Читаем без скачивания За линией Габерландта - Вячеслав Пальман

Но что?

Через полчаса на зимовье привезли труп ревизора. Работники поисковой партии все до единого высыпали навстречу Зубрилину.

Он предъявил начальнику партии свой документ, сказал:

— Прошу вопросов не задавать, товарищи. Дело очень серьезное, ответить вам все равно не смогу. Мне нужна рация.

Скалов хмуро глядел на залитое кровью лицо Конаха. Два часа назад он разговаривал с ним. Что же теперь? И вдруг его кольнуло в самое сердце: письмо... Он почувствовал слабость в ногах. А вдруг там его фамилия?

Зубрилин и Федя, как вошли в домик начальника партии, так уже больше и не выходили. Замполит опасался пули из-за угла. Ведь сообщник Конаха несомненно здесь, среди этих людей. А может, и не один.

Письмо он прочитал уже при свете фонаря.

«Наш дорогой шеф, — значилось там, — поручает вам дождаться в совхозе сухих дней весны и повторить на прииске Май-Урья ту же операцию, какая была проведена много лет назад с рыбацким поселком на побережье. Условия для этого хорошие. Все запасы, горючее и склады находятся на склоне сопки, покрытой стлаником. Дано указание сваливать бочки с горючим ближе к зарослям. Вам не надо подходить к поселку, при попутном ветре все пойдет хорошо. После выполнения вернитесь в совхоз и ждите указаний шефа».

Подписи не было.

Зубрилину не надо было напрягать память. Он прекрасно помнил «операцию на побережье», описанную в дневниках Зотова-старшего и его друзей. Знакомство с архивами оказалось очень полезным. Поджог...

— Бандиты! — гневно сказал он. — На голодовку рассчитывают.

— Ты что? — спросил Федя.

— Ничего, думаю вслух. Ниточка оборвалась — вот что скверно. Ну ладно, свяжем как-нибудь. Во всяком случае, на одного мерзавца уже меньше. Диверсант, Федя. Понятно?

Глава десятая. Чрезвычайное происшествие с Сашей. Наледи в долине. Новые затруднения. Неожиданный приезд Руссо. Предупреждение

Втянувшись в работу на новом месте, мы не замечали, как быстро бежит время. За зиму наша группа провела серьезную работу. Леша Бычков с Виктором и Смысловым поставили опорную сеть из сотен реперов и начали топографическую съемку долины, чтобы к лету дать точный план местности и уже твердо определить, где строить парники, теплицы, жилой поселок и животноводческий городок; мы с Сашей Севериным и Зотовым пробили в мерзлой земле десятки шурфов, взяли сотню проб для отправки на анализ и все время следили за режимом реки Май-Урья. Варя Зотова продолжала вести наблюдения на двух площадках и по утрам непременно сообщала нам «погоду». В январе она, например, «обрадовала» нас самой низкой температурой в Северном полушарии — минус 61,7 градуса.

Это была действительно холодная ночь. Мы все нарочно выходили из палатки, чтобы испытать, что такое «за шестьдесят». Струсил один только Казак. Лениво переступив порог, он помялся в морозном тумане и сразу же начал скулить, поджимать лапы и тереть глаза и нос. Не выдержал. А мы стояли на снежной площадке и вслушивались в жуткую тишину стынувшей ночи, окутанную густым резким на вкус и запах туманом. Почувствовав колючие щипки на щеках и ушах, мы поспешили вслед за Казаком в палатку и закрыли дверь. Но даже при плотно закрытых дверях от порога к печке воровато пробирался видимый глазом морозный туман и исчезал в поддувале гудящей печки. У нас-то было тепло...

Таких ночей за зиму Варя отметила немного. Другие были теплей. По правде сказать, дни с температурой в минус 50 градусов не особенно отличались от рекордных — такая же жуткая тишина и незримая опасность для всего живого.

— Зато лето жаркое, — успокаивал себя и нас Зотов.

К концу марта речка Май-Урья стала показывать свой норовистый характер.

