Читаем без скачивания История германского фашизма - Конрад Гейден

Гитлер видел ловушку, которую собирался расставить ему Папен в кабинете с буржуазным большинством. Он разбил, однако, эту ловушку оружием, которым умел пользоваться лучше других. В качестве вознаграждения за свою уступчивость он потребовал роспуска рейхстага и назначения новых выборов. Ибо он знал, что хотя по воле Папена и президента он является вначале лишь номинально канцлером, однако для общественности он был теперь победившим народным трибуном, человеком из народа на троне, борцом у цели, бунтовщиком, который оказался прав. За ним была гипнотическая сила успеха. Он располагал теперь орудием, которым не умели пользоваться его предшественники: радио. Гитлер не сомневался, что в борьбе за расположение народа он сумеет разбить своих новых коллег — Папена и Гугенберга.

Это положение было ясно по крайней мере одному из министров: Гугенбергу. Создатель гарцбургского фронта видел, наконец, перед собой правительство этого фронта. Он понимал, однако, что оно должно править с помощью гарцбургских методов, если не хочет превратиться в национал-социалистское правительство. Поэтому Гугенберг потребовал, чтобы рейхстаг был распущен, а новые выборы были отложены. Вместо них должно было быть объявлено исключительное положение — мера, не предусмотренная конституцией, которой именно поэтому долго добивались любители диктатуры из среды правых. Президент должен был освободиться от стеснительных предписаний конституции. Гитлер не дал, однако, уговорить себя, и в последний момент разногласия по этому вопросу едва не привели к срыву переговоров. Однако слухи о предполагаемом аресте Папена и предстоящем путче заставили договаривающиеся стороны стать сговорчивее. Была найдена формула: с большой торжественностью Гитлер дал честное слово, — эту сцену позднее описал вождь «Стального шлема» Дюстерберг, — что «независимо от исхода предстоящих выборов все входящие в этот кабинет министры останутся в нем и после 5 марта» (день выборов). Еще одно честное слово. Какое по счету за эти 14 лет!

В полдень 30 января Гитлер и Папен явились вместе к президенту и сообщили ему, что удалось образовать «национальную концентрацию». Ссылаясь на эту концентрацию, президент поручил господину Адольфу Гитлеру образовать правительство. Он заявил Гитлеру, что не мог дать такого же поручения ему как вождю партии, теперь же Гитлер является представителем всего национального фронта. Кстати сказать, это был фронт, который в то время, да и позднее, насчитывал, кроме национал-социалистов, всего два десятка депутатов. Однако до чего носители консервативной государственной власти запутались в сетях своих отживших формул! Либо национальный фронт, фронт всех или большинства немцев, совпадал с национал-социалистской партией (именно такова была цель, которой добивался Гитлер, но которой он 30 января еще не достиг), либо национал-социалистская партия не в состоянии была привлечь на свою сторону большинство германского народа. В таком случае и в качестве правительства «национальной концентрации» правительство это было и оставалось лишь правительством одной партии, правительством меньшинства и насилия. «Национальная концентрация» Гинденбурга — только самообман. Это прекрасно сознает канцлер, который получил свое назначение во имя этой концентрации. Сознает ли это также стоящий рядом с ним вице-канцлер? Много обмана и самообмана, много хитрости и задних мыслей было пущено в ход во время этих рукопожатий и взаимных клятв в верности.

Гитлер стал рейхсканцлером.

Рядом с ним был создан пост вице-канцлера, который редко встречается в германских кабинетах. Назначенный на этот пост Франц фон Папен является одновременно министром-президентом Пруссии. Этот вице-канцлер всегда присутствует во время доклада рейхсканцлера президенту — enfant terrible со своей гувернанткой. Разумеется, вождю самой большой партии нельзя было отказать в нескольких важных постах: Фрик становится поэтому имперским министром внутренних дел, а Геринг — прусским министром внутренних дел. Таким образом контроль над провинциями и власть над самой крупной полицейской организацией в Германии попадают в руки национал-социалистов. Всё же считают, что в Пруссии последнее слово осталось за Папеном, а национал-социалисты в имперском, как и в прусском кабинете остались в безнадежном меньшинстве. Правда, в конституции значится, что политику в основных чертах определяет рейхсканцлер, но разве этот чудаковатый господин Гитлер, который ничего не понимает в делах, в состоянии настоять на своем? К тому же президент оговорил, что министерство иностранных дел должно остаться в руках консервативного барона Нейрата, а рейхсвер должен быть доверен испытанному офицеру, генералу фон Бломбергу из Кенигсберга. Последний собирается привести с собой из Кенигсберга собственного начальника канцелярии министерства. Кому придет на ум вспомнить при этом, что этот человек, полковник фон Рейхенау, близок к национал-социалистам!

