Читаем без скачивания За свободу - Роберт Швейхель

— Нет, я не знаю никого, кто мог бы сравниться с ним, — отвечала Сабина, слегка зардевшись. — Он должен нравиться любой девушке. Какое гордое, мужественное лицо. Сколько благородства! — И она мечтательно закрыла глаза, не замечая направленного на нее угрожающего взгляда Габриэлы.

— А ты уже влюбилась в него по уши, — холодно заметила Габриэла.

Между тем крестьянские послы вошли в большой продолговатый зал, где три недели тому назад приносили присягу вновь избранные члены магистрата. Ратсгеры и члены комитета были уже на своих местах. На советниках были длинные черные мантии и плоские черные береты. Георг Берметер, как бургомистр, занял место на возвышении. Но обе его стороны, чуть пониже, на скамьях шеффенов, расположились все тринадцать членов внутреннего совета. За каменным барьером на дубовых скамьях вдоль стен восседали: справа — члены внешнего совета, слева — члены комитета. Для послов были приготовлены перед барьером кресла с высокими спинками.

Флориан Гейер с рыцарской учтивостью приветствовал собрание и заговорил о значении заключаемого союза. Его простая, ясная речь была серьезна и убедительна.

— Как друзья и любящие братья христиане, — так начал он, — соединяемся мы в союз, чтобы слово божие, святое евангелие проповедовалось свободно, правильно и ясно, без всяких прибавлений и вымыслов. Нельзя долее терпеть, чтобы враги простого народа утаивали от него истинное учение евангельское: оно должно стать всеобщим достоянием. Вы сами хорошо знаете, что с незапамятных времен бедный люд обременен непосильными, несправедливыми тяготами, барщиной, оброками и повинностями. И для того, чтобы бедняк мог добывать свой хлеб насущный и не был бы вынужден просить милостыню, наше братство требует, чтобы до окончательного преобразования государства были немедленно отменены все эти тяготы. Никто не должен платить ни податей, ни оброков, ни арендной платы, ни десятин, ни пошлин, ни посмертных, ни других поборов до преобразования государства на основании евангелия. Все, что отвергает евангелие, должно быть отвергнуто; все, что признает — признано. Так давайте же основательно все обсудим, чтобы как можно скорей довести дело до конца.

В зале поднялся шум. Со скамей комитета раздались возгласы одобрения, со скамей же магистрата — ропот, возражения. Флориан Гейер объяснил, что в намерения крестьян ни в коем случае не входит уничтожить все лежащие на народе повинности. В каждом городе магистрат, комитет выборных и община должны совместно обсудить, что необходимо для поддержания существования города, и установить размер налогов. Не следует также отрешать от должности тех официальных лиц, которые назначены по воле общины. Напротив того, нужно укрепить порядок и повиновение, и всякий, нарушающий его и призывающий к мятежу, по рассмотрении дела предводителями Светлой рати, будет подвергнут тяжкому наказанию. Но если вся община восстанет против своего магистрата, то союзное крестьянство не преминет оказать ей свою поддержку.

— Нельзя допустить, — заключил он, — расхищения имущества духовенства. Нужно передать его в ведение комитета из честных людей, которые должны употребить его на благо всей общины, под контролем магистрата. Но не следует забывать, что и духовные лица — тоже христиане. Поэтому неправедно поступают те, кто оскорбляет их словами или действиями. Нельзя обрекать их на нищету; необходимо обеспечить им пропитание.

Бургомистр и ратсгеры оказались в затруднительном положении. Никто из них не имел профессии, и все они жили доходами со своей собственности. На какие же средства существовать, если налоги, подати и десятины будут отменены? Они сознавали, что помешать соглашению с франконским крестьянством они не в силах. Но как бы то ни было, этот союз сулил им одну несомненную выгоду: он не даст Менцингену и его партии сбросить магистрат. Так заявил сам Флориан Гейер. А перед Швабским союзом, членом которого является город, они смогут оправдаться тем, что уступили насилию.

Старшина Пецольд пришел им на подмогу.

— Посольство не имеет права соглашаться, — заявил он, — ни на какое изменение статьи об отмене десятин и податей. Но не следует придавать этой статье решающее значение. Можно предполагать, что этот вопрос в ближайшее время будет разрешен в имперском масштабе. Не для того мы подняли восстание, чтобы избавиться от всяких налогов и повинностей, а для того, чтобы установить в этом деле справедливость. Отменить всякие повинности было бы не по-христиански. Мы предлагаем вам избрать трех-четырех представителей, с тем чтобы они заседали в нашем совете с правом решающего голоса. Это будет на пользу дела. В случае если война затянется, военачальникам вместе с советом придется изыскивать средства. Другие городские общины и владетельные господа приняли наши условия, хотя это и было им не легко. Если мы по собственному произволу что-нибудь изменим в условиях, по возвращении в лагерь нам не сносить головы.