Чем сильнее давил мороз, тем больше баловалась Май-Урья. Она, по-видимому, еще в декабре — январе местами перемерзла, потеряла свое русло и металась теперь по всей долине, создавая такие ловушки, что только один Бычков ухитрялся возвращаться с работы сухим. Мы же все то и дело совершали невольный обряд крещения. Вода таилась под снегом даже там, где ее совсем не ожидали встретить. Особенно часто вступал в конфликт с речкой Саша Северин.

Мы приглядывались к Лешиной сноровке. Интересное дело! Он обходил глубокие снега и держался ближе к чистому льду или мелкому снегу, где, на наш взгляд, было самое опасное и мокрое место. Однако не проваливался, лед его держал.

—  Объясни, — попросил его Саша.

— Догадываетесь, почему река из своего русла вышла? Снизу вечная мерзлота поднялась, сверху лед застыл, на каждом мелководье перемычка получилась, а тем временем вода из верховьев продолжает наступать. Она, конечно, прорывает лед, течет поверх льда, намораживает на нем слой за слоем, и в конце концов русло доверху заполняется плотным льдом. Куда воде идти? Вот и растекается по долине, подтопляет снег и, конечно, опять замерзает. Если снег тонкий, то вода замерзает быстро, а под сугробами теплее, тут она и накапливается, стоит. Где же опаснее?

Саша слушал, сдвинув на лоб шапку. Вроде понял.

На другой день он собрался в дорогу: надо было принести с прииска кое-какие продукты.

— Лыжи возьми, — посоветовал ему Леша.

— Не нуждаюсь, — гордо ответил Северин. — Я пойду прямо по речке, по льду. Она, понимаешь ли, вымерзла до дна. Никакой опасности. Так, Леша?

— Постиг, — насмешливо сказал наш начальник.

Саша ушел перед обедом, пообещав вернуться часов в десять вечера.

Ночь выдалась тихая, лунная. Наша долина, залитая доверху зеленоватым светом, выглядела фантастически. На лиственницах висела изящная, просвечивающая насквозь снежная бахрома. Приречные кусты, опудренные инеем, причудливо сверкали, играли светом и тенью, оголенный лед таинственно мерцал под луной. Стояла такая тишина, какую можно наблюдать лишь на Севере в безветренную зимнюю ночь, когда идешь и слышишь только скрип снега под ногами да четкий стук собственного сердца.

Мы решили встретить Сашу и вышли на лед. Постояли, прислушались. Ни звука в долине. Очарованные белой тишиной, не спеша тронулись мы по реке, рассчитывая где-нибудь на полдороге встретить Сашу и помочь ему нести груз.

Когда прошли километра два, где-то далеко-далеко послышался человеческий голос. Это пел Саша. Судя по бодрым звукам, долетавшим до нас, он был в хорошем настроении. «Любимый город может спа-ать спокойно...» — неслось по долине. Эту песню он теперь мог исполнять лишь там, где никого не было.

— На луну поет, — усмехнулся Смыслов.

Потом песня прекратилась, видно, таинственная ночь очаровала одинокого путника. Мы не спеша шли навстречу ему и готовили уже приличествующие встрече шутки, как вдруг произошло совершенно непредвиденное. Ближе чем в полукилометре от нас, за поворотом, раздался короткий, но резкий треск; в устоявшейся тишине он показался таким страшным и неестественным, что мы разом вздрогнули и остановились. Сердце забилось отчаянно быстро, стало как-то не по себе. Вслед за этим треском до нас долетел испуганный вскрик и снова такие звуки, словно кто-то сильной рукой ломал сухие доски. Потом все стихло так же внезапно, как и началось. Стряхнув с себя оцепенение, мы бросились вперед. За поворотом, распластавшись на мокром снегу, лежал Саша, придавленный сверху своим рюкзаком. Вокруг него журчала вода, облака пара поднимались над местом катастрофы. Разбрызгивая воду, мы подбежали к Саше, подняли его и отнесли на сухое место. Он очнулся и оторопело посмотрел на нас: