Читаем без скачивания Бастард: Сын короля Ричарда - Игорь Ковальчук

— Но как же я напишу так? Это же неправда!

— Тогда напишите правду, святой отец, — предложил корнуоллец.

— Как же это возможно? Ведь король приказал… Я сам вижу, сколько людей погибло… Как же быть? — Рожер Говеден схватился за голову, и его тонзура побагровела.

— Тогда просто обойдите этот вопрос, святой отец. Не пишите о том, сколько людей погибло.

— Но его величество продиктовал мне…

— Тогда измените фразу. Добавьте что-нибудь подходящее. — Дику было жаль священника, хотя никакого уважения к нему он не испытывал. — Например: "в числе прочих погибли пятеро рыцарей…". Или так: "Я сам видел, как погибли пятеро рыцарей…" Ну что-нибудь вроде этого.

Говеден поднял посветлевшее лицо и несколько мгновений смотрел на собеседника.

— Благослови тебя Бог, сын мой, — с облегчением произнес он, поднял руку и осенил молодого рыцаря крестом, знаком благословения. — Именно так я и сделаю. Иди с миром.

Корнуоллец толкнул коня пятками и поехал следом за королем.

Разговор у магистрата с перепуганными сановниками получился тягостный. Король Ричард нисколько не сдерживал себя, он орал и грозил, хотя настоящая ярость, выплеснутая в бою, его уже оставила. Гнев его величества носил скорее назидательный характер, но мессинские богачи от страха вжимали головы в плечи. Конечно, не все — Иордан Пинский, и прежде бравший инициативу в свои руки, попытался убедить короля, что слуги Танкреда здесь ни при чем и бунт затеяли "худые" горожане — те, что победнее. Вглядываясь в умные глаза де Пина, Дик уверился в том, что сказанное им, конечно, правда, но далеко не вся. Известное почти всем, то, что бой начался с банальной ссоры торговки и солдата, не желавшего платить, дружно замалчивали.

Сперва доводов Иордана не слушали, потом, когда английский государь слегка устал кричать и убедился, что достаточно напугал сановников, он все-таки выслушал их, сделал вид, что допускает подобную возможность, и предложил представить ему зачинщиков. Мессинцы заверили, что немедленно это сделают.

Приведенный молодой мужчина в рваной куртке и грязных повязках, прикрывающих руки, был, видимо, серьезно ранен, бледен, но тем не менее накрепко связан. На английского короля он смотрел с ненавистью, в которой корнуоллец ни на миг не заподозрил притворства. Да и правильно: кто будет притворяться в угоду кому бы то ни было, если рискует при этом головой? Лицо у пленника-итальянца было выразительное, а блеск в глазах — фанатичный.

Он и в самом деле мог быть зачинщиком, за такими люди охотно идут. Правда, недолго.

Ричард взглянул на приведенного молодого человека с брезгливостью всегда хорошо одетого аристократа.

— Вот этот начал бунт?

— Да, государь. Именно он произносил изменнические речи, призывал к тому, чтоб выкинуть английские войска из Мессины.

— Кто он такой?

— Кузнец.

— Мастер?

— Нет. Работник.

Молодой парень рванулся в сдерживающих его руках и с исказившимися от ярости чертами стал выкрикивать в лицо королю длинные итальянские фразы, которых государь все равно понять не мог. Судя по интонации и тому единственному слову, которое Дик понял из его речи, ругани было значительно больше, чем фраз, способных донести какую-нибудь информацию. "Maledezione! — завопил молодой сицилиец, словно обезумев. — Maledezione!" Последовавших слов корнуоллец не понял. Он рассматривал рвущегося ремесленника с долей уважения, но и с тяжестью на сердце. Именно так дьявол и играет благими побуждениями человеческой души — юноша действовал из благих побуждений, с благими устремлениями, а результатом стала бойня. Теперь оставшиеся в живых будут долго голодать, выплачивая королю возмещение за эту неразбериху.

— Что он говорит? — заинтересовался Ричард. В глазах его зажегся опасный огонек, и, будь Дик на месте бунтовщика, он бы замолчал.

Иордан Пинский смутился:

— Государь, это…

— Переведи мне. Я хочу знать. Ну!

— Он говорит, что вы — исчадие ада, ваше величество, что вы — страшное существо и не человек. Он безумен.

— Почему же? — Король подошел к пленнику, и тот вдруг замолчал, будто ошеломленный. Плантагенет рассматривал его в упор. — Он совершенно прав. Я не человек. Я — король.

Должно быть, молодой сицилиец понял сказанное, потому что он переменился в лице произнес что-то невольно дрогнувшим голосом.

— Что он сказал?

— Coeur de lion, — ответил Иордан. — Он сказал "Львиное сердце". Он сказал, что у вас в груди не человеческое, а львиное сердце.

На корнуоллца, стоявшего неподвижно, дохнуло холодком, и в зале словно бы даже потемнело. Но лицо короля Английского озарилось довольной улыбкой.

— Что ж, я с благодарностью приму столь достойное прозвание, — высокопарно сказал он. Несмотря ни на что, опасный огонек в его глазах не погас. Пожалуй, он вспыхнул с новой силой. — И отплачу достойно. Увести его. — Молодого сицилийца выволокли из залы. — Что ж, вероятно, ваши слова справедливы. Но за горожан несет ответственность магистрат, не так ли?

Молодой рыцарь позволил себе незаметно усмехнуться. Теперь разговор пойдет по накатанной колее, и оскорбление, нанесенное английскому государю, в который раз будет измерено в золоте и серебре. Мессинские богачи, судя по их лицам, уже заранее смирились с этим, решив, что дешевле откупиться, чем отвечать своими головами. Кроме того, при грабеже солдаты нахватают себе больше. Они только подсчитывали, сколько следует предложить, чтоб не обидеть ни Ричарда, ни свои кошельки, — этот Плантагенет уже обошелся им в приличную сумму, в большую, чем, скажем, Филипп-Август.

Но долгий и беспокойный день на этом отнюдь не закончился. К вечеру в магистрат явился Эд де Шалон, посланец короля Франции, и с первых же его слов стало ясно: теперь на очереди ссора Ричарда с Филиппом. Злые огоньки в глазах сына Генриха II лучше любого свидетельства доказывали, что Плантагенету прекрасно известны слухи, гуляющие по Мессине и лагерю английских солдат. Не один и не два человека видели, как подданные французского государя разгуливали по городу, не вступая в бой, их никто не трогал, на их глазах умирали союзники — и ничего. По мнению короля Английского, это было то же предательство.

Но иногда в короле просыпался дальновидный политик — не слишком часто, не слишком умный, но зато хитрый. Глядя на посланника, Ричард щурил желтые глаза хищника, но слушал внимательно. Знавшие его ожидали, что требование Филиппа немедленно снять все английские флаги со всех мессинских башен и водрузить французские вышибет искру, которая воспламенит ситуацию. Но король Англии лишь поджал губы.

— Иди, — сказал он. — И больше не являйся сюда с такими дурацкими предложениями.