Читаем без скачивания Перегрузка - Артур Хейли

Иветта помнила, как Георгос и трое других революционеров до слез смеялись над процессом Патти Херст, смеялись над тем, как истеблишмент в праведном гневе казнит одного из своих, казнит не за преступление, а за измену ему, истеблишменту. Конечно, как сказал потом Георгос, если бы в том конкретном случае Херст оказалась бедной или черной, как Анжела Дэвис, судьи отнеслись бы к ней с большим сочувствием.

Херст “не повезло”, что у ее старика были деньги. Иветта хорошо помнила, как их группа смотрела телевизор и расходилась каждый раз, когда начинались репортажи о процессе.

Теперь она сама совершила преступление. Сама мысль об этом вызывала у Иветты страх. Он распространялся, как раковая опухоль, пока не заполнил каждый час ее жизни. Совсем недавно она поняла, что Георгос больше не доверяет ей.

Она замечала, как странно он смотрит на нее. Он стал скрытен, ничего не рассказывал о своих делах. Иветта чувствовала, что становится ненужной ему.

Именно тогда, сама не понимая зачем, Иветта начала подслушивать разговоры и записывать их на магнитофон. Это было нетрудно. У Георгоса была подходящая аппаратура, и он показал Иветте, как ею пользоваться. Магнитофон был в другой комнате, а в мастерской она пристроила скрытый микрофон и таким образом записывала разговоры Георгоса с Бердсоном. Вот так, прослушивая позже пленку, она узнала об этих бомбах в огнетушителях в отеле “Христофор Колумб”.

На кассетах, которые она отдала негритянке, были именно эти разговоры Георгоса с Бердсоном.

Зачем она это сделала? Даже теперь она не знала этого точно. Это не было сознательным поступком, тут нечего себя обманывать. Ее не волновала судьба тех, кто находился в отеле, они были так далеки от нее. Возможно, она хотела спасти Георгоса, спасти его душу (если только она у него была, если она вообще была у кого-то из них), спасти от той ужасной вещи, которую он собирался сделать.

Голова Иветты болела. Так всегда бывало, когда она слишком много думала.

Все-таки ей не хотелось умирать!

Но она знала, что должна это сделать.

Иветта посмотрела вокруг. До сих пор она не замечала, где идет, и теперь поняла, что успела пройти больше, чем ей казалось. То место, куда она стремилась, уже было видно, до него оставалось совсем немного.

Это был небольшой холм, располагавшийся намного выше города. Местные жители называли его Одиноким холмом. Название было подходящим, так как туда ходило мало народу; поэтому-то Иветта его и выбрала.

Город кончился. Последние две сотни ярдов, когда уже закончилась улица и не было домов, надо было подниматься вверх по крутой узкой тропинке. Это расстояние она прошла медленно, и все-таки пугающая ее вершина приближалась слишком быстро.

До этого день был светлым, теперь же сильный холодный ветер нагнал тучи. Иветта дрожала. Оглянувшись, она увидела внизу за городом океан, казавшийся серым и мрачным.

Иветта села на траву и во второй раз открыла свою сумочку. Первый раз в баре она достала оттуда магнитофонные кассеты.

Из сумочки она вынула тяжелое по весу устройство, которое взяла несколько дней назад в мастерской Георгоса и припрятала до сегодняшнего утра. Это был удлиненный подрывной заряд для проделывания проходов в проволочных заграждениях и минных полях, простое, но эффективное устройство – пачка динамита внутри отрезка трубы. Труба была запаяна с обеих сторон, но на одном ее конце было маленькое отверстие для капсюля. Иветта тщательно вставила капсюль и, как учил ее Георгос, присоединила к капсюлю короткий фитиль, который торчал теперь из трубы. Фитиль был рассчитан на пять секунд – достаточно большое время.

Иветта опять полезла в сумочку и нашла маленькую зажигалку.

Пока она возилась с ней, руки ее тряслись. Огонь трудно было зажечь на ветру. Она положила бомбу и заслонила рукой зажигалку. Щелчок – и огонь загорелся.

Теперь она с трудом подняла бомбу, потому что дрожь охватила уже всю ее, но ей удалось поднести конец фитиля к огню. Фитиль загорелся сразу. Одним быстрым движением Иветта отбросила зажигалку и прижала бомбу к груди. Закрыв глаза, она думала о том, что это должно быть небольно…

Глава 4

Закончился второй день съезда Национального института энергетики. Все официальные мероприятия дня были завершены. Залы отеля опустели. Большинство делегатов и их жены – некоторые приехали с семьями – находились в своих номерах и люксах. Одни развлекались выпивкой, другие уже спали.

