Читаем без скачивания Варяжский сокол - Сергей Шведов

– Каким образом?

– Ты должен жениться на Зорице и стать законным наследником князя Дира.

– А как же князь Искар?

– Искару хватит забот в Русалании. К тому же нам бы не хотелось, чтобы он терял связь с урсами, а следовательно, со всеми лесными и степными скифами. Как сын Лихаря он для нас гораздо важнее сейчас, чем как сын Драгутина.

– Так, может, в мужья Зорице сгодится Сивар?

– Нет, Воислав, твой брат слишком легкомысленный человек, чтобы распутать полянский клубок. Не так-то просто будет заставить Киевское Вече выкликнуть великим князем именно Дира. Не говоря уже о том, что до Вече ему еще нужно дожить.

Глава 8

Киев

В стольном Киеве гостей с Дона явно не ждали. А потому четыре ладьи, порхнувшие к пристани белыми лебедицами и заполненные ротариями никому не ведомого Рерика, вызвали в городе большой переполох. Никто, включая многомудрого князя Ждислава, не ожидал, что князь Искар Урс поддержит дядьку своей жены. Многие знали, что у Русалании, вконец рассорившейся с каганом Обадией, и своих проблем хватало. А тут еще и великий князь радимецкий Всеволод вдруг ни с того ни с сего вздумал вмешаться в киевские дела и прислал в помощь княжичу Диру берестеньского князя Горазда. По слухам, у этого удельника и на Берестень-то прав не было никаких, а он теперь вздумал мешаться в дела Киева.

– Дожили, бояре, – скорбно вздохнул ближник покойного князя Яромира Святополк. – Всякая степная рвань тянется ныне решать судьбу древней Полянской земли.

– Ган Горазд хорошего славянского рода, – не согласился с боярином Святополком отец Пяста, боярин Любомир. – Его предки в первых ближниках при каганах ходили.

Святополк промолчал. Боярин Любомир горой стоял за Дира, рассчитывая, видимо, сесть при распутном княжиче пестуном. Доля, конечно, завидная, а потому есть из-за чего глотку драть. А вот боярина Святополка брало сомнение. Вот так сдуру поставь на Дира, а Вече возьмет да выкликнет овручского князя Ждислава, который спит и видит себя на великом столе. И что тогда делать промахнувшемуся боярину? Бежать из Киева в земли новгородские или радимецкие? Вот только вряд ли и там оплошавшего боярина примут с распростертыми объятиями. Да и какой из Дира князь – сплошные слезы. А слабый князь – это разорение земли.

– Откуда этот варяг взялся? – покосился Святополк на Любомира.

– Сказывают, что он из ободритских князей, – пожал плечами боярин.

То-то и видно, что из князей. Вперся в Детинец без спросу, а когда боярин Облога вздумал было залетного молодца поставить на место, так тот на него так зыркнул, что у несчастного Облоги едва душа в пятки не ушла. Собственными ушами слышал Святополк, как Облога на того буйного варяга жаловался князю Ждиславу. А Ждислав сказал – дай срок. Нет, похоже, без крови не разойдутся. Конечно, по уму если рассуждать, то кричать на Вече надо за Ждислава. Быть бы тогда Киевщине за разумным князем, как за каменной стеной.

– Говорят, к Ждиславу ромеи благоволят.

– И что с того? – нахмурился Любомир. – Решать-то нам.

– А ты никак ждешь кого-то, боярин.

– Так князя Горазда и жду, – недовольно буркнул Любомир. – Задерживается он что-то.

Проголодавшийся Святополк скосил глаза на заставленный яствами стол. Выходит, из-за какого-то то ли степняка, то ли радимича природного киевского боярина за стол не пускают, заставляя исходить слюной. Мог бы и здравную чару поднести старому другу боярин Любомир. Но, видимо, недосуг, заботы его гложут. На большой кусок нацелился честолюбивый боярин. Вот только как бы он тем куском не подавился. В киевском раскладе и радимецкий князь Всеволод – не велика птица, а уж об удельном берестеньском князе и говорить нечего.

– При чем тут Всеволод, – удивленно взглянул на Святополка Любомир. – Горазд на Берестень Ицхаком Жучином ставлен.

Боярин Святополк от удивления даже кхекнул пару раз. Выходит, не в радимичах тут дело. За княжича Дира сам каган Обадия решил замолвить слово. Вот только почему же он прислал никому не ведомого Горазда, а не ближника своего? Ну вот хотя бы гана Карочея, который Любомиру доводится шурином.

– Не торопись, боярин Святополк, в свой черед все узнаешь.

Посланника кагана Обадии боярин готов был послушать. Если Дира действительно поддерживает Итиль, то это многое может изменить в настроении киевской старшины. И тогда не след так уж торопиться с поклонами и подарками к князю Ждиславу. Овручский выскочка может и подождать.

Князь Горазд прибыл, когда у боярина Святополка уже лопалось терпение. Судя по всему, непогода в Киеве разыгралась не на шутку, ибо гость, обменявшись приветствиями с боярами, потянулся не к столу, а к огню. Впрочем, на этот раз боярин Любомир с чаркой не задержался, от души потчуя дорогого гостя. При этом кое-что перепало и терпеливому боярину Святополку. Надо отдать должное этому удельному князьку: он не стал ходить вокруг да около, а сразу приступил к главному.

– Князем киевским будет Дир.

Сказал, как отрезал. И в подтверждение своих слов протянул боярину Любомиру послание. Письмо, видимо, было столь важным и написано столь значительным лицом, что Любомир даже взопрел, читая его. Хотя нельзя сказать, что в расписанных яркими красками палатах боярина было уж слишком жарко. Осень выдалась ныне в Киеве сырой и холодной, а зима по всему обещала быть морозной и снежной. Святополк сидел скромнее скромного, не делая даже попытки заглянуть хозяину через плечо. Наконец Любомир закончил чтение и вопросительно взглянул на гостя.

– Можно, – равнодушно махнул рукой князь Горазд. – Особой тайны здесь нет.

Святополк с любопытством взял из рук Любомира кусок пергамента, помеченный каганской печатью. Впрочем, письмо было не от Обадии, а от каган-бека Жучина. Сведения в нем содержались весьма интересные и дававшие пищу для размышления. Отчасти они подтверждали слух, ходивший по Киеву, что князь Драгутин погиб не без участия своего младшего брата. И если это действительно так, то беспутный Дир крепко сидит на крючке у кагана. Понятным становилось и то, почему Обадия прислал в помощь княжичу не своего ближника, а никому не ведомого радимецкого удельника. Видимо, в Итиле посчитали, что открытая поддержка кагана скорее помешает Диру, чем поможет. Слухи об измене Дира и его вине распускали ближники Ждислава, которые терпеть не могли живого Драгутина, зато воспылали любовью к мертвому. И появление в Киеве того же гана Карочея стало бы косвенным признанием вины княжича. В Киеве многим было известно, какую роль сыграл расторопный шурин боярина Любомира в трагических итильских событиях, стоивших жизни многим боярам и ганам, включая самого несчастного Тургана. В письме, однако, много говорилось о Воиславе Рерике, том самом наглом варяге, который успел многим в Киеве насолить. Этот варяжский Сокол метил ни много ни мало на каганский стол, но в качестве первого шага готов был удовлетвориться столом киевским.