Читаем без скачивания Возвращение с края ночи - Алексей Свиридов

— М…

— Не нужно дежурных слов, — продолжал Сашка напористо, — чего ты все время интересуешься, что да как я себе понимаю? Скажешь, ты все время не пробуешь меня просвечивать, зондировать или как там у вас называется? Между прочим, на здоровье. Мне скрывать нечего.

— Это не так просто… — ответила Альба.

— Но я-то тебя чувствую. Когда раскрываешься.

— Чувствуешь? — удивилась она.

— Ну да. Не все время, правда. Ты же можешь проникнуть в мою черепушку? Ну так валяй, читай. Копайся в моих мозгах и выясняй, во что я верю и чего хочу.

Вода остыла, и давно мучительно хотелось открыть кран с горячей, чтобы согреться. Вот только делать этого было почему-то нельзя. Однако в следующий миг Сашке стало по-настоящему жарко. Так, что он, казалось, мог вскипятить всю ванну своим телом.

Уже запоздало пришло сомнение, что вот так раскрываться не стоило. Кто знает, насколько этой белой демонессе можно доверять. И насколько СВЕТЛЫЕ эти так называемые СВЕТЛЫЕ. Уж наверняка не так, как пишут в сказках. Если она до сих пор никакой ментальной пакости не учудила, это не значит, что теперь, при благоприятных обстоятельствах, не попробует.

— Как успехи? — поинтересовался Сашка, когда неприятная горячая волна схлынула и он вновь научился различать реальность сквозь зеленые и желтые яблоки, скачущие перед глазами. — Разобралась?

— Мы не можем проникать в сознание так, чтобы уяснить суть человека, — будто оправдываясь, сказала альбиноска-этикетка, — проникновение довольно поверхностно. Внешний уровень мыслей и эмоций. И мне по-прежнему непонятна твоя мотивация.

— Дура ты тогда, — сказал Сашка устало и мудро, — не была бы дура, сообразила бы, что нету у меня ваших амбиций. Все, чего я хочу, так это заниматься любимым делом. Оно у меня, можешь ли ты понять, ХОРОШО ПОЛУЧАЕТСЯ. А все это ваше шаманство. Типа, светлые, темные… Это ваши дела, и меня они не касаются. Не должны касаться. Да, я хочу сохранить «Мангуста» для себя. Но не потому, что выгоды ищу. На ваших полутемных и полусветлых влиять не собираюсь, что-то для себя выгадывая. Нет. Просто он МОЙ. Вы мне несимпатичны. Все вместе и по отдельности. Я уже говорил это, кажется. И еще. Я упрямый.

— Это меня и привлекает, — улыбнулась демонесса, — а ненависть часто переходит в любовь.

— Бред. Никого я не ненавижу. Если меня не доставать, то я действительно хороший парень. Я вас не ненавижу, а презираю. И торговаться с вами не собираюсь. А ненавижу я, когда мне угрожают. И когда мной пытаются манипулировать. Хоть в темную, хоть в светлую. Пешку нашли. А вот вам!

— А ты изменился. Должно быть, много повидал, — примирительно сказала Альба, — только правильных выводов так и не сделал. Жизненный опыт вопреки расхожему мнению, принятому у вас, короткоживущих особей, ума-то не прибавляет. Только иллюзию многого знания создает. А оно, знание, не всегда приводит к пониманию. Им еще надо суметь распорядиться. А ты заблуждаешься, потому что предвзят. Может, у тебя и есть повод презирать тех, кто, этого ты не можешь отрицать, не раз помогал…

Но тут девица прикусила губу, в глазах ее мелькнул испуг.

Джой дико взвыл в коридоре.

Лампочка начала тускнеть и наливаться красным светом.

— Ну, что за фигня опять! — простонал Сашка.

Этикетка задымилась и почернела, обугливаясь без пламени.

— Пока, лапуня, век бы тебя не видеть, — попрощался Сашка.

Почудилось, что весь дом мелко и гулко завибрировал, будто мимо шла танковая колонна или поблизости взлетало что-то межпланетное типа «Н-1».

Вода с осевшей уже пеной покрылась пупырышками, из которых начали выпрыгивать вверх капельки.

— Вот ведь достали! — и Сашка выскочил из ванной, блестящий и скользкий, как тюлень, со стволом наперевес и метнулся, совершая боевые перемещения по квартире.

Прихожая, комната, назад…

Прихожая, кухня…

Вроде бы ничего…

Однако угроза нарастала, хотя гул и вибрация прекратились.

Вернулся в прихожую, где, забившись в угол, выл Джой.

— Ну, что стряслось, Джой?

Джой от ужаса уже не передавал ничего внятного.

Смотрел он в сторону зеркала.

— Черт! — прошипел Сашка, когда взгляд упал на единственное целое зеркало — в прихожей.

