили. Ну и что, ну посадили, так что теперь, только об этом и думать? Это было давно. Что же теперь, мстить, что ли?

— Но это нельзя, нельзя было замалчивать!

— Марта, но я же говорю - а кто замалчивал? В каждой семье такую историю знали, и жили однако, мирились с этим… работали, растили детей. Зачем было все разрушать-то?

— Мирились? Вот и домирились, - Марта, кажется, совсем вскипела, - я просто поражаюсь тебе, Элис! Я тебя не узнаю! Неужели ты, ты ведь всегда была такой милосердной, такой правильной… как ты можешь призывать к возвращению этой ужасной Империи! Неужели тебя не волнует то, сколько народу погибло…

Элис и сама чуть не плакала. Она боялась посмотреть на Мирс - если еще и Мирс поддержит Марту… тогда, наверное, только и останется - уйти и больше никогда с девчонками не встречаться. Но Мирс молчала, глядя в сторону. Слишком долго молчала.

Слишком больно все это. Потому что ведь и Марта-то права. Разве можно мириться и спокойно замалчивать такие факты? Хотя… кому стало легче оттого, что их вытаскивают на свет Божий и перетряхивают - мертвым уже все равно.

Свобода. Зарево рассвета.

Свой бизнес делает страна.

А мертвецы лежат под снегом.

И тишина.

Слишком болезненный, тяжелый вопрос. Что хуже - репрессированные за свою веру, отличавшуюся от официальной, или же - бездомные дети? Для себя Элис однозначно решила, что бездомные дети - хуже. Да ведь и не только дети! А старушки нищие - сколько их? А те, кого обманом выжили из квартир-блоков, живущие теперь прямо на улице, интересно, что они делают зимой? Элис уже видела шалаши и землянки на пустырях. Нет… в тюрьме по крайней мере кормят. И все это было не в таких масштабах, как сейчас - нищета.