В заключение он утешил ратсгеров тем, что им не придется иметь дело с Оденвальдским и Неккартальским ополчением, которое после вейнсбергской резни внушало им не меньший ужас, чем самим франконцам.

Тогда бургомистр и ратсгеры скроил сердце проголосовали вместе с комитетом и приняли условия крестьян. Они также пообещали дать две бомбарды и к ним — боевые припасы, как того требовали послы. Затем Флориан Гейер предложил назначить день, когда магистрат, комитет и община принесут присягу на вступление в крестьянский союз, а послы, в свою очередь, дадут от имени крестьян торжественную клятву на верность городу. Для этого было назначено следующее утро.

Выборы представителей от города вызвали некоторую заминку. Из страха оказаться козлом отпущения, в случае если дело крестьян потерпит неудачу, никто не соглашался быть избранным. Один отговаривался тем, что у него жена на сносях, другой — тем, что он холостяк и потому не пригоден для столь важной миссии. Приверженцы старой дворянской партии заявили напрямик: пусть лучше их бросят в самое глубокое подземелье, чем заседать с крестьянами. Стефан фон Менцинген отвел свою кандидатуру, подозревая, что под предлогом избрания его просто хотят удалить из города, но высказать это подозрение вслух он, конечно, поостерегся. Только почетный бургомистр, Эренфрид Кумпф, неизменно радеющий о благе родного города, согласился, хотя его жена действительно была на сносях. Он лишь потребовал, чтобы ему дали спутника, и магистрат выделил для этой цели молодого Шпельта. После избрания представителей миссия совещания была окончена.

Тогда Георг Берметер приказал впустить в зал делегатов сельских общин, уже давно ожидавших в сенях. Все они были люди пожилые, даже большей частью старые. Среди них был Вендель Гайм из Оренбаха и Иорг Бухвальдер из Оттенгофена. Молодежь ушла под знамена. Флориан Гейер, поднявшись на скамью, обратился к делегатам крестьян с такой же речью, как и к горожанам, но говорил еще проще и убедительней. Он разъяснил им значение союза с городом, раскрыл смысл отдельных статей соглашения и призвал беспрекословно подчиняться всему, что решит магистрат вместе с общинами во имя мира, справедливости и всеобщего блага. Он посоветовал избрать во всех деревнях и селах ответственных за поддержание порядка людей и вменить им в обязанность зорко следить за тем, чтобы полям, лугам, выгонам и лесам не причинялось никакого ущерба.

Крестьяне с напряженным вниманием слушали его, но по их неподвижно устремленным на говорившего глазам трудно было определить, как подействовала на них его речь. Они продолжали молчать и после того, как Флориан кончил и сошел со скамьи. Лишь когда бургомистр предложил им высказать свое мнение, если у них есть что сказать, все глаза, точно по уговору, устремились на Иорга Бухвальдера, старейшего из них. Тот откашлялся, степенно провел рукой по седым волосам и, стараясь выпрямить сутулую спину, произнес:

— Досточтимые, милостивые и любезные господа! Оно конечно, союз с франконскими братьями дело хорошее. И мы надеемся, что ни они, ни наши собственные сыновья и братья, восставшие против нестерпимого гнета нужды, не сложат оружия до тех пор, пока наш спор с господами не будет улажен по чести и справедливости.

Крестьяне закивали головами, и Георг Берметер распустил их, предложив выставить к следующему утру в Гаттенгофене, на Вюрцбургской дороге, пятьсот — шестьсот человек в полном вооружении, чтобы сопровождать выданные городом бомбарды.

Крестьяне удалились, шагая так же осторожно и неловко через зал, как и пришли. Себастиан Рааб и Большой Лингарт последовали за ними, чтобы пожать руку своим городским знакомым. Перед ратушей они повстречались с Бухвальдером и Венделем Гаймом, которого поджидал Каспар Эчлих. К ним подошел Ганс Кретцер и предложил всей честной компании зайти промочить горло к нему в трактир «Красный петух». Но крестьяне отказались: им нужно было торопиться, чтобы позаботиться о конвое для бомбард. Каспар, которого Лингарт тянул за руку так, что чуть не вывихнул ему плечо, насторожился. Ему хотелось пойти с Гаймом в Оренбах, и он тоже отказался от приглашения трактирщика.