Читаем без скачивания Тито Вецио - Людвига Кастеллацо

Но вдруг совершенно неожиданно восторженные мечтания и импровизации нумидийца были прерваны страшным шумом, раздавшимся во дворе. Сначала послышался отдаленный топот, будто подземный гул, потом он стал приближаться и наконец послышался у самых стен храма. Гутулл положил инструмент, быстро соскочил с кровати и стал прислушиваться. Больше нельзя было сомневаться: замок окружен какими-то неизвестными людьми. Пока африканец, надевая оружие, собирался выбежать и посмотреть, что делается на улице, в столовую вбежал бледный, как смерть, растерявшийся Мантабал.

Ужас исказил черты лица бедного евнуха, и он какое-то время был не в состоянии выговорить ни слова.

— Что с тобой? Кто на тебя напал? Именем Ваала, говори! — вскричал Гутулл.

— Римляне!.. Римляне!.. — только и мог пролепетать растерявшийся Мантабал.

— Как, римляне!.. Где? Здесь? Кто же мог дать знать о нашем укрытии?! Это ты, несчастный! — говорил Гутулл, вынимая свой меч.

Но несмотря на ужас положения, которое лишило доброго Гутулла способности рассуждать, он, глядя на своего земляка, убедился, что измену надо искать где-нибудь в другом месте, а не здесь; было очевидно, что несчастный Мантабал ни при чем.

— Нет, — поспешно сказал старый африканец, — ты не виноват, я это вижу по твоему испугу. Но где ты видел римлян?

— Здесь, там, везде вокруг храма. Солдаты уже ломают топорами двери. Ты сам, своими глазами увидишь — они сейчас вломятся, — отвечал в испуге растерявшийся сторож храма Дианы и, взяв Гутулла за руки повел его в комнату, выходившую окнами в поле. Нумидиец собственными глазами убедился в страшной действительности. Из маленького окна при свете, луны он увидел толпу вооруженных легионеров, окруживших храм со всех сторон.

Гутулл понял, что нет никакой надежды на спасение, и первая мысль, блеснувшая в его голове, была о том, как можно подороже продать свою жизнь.

Оставив около окна Мантабала, совсем обезумевшего от страха, он бросился к Тито Вецио и Луцене. Влюбленные были также крайне встревожены неожиданным шумом и уже разыскивали Гутулла, чтобы узнать причину тревоги. Убедившись в горькой действительности, Тито Вецио надел свой красный плащ и пристегнул оружие, а Луцена, в отчаянии обняв его, тщетно пыталась успокоить.

Добрый Гутулл, глядя на эту чудную пару, олицетворяющую молодость и красоту, обронил горячую слезу из своих глаз. Старик плакал первый раз в жизни.

Этот железный человек перенес гибель семьи и родины, и никто никогда на его морщинистом суровом лице не видал слез, а теперь, когда предстояло умереть его молодому благодетелю и другу, Гутулл не выдержал и заплакал. Но это была моментальная невольная слабость. Старый воин поспешил утереть влажные глаза своим корявым кулаком и закричал:

— Я не позволю им подойти к тебе, до тех пор, пока не умру. Только через мой труп они переступят этот порог!

— Какое адское предательство! — вскричал Тито Вецио, пораженный мыслью, блеснувшей в его голове.

— Да, предательство, и нам остается только одно: умереть!

— Бедная Луцена! — вскричал юноша, прижимая к груди свою подругу.

— Я хочу умереть вместе с тобой, мой Тито, — сказала красавица.

— Гутулл! Друг мой, спасай Луцену, они приближаются; я проложу тебе дорогу мечом.

— Спасения нет, мой Тито, — отвечал нумидиец глухим голосом, — мы можем только умереть вместе.

— Гутулл, заклинаю тебя именем твоей Зилы, именем твоих детей, не дай этим злодеям опозорить мою жену… лучше убей ее!

— О, нет, я не хочу умереть иначе, как от твоей руки и в твоих объятиях, — шептала Луцена.

— Вецио, друг мой, — вскричал нумидиец, понявший, какую участь ему уготовила судьба во всей этой страшной драме. — Я буду защищать этот порог, и никто не войдет сюда до тех пор, пока я жив, потом, когда переступят через мой труп, ты действуй. Прощай, мой благородный Тито, — прибавил верный товарищ. — Гутулл рад, что может тебе отплатить хоть чем-то за все твое добро.

С этими словами он вышел из столовой и, обнажив меч, стал у порога другой комнаты.

— Бедная Луцена! — говорил, рыдая Тито Вецио, становясь на колени, — прости меня, я тебя погубил!

— Милый Тито, и ты можешь говорить о гибели, когда дал мне жизнь и блаженство, которому нет сравнения, — отвечала Луцена, покрывая поцелуями лицо своего друга и приподнимая его.

— Неужели ты мне можешь простить?

