Читаем без скачивания Время секонд хэнд - Светлана Алексиевич

Это в Калужской области, в глухой деревне… Едем туда… Смотрю в окно: все бесконечно – и поля, и лес, и небо. На холмах белеют храмы. Сила и покой. Что-то древнее. Едем, едем… С магистрали свернули на обычную шоссейку… О-о-о! Русские дороги – эксклюзив, не всякий танк, бывает, проедет. Две-три ямы на каждые три метра, это еще хорошая дорога. А по сторонам – деревни… Кривые, косые избы с поломанными заборами, по улицам бродят куры и собаки. С утра уже очередь алкоголиков возле закрытого еще магазина. Все до спазма в горле знакомое… В центре как стоял, так и стоит гипсовый памятник Ленину… (Молчит.) Было время… уже не верится, что оно было, и что мы такие были… Когда пришел Горбачев, все мы бегали ошалевшие от радости. Жили в мечтах, в иллюзиях. Отводили душу на кухнях. Хотели новую Россию… Через двадцать лет до нас дошло: а откуда ей взяться? Ее не было и нет. Кто-то точно заметил: за пять лет в России может поменяться все, а за двести – ничего. Просторы необъятные, и при этом психология рабов… На московских кухнях Россию не переделаешь. Герб вернули царский, а гимн остался сталинский. Москва русская… капиталистическая… А Россия как была, так и осталась советской. Там демократов в глаза не видели, а если бы увидели, то разорвали бы. Большинство хочет пайку и вождя. Дешевая паленая водка течет рекой… (Смеется.) Я чувствую, что мы с вами из «кухонного» поколения… Начали говорить о любви, а через пять минут уже обсуждаем, как обустроить Россию. Ну а России до нас дела нет, она живет своей жизнью…

Пьяненький мужичок показал, где живет наша героиня. Вышла из избы… Сразу мне понравилась. Синие-синие глаза, статная. Можно сказать, красавица. Русская красавица! Такая женщина будет сверкать и в бедной крестьянской избе и в шикарной московской квартире. И представьте себе, она невеста какого-то убийцы, мы его еще не видели, у него пожизненный срок, он болен туберкулезом. Услышала зачем мы приехали – смеется: «Это мой сериал». Я хожу и думаю, как мне сказать, что мы будем ее снимать. Вдруг она боится камеры? А она мне говорит: «Я такая дурочка, что каждому встречному-поперечному свою историю рассказываю. Одни плачут, другие проклинают. Если хотите, я и вам расскажу…» Рассказывает…

О любви

– Я не собиралась замуж, но, конечно, мечтала. Мне было восемнадцать лет. Он! Он! Какой будет он? Однажды приснился сон: я иду по лугу к реке, она у нас за деревней, и впереди вдруг появляется высокий красивый парень. Берет меня за руку и говорит: «Ты – моя невеста. Моя невеста перед Богом». Проснулась и думаю: надо не забыть его… его лицо… Оно у меня в памяти осталось, как программа какая-то. Год прошел… два… я такого парня не встречаю. А за мной долго ухаживал Леша, он был сапожник. Звал замуж. Я ему честно отвечала, что я его не люблю, а люблю и жду того парня, которого видела во сне. Когда-нибудь я его встречу, не может быть, чтобы я его не встретила, просто невозможно. Леша смеялся… и папа с мамой смеялись… Убедили меня, что надо выйти замуж, а любовь придет потом.

Что улыбаетесь? Все надо мною смеются, я знаю… Если живешь так, как чувствует твое сердце, так ты ненормальная. Говоришь правду – тебе не верят, а когда врешь – вот это да! Идет знакомый парень, я как раз в огороде копалась: «Ой, слушай, Петя, я тебя тут недавно во сне видела». – «Ой, не надо! Только не это!» Отскочил от меня, как от чумной. Я не такая как все, сторонятся меня… Никому не хочу нравиться, внимание на тряпки не обращаю и не крашусь. Не умею флиртовать. Умею только разговаривать. Одно время хотела уйти в монастырь, а потом прочитала, что монахиней можно быть и вне монастыря. Даже дома. Это образ жизни.

Вышла замуж. Боже мой, какой Алеша хороший, он такой сильный, он брал кочергу и гнул. Как я его полюбила! Родила ему сына. После родов со мной что-то случилось, может, послеродовый шок, меня оттолкнуло от мужчин. У меня есть ребенок, зачем мне еще муж? Я могла с ним разговаривать, стирать ему, варить еду, стелить постель, но быть с ним я не могла… как с мужчиной… Я кричала! Я билась в истерике! Так мы промучились два года, и я ушла, взяла ребенка на руки и ушла. А идти мне было некуда. Мама и папа умерли. Сестра где-то на Камчатке… Был у меня друг Юра, он меня еще со школы любил, но никогда мне в своей любви не признавался. Я – большая, высокая, а он маленький, намного ниже меня. Он пас коров и читал книжки. Знал всякие истории, быстро разгадывал кроссворды. Я пришла к нему: «Юра, мы с тобой друзья. Можно я поживу у тебя? Я буду в твоем доме, только ты не подходи ко мне. Пожалуйста, не трогай». И он сказал: «Хорошо».

