Читаем без скачивания Новый Мир ( № 4 2012) - Новый Мир Новый Мир

Дневники императора Николая II (1894 — 1918). Том 1. (1894 — 1904). Редактор-составитель С. В. Мироненко. М., РОССПЭН, 2011, 1101 стр., 1000 экз.

Издательством РОССПЭН предпринято полное издание дневников последнего русского царя.

История русских медиа 1989 — 2011. Версия “Афиши”. Редакторы-составители Александр Горбачев, Илья Красильщик. М., “Афиша Индастриз”, 2011, 304 стр., 4025 экз.

“Это не учебник для журналистов и не энциклопедия СМИ, но книга весьма познавательная — история самых ярких медиафеноменов постсоветской России — от „Коммерсанта”, „Матадора” и „Птюча” до „Esquire” и „Дождя”. Рассказывают о медийных революциях их непосредственные организаторы” (“Книжное обозрение”).

Эрик Лор. Русский национализм и Российская империя. Кампания против “вражеских подданных” в годы Первой мировой войны. Перевод с английского В. Макарова. М., “Новое литературное обозрение”, 2012, 304 стр., 1000 экз.

“Первая мировая война запомнилась постоянным сужением прав людей: от мобилизации промышленности до германской и советской продразверсток. Но есть одно событие, которому историки только дают голос: это этническая сегрегация, изоляция нежелательных элементов, конфискация имущества и подозрение в шпионаже целых народов. Обычно историки деликатно обходят эту тему, отчасти из-за того, что в нарушении прав целых народов сошлись одновременно бюрократически-полицейский произвол и давление снизу: каждая партия хотела разыграть национальную карту, не задумываясь о страданиях униженных. Эрик Лор реконструирует „национализацию Империи”, то есть передачу всего имущества из рук подданных враждебных государств, а также “неблагонадежных” народов (поволжских немцев и евреев) в руки коренных жителей”. “Лор считает, что русский национализм во время Первой мировой войны был ближе всего турецкому: репрессии против самых активных в производстве и торговле народов и общин, отмена прежних правовых актов и, главное, лишение „вражеских подданных” права на юридическую защиту — чего не делали ни в какой другой стране” (А. Марков — “Русский журнал”).

Захар Прилепин. К нам едет Пересвет. М., “Астрель”, 2012, 445 стр., 12 000 экз.

Прилепин-публицист.

Елена Ржевская. За плечами XX век. М., “АСТ”, “Астрель”, Полиграфиздат, 2011, 640 стр., 3000 экз.

Собрание мемуарной прозы одного из ведущих военных документалистов.

Адриан В. Рудомино. Почти весь XX век. Великий библиотекарь Маргарита Ивановна Рудомино. Биография в фотографиях и документах. М., “Тончу”, 2012, 280 стр., 1000 экз.

Книга-альбом, посвященная жизни и деятельности Маргариты Ивановны Рудомино (1900 — 1990), основателя Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы и ее директора с 1922 по 1973 год.

И. В. Рывкина. Социальные болезни современной России. Публицистическое исследование. М., 2011, 244 стр., 500 экз.

Книга известного экономиста и социолога. Посвящена анализу явления, названного автором “социальными болезнями” (“дисфункции социальных условий жизни населения государства”), к каковым автор относит, например, аморализм, ксенофобию, деполитизацию и дегражданизацию, наркоманию. В качестве исторических причин этих болезней рассматриваются, в частности, “советское наследие” (сталинизм, репрессии), распад СССР и связанная с ним трансформация общества, особенности нынешнего российского рынка, ослабление социальных регуляторов: семьи, школы, государства.

Лев Хургес. Москва — Испания — Колыма. Из жизни радиста и зэка. М., “Время”, 2012, 800 стр., 1000 экз.