— Если бы у меня было десять жизней, я бы с восторгом отдала их за одну минуту счастья, которым ты меня одарил, мой милый! О каком прощении ты говоришь? О какой вине? А умереть в твоих объятиях, разве это не блаженство? — шептала Луцена, обнимая юношу.

— Божественная Луцена! В эту страшную минуту, как мне найти слова, чтобы выразить мои чувства к тебе?

— Милый, ты ведь меня любишь, я это знаю, но ты должен и в последний раз осчастливить меня, — говорила молодая девушка, вынимая кинжал из ножен и подавая его Тито Вецио, — обними меня левой рукой, а правой…

— Нет, родная, не могу, не требуй от меня невозможного. Чтобы я решился поразить эту грудь, достойную божества. Нет, моя прелестная Венера, не могу.

— Друг мой, не отказывай мне в последней просьбе, умоляю тебя. Они уже вломились, слышишь крик моих служанок, которых убивают? Тито, мой чудный Тито, во имя нашей любви, заклинаю тебя, не дай злодеям надругаться надо мной, убей меня! — говорила Луцена, обнимая друга и ее прелестные глаза были полны простой, светлой мольбы…

— Нет, нет, Луцена, не могу… у меня духу не хватает.

— А, наконец, они нам попались! — ревели солдаты. — Вон стоит чернорылый нумидиец, друг бунтовщика, ломайте двери, рубите топорами! Мы его заполучим живым.

— Бросай оружие! — кричал центурион.

— Приходи и возьми сам, — отвечал Гутулл.

Одна половина двери рухнула. Первым переступил порог центурион.

Мигом сверкнул меч в руках Гутулла и римлянин покатился на пол с раздробленным черепом. Вслед за центурионом пролезли двое легионеров, их постигла та же участь.

— Именем Геркулеса! Сколько же рук у этого проклятого гиганта! — кричали солдаты.

— Пропусти, дьявол, ты мне не нужен, — сказал один из смельчаков, переступая порог.

— Кто же тебе нужен?

— А вот тот, который обнимается с красоткой.

— Того нельзя.

— Ну, так умри же, негодяй!

— Лучше ты умри, — отвечал Гутулл, ловко парируя удар и ответным разрубая голову хвастливому легионеру.

— Но это не человек, а дьявол! Вперед, братцы!

Другая половина двери рухнула, и толпа легионеров ворвалась в первую комнату.

— Сдавайся, разбойник! — кричали солдаты, желая во что бы то ни стало взять Гутулла живым.

И на это предложение последовал тот же ответ. Тяжеловесный меч старого воина засверкал в воздухе, страшны были его удары, римляне падали направо и налево, как скошенная трава, груда трупов громоздилась у входа. Гутулл, раненый, весь в крови, не уступал ни шага, поражая врагов действительно с какой-то демонической силой.

Но чем больше набиралось трупов при входе, тем многочисленнее становились ряды врагов. От потери крови нумидиец начал изнемогать.

— Сдавайся, проклятый, у тебя уже шлем разрублен и выбит щит.

— Но меч пока еще в моих руках! — отвечал громовым голосом Гутулл. — И тяжесть этого меча ты, предлагающий мне позор, должен испытать!

И храбрый легионер повалился мертвый на землю.

Солдаты оробели. Им казалось, что вместо нумидийца перед ними действительно стоит сам дьявол с заколдованным мечом, на них напал страх и они невольно попятились…

— Тито, мой Тито! Убей меня! — шептала Луцена, целуя молодого человека.

Горькие слезы были ответом на эту просьбу.

— Милый мой, ты колеблешься, ты не хочешь, чтобы я спокойно умерла в твоих объятиях, ты думаешь, что это так мучительно… не бойся, мой несравненный Тито, когда я тебя вижу, когда ты меня обнимаешь, не может быть места другому чувству, кроме чувства беспредельного блаженства. Посмотри, как это легко, — продолжала лепетать эта необыкновенная девушка и, взяв кинжал, погрузила его себе в грудь по рукоятку. Потом, вынув его, подала Тито Вецио, прошептав:

— Возьми, мой чудный друг… совсем не больно!

Тито Вецио принял кинжал из рук Луцены, поцеловал струившуюся по нему розовую кровь и поразил себя в самое сердце… Смертной агонии не было. Потухающий взор юной красавицы видел прекрасный образ ее милого Тито, улыбка счастья озарила очаровательные черты лица и застыла, сжатая клещами смерти.

— Бей его, руби злодея! — вопила толпа солдат, бросаясь на Гутулла.

Вновь как молния засверкал длинный меч нумидийца, еще упало несколько врагов, но, и на его долю, наконец, выпал смертельный удар. Гутулл упал мертвый на порог комнаты, которую он так геройски защищал, исполнив в точности свое последнее обещание. Через его труп легионеры бросились в комнату, где были Тито Вецио и Луцена. Но, увы, храбрым воинам не удалось надругаться над влюбленными: они оба были уже мертвы.