А там было что-то неладное. Очень неладное!

В зеркале маячила чья-то широченная спина в черной с зеленоватым отливом коже, вроде как в плаще, перетянутая глянцевой портупеей в форме «Y», на которой в месте схождения «галочки» и «палочки» в глаза бросилось могучее кольцо белого металла. Да и ремни были широкие, будто сдерживали некую нечеловеческую мощь, как у того великана, из сказки, что носил цепи, дабы темперамент сдерживать.

И пусть этот исполинский кто-то ломился из-за по ту сторону зеркала спиной вперед, но ничего хорошего его явление не сулило. Скорее уж очередную разборку, в которой будет причинен материальный, моральный и телесный ущерб, с исходом в боль, смерть и скорбь.

Она — спина эта — уже начинала продавливаться из зеркала и оборачиваться. И Сашка вроде бы даже разглядел над необъятными кожаными плечами согбенную щетинистую холку, как у кабана секача.

Спина ворочала лопатками и в зеркало проходить фронтально не желала, поэтому ее владелец решил, видимо, попробовать бочком. На ней рельефно проступили могучие острые позвонки — целый гребень. И у Сашки мелькнуло нехорошее подозрение, что это и не плащ никакой вовсе, а просто вот такая вот спина… То же, что он принял за ворот плаща, могло вполне быть жировой складкой. Но Воронкову было ей же ей не до этих рассуждений.

Почему-то понятно стало, что вот как обернется оно — и конец! Почему-то стояла перед глазами жуткая рожа с той бумажки, что послужила причиной фейерверка на отстойниках.

Воронков стряхнул краткое оцепенение да сгоряча и не особо задумываясь выпустил сразу половину обоймы. Первые выстрелы сделали дыры в толстой гладкой коже. Спина вздрогнула, и там, по ту сторону, раздался рык, не столько от боли, сколько от возмущения, как показалось.

Но Сашка лепил и лепил в незваного гостя — в чудище пулю за пулей. Неторопливо, но ритмично. Верилось, что должно это к чему-то привести. И на пятом выстреле зеркало лопнуло и разбрызгалось серебряными каплями.

Сашка метнулся обратно в ванную и начал судорожно одеваться. Ясно было, что отсрочка у него есть, но только отсрочка. Кое-как промокнулся полотенцем и напялил одежду.

Облегчение было недолгим.

Джой продолжал рычать и подвывать попеременно.

Вернувшись в прихожую, Сашка ожидал увидеть что угодно: хоть дыры в фанерной раме от зеркала, а хоть и окно в другой мир в раме.

Но не тут-то было! Остатки зеркала начали вытягиваться нитями и срастаться, с пугающей быстротой затягивая пустоту опять зеркальной пленкой.

— Так, значит? А вот, лоб расшиби! — с каким-то отчаянным азартом выкрикнул Сашка и, схватив внезапно потяжелевшую раму, развернул ее к стене.

Показалось, что из щели между стеной и зеркалом раздалось что-то вроде злобного басовитого визга. Если такое вообще бывает. Что-то ударило в стену так, что весь дом содрогнулся, и рама отлетела к противоположной стенке коридора, отброшенная, будто взрывом, да и разлетелась в щепы.

— Действительно, что ли, с разбегу попробовал? — полувопросительно констатировал Сашка, глядя на мокрое сопливое пятно, оставшееся на более темном квадрате на обоях, под зеркалом, и заклеймил:

— Мудак!

Хотя и это была только гипотеза.

Воронков осмотрелся, дескать: не забыл ли чего, когда срочно собирался, и вон, вон из квартиры. Оставаться здесь больше было нельзя. Это он чувствовал совершенно точно.

Уже на лестнице запоздало порадовался, что продал по безденежью не так давно огромное трюмо размером в метр на два. Через оное трюмо к нему мог бы и эскадрон гусар летучих в квартиру вломиться и пройти победным маршем все его двадцать восемь квадратных метров жилой площади.

На улице глубокая ночь.

Сашка огляделся.

Никого.

Даже машин нет.

Почему-то город словно вымер.

Фонари светили красным, будто город перешел на аварийное освещение.

Только одинокий раскатистый грохот в тишине — на соседней улице прошел вагон трамвая. Прошел словно горный обвал, и вновь все стихло.

И это будто послужило сигналом.

Воронков сорвался с места и помчался, мысленно передавая псу команду: не отставать. Это для чего-то было важно, чтобы Джой не потерялся, чтобы был рядом.

Стоп!

Из-под дерева вырос стремительно и начал загораживать дорогу давешний знакомый уже призрак: безумный Пьеро в трауре.

— Банг! — сказал «Мангуст» в руке.

Призрак схлопнулся.

А чего он хотел? Какавы с бисквитом?

Несколько световых жгутов прошло по-над кустами, опалив верхушки и обдавая сверху колючим холодом.