Мемуары Льва Лазаревича Хургеса (1910 — 1988), которые он начинает с рассказа о своем увлечении радиоделом, ставшим для него впоследствии профессией. Хургес работал радистом в советской авиации самого романтичного ее периода, в 1936 году был направлен радистом-“добровольцем” в Испанию, обеспечивал связь между московскими советниками в Испании и связь их с Москвой; двадцатишестилетним молодым человеком стал майором, орденоносцем, на родину вернулся в мае 1937 года и тут же был арестован, получил восемь лет лагерей, отсидел девять с половиной. Далее работал по своей же специальности радиста и радиоинженера в Чечено-Ингушетии. Мемуары сел писать, выйдя на пенсию. Огромная — в сорок учетно-издательских листов — книга представляет собой сокращенный вариант этих воспоминаний. Начинает свое повествование Хургес 1924 годом, заканчивает шестнадцатым октября 1946 года, когда на исходе дня он обнаруживает себя стоящим на автобусной остановке возле проходной лагеря, впервые за последние годы не имея конвоира за спиной. Эпопея — чуть ли не на две трети лагерная — написана энергично, со множеством выразительно изображенных ситуаций и типов, с воспроизведением и атмосферы московской жизни 20 — 30-х, драматической напряженности испанской войны, в изображении героики которой взгляд автора достаточно трезв, ну а далее перед нами все еще осваиваемая нашей литературой и, похоже, безбрежная тема лагерной жизни в России.

*

Борис Родионов. История русской водки от полугара до наших дней. М., “Эксмо”, 2011, 336 стр., 5000 экз.

Книга, посвященная истории крепких национальных напитков (хлебного вина и водки) в России. Автор продолжает разработки своих предшественников — историков, специализировавшихся на изучении бытовой жизни России, отчасти развивая, дополняя, уточняя уже существующую в науке картину и попутно опровергая множество укоренившихся мифов (оппонируя, скажем, В. Похлебкину). В частности, опровергается миф о Менделееве как отце русской водки, установившем норму ее крепости в 40 градусов — цифру “40” в качестве государственного стандарта выбрал в 1866 году министр финансов М. Х. Рейтерн, округливший стандарты крепости хлебного вина, имевшего традиционные 38 — 39 градусов, до сорока, для удобства делопроизводства; или, скажем, миф о России как стране исконного повального пьянства (приведенные в книге статистические таблицы за 1885 — 1905 годы свидетельствуют, что по потреблению крепких спиртных напитков Россия пропускала тогда вперед, например, Данию, Швецию, Францию, Германию и некоторые другие страны; на первые же строчки этого сомнительного “рейтинга” Россия, уже во времена СССР, начала выходить только в пятидесятые годы ХХ века). Абсолютной новостью для современного читателя может быть информация о том, что продукт, называемый нами “водка”, возник в России в самом конце XIX века, а само слово “водка”, как официальное ее название, — в 1936 году. Дело в том, что “водками” до ХХ века называли настойки (первоначально — лекарственные), изготовлявшиеся на основе хлебного вина. Ну а само хлебное вино, или полугар, и было тем напитком, который мы привыкли считать русской водкой позапрошлых веков. В отличие от нынешних технологий производства водки из этилового спирта, хлебное вино изготовлялось способом дистилляции (перегонки) и имело в качестве аналога, скажем, виски; различие их — в исходном продукте (у хлебного вина, или полугара, — рожь, у виски — ячмень) и в дальнейшей обработке полученного при перегонке напитка (виски насыщалось при трехлетнем отстое ароматом дубовых бочек из-под хереса, ну а хлебное вино, напротив, стремились максимально очистить от привкусов, чтобы воссоздать его “вкусовое воспоминание” о ржи). Пафос книги Родионова, кроме воссоздания исторической достоверности, еще и в опровержении устоявшегося в нашем обществе за последние века отношения к водке как к несомненному атрибуту “российской дикости”. Русская водка, по убеждению автора, является свидетельством как раз высокого уровня бытовой культуры России — и в том, что касалось технологии производства, и в кулинарных достоинствах, и в самой традиционной “культуре пития” (неожиданная деталь: в русских домах был принят так называемый закусочный стол, с набором закусок и наливок, сервированный отдельно и в другом помещении от собственно обеденного стола; за обедом же водки не пили, только вино (речь идет о быте более или менее образованных сословий); и автор выдвигает здесь предположение (которое выглядит вполне обоснованным): вошедший в европейский, а теперь и в российский быт “фуршет” имеет русские корни, то есть прообразом, а возможно, и образцом стал как раз этот русский обычай “закусочного” или “холодного” стола — автор приводит в книге выразительные свидетельства иностранцев, осваивавших в России этот новый для них элемент русской культуры застолья.

Составитель Сергей Костырко