Кому знакомы своеобразные обстоятельства, благодаря которым генерал фон Бломберг вступил в министерство и этим привел на сторону Гитлера рейхсвер, правда, со многими оговорками в глубине души? В протестантском Кенигсберге в прозаической канцелярии окружного военного командования разыгралась сцена, напоминающая о старо-испанских временах — о нерешительных королях в горностаевых мантиях, осторожно склонившихся перед одетыми в черное духовниками, которые в один прекрасный день в награду за свою мудрость получали кардинальскую шапку. Дивизионным священником рейхсвера в Восточной Пруссии был пастор военного округа Людвиг Мюллер. Он сыграл немалую роль в истории образования кабинета Гитлера. Он, как утверждали, пользовался влиянием на генерала фон Бломберга и уговорил начальника Восточной Пруссии вступить в новое правительство и обеспечить ему таким образом поддержку рейхсвера. Имя Мюллера позднее стало известно в связи с унификацией евангелической церкви, в проведении которой он не проявил особых талантов. Важнее, однако, та тайная моральная поддержка, которую он еще в настоящее время оказывает в рейхсвере своему партийному вождю. Таким образом сан епископа, пожалованный ему позднее, нельзя считать — разумеется, с точки зрения Гитлера — чрезмерной наградой за оказанные услуги.

Все остальные посты в новом кабинете Гитлера снова достались главным образом испытанным сотрудникам Папена: министром финансов остался заслуживший общее признание как дельный человек граф фон Шверин-Крозигк, министром путей сообщения был назначен барон Эльц фон Рюбенах, а имперским комиссаром по созданию работ — доктор Герике, ближайшее доверенное лицо Гинденбурга. В свое время он руководил кампанией в пользу избрания фельдмаршала президентом республики. Поэтому-то через несколько недель его ожидал на министерской скамье арест со стороны национал-социалистов. За ним следует бывший министр юстиции баварец д-р Гюртнер. Мы еще не забыли о нем. Папен вызвал его в Берлин, после того как в Баварии он пал жертвой партийных распрей. Это тот самый д-р Гюртнер, который некогда позаботился об отсрочке исполнения приговора о тюремном заключении Гитлера. Два важных министерства — министерства хозяйства и земледелия — достались д-ру Гугенбергу. В его руки перешли также соответствующие ведомства в Пруссии. Теперь он может применить свои таланты специалиста, к чему он уже давно стремился. Он первый из политических министров в кабинете думает не только о пропаганде, но стремится и действительно получает добрую часть работы. В министерстве труда сидит Франц Зельдте, вождь «Стального шлема». Для того чтобы и Геринг получил местечко в имперском кабинете, ему, старому военному летчику, предоставляется наряду с постом прусского министра также пост министра авиации. Лишь для одного человека не нашлось пока никакого поста — для Геббельса.

Гитлер в безнадежном меньшинстве! Гитлер под игом! Что ж, посмотрим!

Вечером 30 января национал-социалисты празднуют победу. Развертывается широкая пропаганда, которая немало содействовала успеху выборов 5 марта. 25 тыс. факельщиков в течение нескольких часов движутся по Вильгельмштрассе. У окна своего дворца стоит старый Гинденбург с железным лицом и железной выправкой. В двух шагах от него в окне виден беспокойный подпрыгивающий Гитлер. Таким веселым его не видели с 8 ноября 1923 г. — со времени выступления в мюнхенской пивной Бюргерброй. Он все время торжествующе смеется. Приветствуя толпу, он всем телом перегибается через окно.

Глава пятая

«Моя задача будет закончена, когда я доведу германский народ до восстания», — так заявил Гитлер в 1924 г. перед мюнхенским народным судом.

Была ли закончена его задача 30 января 1933 г.? «Мы победили, но это все же не служит основанием, чтобы мы потеряли мужество», — заявил вечером 30 января один руководящий национал-социалист якобинского направления. Весьма серьезные газеты, с мнением которых считался весь мир, объявили, что из борьбы подлинным победителем вышел Гугенберг. Считая империю и Пруссию, в его распоряжении находилось не менее четырех министерских постов. К тому же это были министерства хозяйства, в которых в эту прозаическую эпоху видели источник политических действий. Весьма далекий от национал-социалистов граф Шверин-Крозигк будет в качестве министра финансов оберегать кассу, в рейхсвере же, по-видимому, еще сильно влияние Шлейхера. Нет, приход этого правительства еще не означал великого национал-социалистского восстания. Это восстание теперь только начиналось. Наступал период не самой тяжелой, но самой великой и жестокой борьбы, которую когда-либо вел Гитлер.