Так мы жили, жили… И я себе думаю: он меня любит, так красиво себя ведет, ничего от меня не требует – что же я мучаю человека? Пошли с ним и расписались. Он хотел, чтобы мы в церкви повенчались, тогда я ему призналась, что в церкви не могу… и рассказала про свой сон, про то, что жду свою любовь… Юра тоже надо мной посмеялся: «Ты – как ребенок. Веришь в чудо. Но никто не будет тебя любить так, как я». Родила я ему двух сыновей. Пятнадцать лет мы с ним жили и пятнадцать лет ходили, держась за руки. Люди удивлялись… Многие живут без любви, видят любовь только в телевизоре. Кто человек без любви? Как цветок без воды…

У нас это заведено… Девчонки и молодые женщины пишут письма в тюрьму. Все мои подружки и я… мы со школы писали… Я сотни писем таких написала и сотни ответов получила. И в тот раз… Все было как всегда… Почтальонша кричит: «Ленка, тебе казенное». Я бегу… Беру письмо: тюремный штемпель, закрытый почтовый адрес. Вдруг мое сердце начинает сильно-сильно биться. Еще только почерк увидела, но он такой мне родной – от волнения ничего прочесть не могу. Я – мечтательница, но реальность тоже понимаю. Не первое же такое письмо… Текст простой: сестра, спасибо тебе за хорошие слова… конечно, ты мне не сестра, но как сестра… Пишу в тот же вечер: пришли фотографию, хочу видеть твое лицо.

Приходит ответ и фотография. Смотрю: это тот парень… тот, кого я видела во сне… Моя любовь. Двадцать лет я его ждала. Никому не могу ничего объяснить – получается сказка. Мужу сразу призналась: «Нашлась моя любовь». Он плакал. Просил. Уговаривал: «У нас трое детей. Надо их растить». И я плакала: «Юра, я знаю, что ты хороший человек, дети не пропадут с тобой». Соседи… подруги… моя сестра… Все меня осудили. Я теперь одна.

На вокзале покупала билет… Стояла рядом со мной женщина, разговаривали. Она меня спрашивает: «Куда едешь?» – «К мужу» (он еще не был мне мужем, но я знала, что будет). – «А где твой муж?» – «В тюрьме». – «А что он сделал?» – «Человека убил». – «А-а-а. Надолго посадили?» – «На всю жизнь». – «А-а-а… бедная ты…» – «Не жалейте меня. Я люблю».

Любого человека кто-то должен любить. Хотя бы кто-то один. Любовь – это… Я вам расскажу, что это такое… Он болеет туберкулезом, они все в тюрьме болеют туберкулезом. От плохой еды, от тоски. Мне подсказали, что надо собачий жир. Ходила по деревне, спрашивала. Нашла. Потом узнала, что барсучий жир лучше помогает. Купила в аптеке. Дорогущий! Нужны еще ему сигареты, тушенка… Я устроилась на хлебозавод, там зарплата получше, чем была у меня на ферме. Работа тяжелая. Старые печи так раскаляются, что мы снимаем с себя все, ходим в лифчиках и трусах. Таскаю мешки с мукой по пятьдесят килограмм, носилки с хлебом по сто килограмм. Пишу ему письма каждый день.

– Вот она такая… – продолжает Ира Васильева. – Мгновенный, стремительный человек… У нее внутри клокочет, ей всего быстрее хочется. Все чрезмерно, бьет через край. Мне соседи рассказывали… Шли через деревню таджикские беженцы, у них очень много детей, они голодные, раздетые, так она вынесла им из дома все, что могла: одеяла, подушки… ложки… «У нас слишком все хорошо, а у людей ничего нет». А у самой в избе: стол, стулья… Можно сказать, нищета. Питаются с огорода – картошка, кабачки. Пьют молоко. «Ничего, – успокаивала она мужа и детей, – осенью дачники уедут, оставят нам что-нибудь». Там летом живут москвичи, места же обалденные, много художников, артистов, все брошенные дома раскуплены. За дачниками подбирают все, вплоть до полиэтиленовых пакетов. Деревня нищая, стариковская, спивающаяся… Еще был случай… У подруги родился ребеночек, а холодильника нет. Лена отдала им свой: «У меня дети уже выросли, а тут младенец». Все! Забирай! У человека ничего нет, а получается, много чего можно отдать. Это тот русский тип… тот русский человек, про которого Достоевский писал, что он широк, как русская земля. Не изменил его социализм, не изменит и капитализм. Ни богатство, ни бедность. Сидят под магазином мужики, сообразили на троих. За что пьют? Тост: «Севастополь – русский город! Севастополь будет наш!». Гордятся, что русский может выпить литр водки и не окосеть. Про Сталина помнят одно, что при нем они были победители…

Все это хотелось снять… Я сама себя останавливала, боялась, что куда-нибудь утянет так, что не выберешься… Каждая судьба – голливудская история! Готовый сюжет для фильма. Например, о ее подруге Ире… Бывшая учительница математики, она ушла из школы из-за нищенской зарплаты. У нее трое детей, они просили: «Мамочка, пойдем к хлебозаводу. Понюхаем хлебушка». Ходили вечером, чтобы люди не видели. Теперь Ира работает на хлебозаводе, как и Лена, и она рада, что ее дети хотя бы хлеба вдоволь поедят. Воруют… Все там воруют, только благодаря этому выживают. Жизнь чудовищная, нечеловеческая, а душа живет. Послушали бы вы, о чем эти женщины говорят… Не поверили бы! Они говорят о любви. Без хлеба можно прожить, а без любви – никак… конец… Ира читала письма, которые приходили Лене от ее зэка, и сама загорелась. Нашла в ближайшей тюрьме какого-то карманника. Тот быстренько освободился… Дальше история развивалась по законам трагедийного жанра… Клятвы в любви до гроба. Свадьба. Скоро этот Толя… Толян… запил. У Иры уже было трое детей, она еще двоих от него родила. Он буянит, гоняет ее по деревне, а утром протрезвеет и бьет себя пяткой в грудь. Кается. Ира… она тоже красавица! Умница! Но все равно мужик наш так устроен, что он – царь зверей…