Некоторые отправились в путешествие по городу – по барам, ресторанам, дискотекам, кабакам со стриптизом. Но даже они уже начали возвращаться в отель, а к двум часам, когда закроются все ночные заведения, вернутся и остальные.

– Спокойной ночи, герои. – Ним поцеловал Леа и Бенджи и выключил свет во второй спальне их люкса, где спали дети.

Леа уже почти заснула и пробормотала что-то невнятное. Бенджи, пребывавший в более веселом настроении, хотя было уже далеко за полночь, сказал:

– Пап, жить в отеле по-настоящему здорово.

– Однако требует немалых расходов, – сказал Ним. – Особенно когда некто по имени Бенджамин Голдман подписывает чеки прямо в номере.

Бенджи захихикал:

– А мне понравилось.

Ним позволил Бенджи подписать счет за завтрак сегодня утром, а вечером Бенджи и Леа заказали обед в номер, пока Ним и Руфь были на приеме, который устраивал НИЭ. Позже вся семья отправилась в кино, откуда они вернулись только что.

– Теперь спать, – сказал Ним. – А то рука, которой ты подписываешь, будет завтра не в форме.

Руфь, слышавшая разговор через открытую дверь спальни, улыбнулась, когда Ним вошел.

– Я могла бы сказать об этом и раньше, – сказала она. – Но я думаю, ты и сам знаешь, что дети обожают тебя.

– Разве только они?

– Ну… – Руфь задумалась. – Раз уж ты начал об этом, то скажу, что есть одно-два исключения. Например, Рей Паулсен. Ним громко засмеялся:

– Верно! Надо было видеть лицо Рея, когда он вернулся в конференц-зал с Эриком Хэмфри, думая, что президент отгрызет мне яйца за то, что я сказал сегодня утром, а Эрик сделал все наоборот.

– Что же он на самом деле сказал?

– Что-то насчет множества полученных поздравлений по поводу моей речи. Как же он мог остаться в меньшинстве и выступить против? Так что он, вместо того чтобы разгромить, поздравил меня.

– Если Эрик так изменился, не думаешь ли ты, что вы придете к большей открытости в политике, как ты и хотел? Ним покачал головой:

– Я не уверен. Фракция “не раскачивайте лодку”, возглавляемая Реем, еще сильна. Кроме того, лишь немногие в нашей компании понимают, что будущий электроэнергетический кризис практически неизбежен. – Он потянулся и зевнул. – Ну, хватит дел на этот вечер!

– Уже раннее утро, – поправила его Рут. – Почти час ночи. Как бы там ни было, вчерашний день стал для тебя удачным. И я рада, что ты получил справедливую оценку в прессе, – она показала на вечерний выпуск “Калифорния экзэминер”, лежавший рядом с ней.

– Вот это был сюрприз. – Ним прочитал отчет “Экзэминер” о своем выступлении несколько часов назад. – Не могу понять эту Молино. Я был уверен, что она опять воткнет нож, да еще и повернет его.

– Разве ты до сих пор не знаешь, что мы, женщины, непредсказуемы? – сказала Руфь, затем со смехом добавила:

– Я думала, твои исследования убедили тебя в этом.

– Наверное, я забыл. Вероятно, ты заметила, что я в последнее время ограничил свои исследования. – Он наклонился и легко поцеловал ее в шею, затем сел в кресло напротив. – Как ты себя чувствуешь?

– В основном нормально, хотя устаю быстрее.

– Я хотел спросить тебя еще кое о чем. – Ним описал свой разговор с Леа и сказал о своей уверенности в том, что детям следует знать о здоровье Руфи, чтобы в случае неожиданного ухудшения они были к этому готовы. – Как и ты, надеюсь, что этого не случится, но мы должны учитывать такую возможность.

– Я тоже много думаю об этом, – сказала она ему. – Можешь предоставить это мне. В течение ближайших нескольких дней я выберу время и скажу им.

Он подумал, что ему следовало бы предвидеть это. Руфь, с ее здравомыслием и способностью все улаживать, всегда сделает то, что лучше всего для семьи.

– Спасибо, – сказал он.

Они продолжали беседовать спокойно, непринужденно, получая удовольствие от общения друг с другом, пока Ним не взял Руфь за руку.

– Ты устала, и я тоже, пойдем спать.

Они пошли в спальню, держась за руки. Перед тем как выключить свет, он заметил время: половина второго. Они уснули почти сразу в объятиях друг друга.

В четверти мили от отеля Георгос Уинслоу Арчамболт сидел в одиночестве в красном пикапе службы противопожарной безопасности. Он не мог дождаться трех часов, когда начнутся взрывы. Волнение Георгоса закипало, как в котле, возбуждая в нем сексуальные чувства, так что несколько минут назад ему даже пришлось мастурбировать.