Читаем без скачивания Сын Человеческий - Руслан Хазарзар

По мнению Иисуса, каждый благочестивый человек мог считаться сыном Божиим (Мф.5:9,45) и называть Бога Отцом (Мф.6:9). Однако логии Евангелия от Иоанна — совершенно другого порядка. Христос Квартуса обращается к Богу-Отцу и говорит: «И все Мое Твое, и Твое Мое» (Ин.17:10); или в другом месте заявляет: «Как Отец знает Меня, {так} и Я знаю Отца» (Ин.10:15). Действительно, если, согласно доктрине Квартуса, через Логос все «нáчало быть» (Ин.1:3), то, следовательно, этот Христос вообще стоит чуть ли не наравне с Богом-Отцом. Но именно по этой причине и не имеют исторической ценности речи Христа, приведенные в четвертом Евангелии. Иисус, который о себе высказывает подобные вещи, не существует для исторической науки.

Однако давайте обратимся к самим логиям. Мы не будем чересчур подробно останавливаться на тех речах, которые написаны в духе доктрины Квартуса, а лишь попытаемся из всего этого материала выделить крохи аутентичной информации.

Иоанн Креститель, по словам евангелиста (Ин.1:15,30), заявляет, что Иисус, пришедший после него, «стал впереди» него лишь потому, что «был прежде» него, и что Иисус выше всех лишь потому, что Он пришел с небес и на земле свидетельствует о том, что «видел и слышал» на небесах (Ин.3:31–32). Мысль о небесном предсуществовании Иисуса до Его вочеловечения чужда не только Крестителю синоптиков, но и самим синоптикам; она присуща только Квартусу, который со свойственным ему субъективизмом приписал ее Крестителю и, дабы сильнее подчеркнуть эту подтасовку, заставляет Крестителя отчасти выражаться теми же словами, какими у него выражается Иисус в речи, обращенной к Никодиму (Ин.3:6,11): «Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от Духа есть дух {…}. Мы говорим о том, чтó знаем, и свидетельствуем о том, чтó видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете». Так и Креститель говорит об Иисусе (Ин.3:31–32): «Сущий от земли земной {и} есть и говорит {как сущий} от земли; Приходящий с небес есть выше всех, и чтó Он видел и слышал, о том {и} свидетельствует; и никто не принимает свидетельства Его». Впрочем, в Евангелии от Иоанна вообще заметно полное сходство идей и выражений у Крестителя и Иисуса, с одной стороны, и самого евангелиста, высказывающего собственные размышления, — с другой. Поэтому можно смело предполагать, что Квартус приписал Крестителю и Иисусу свои собственные речи и религиозные убеждения.

Что касается эпизода с Никодимом (Ин.3:1-21), то, конечно, нельзя признавать подлинность разговора Иисуса с этим фарисеем. Данный разговор мог быть рассказан автору Евангелия (или апостолам) или самим Иисусом, или Никодимом, но обе эти гипотезы неправдоподобны. Кроме того, начиная со стиха 12, Квартус забывает выведенное им лицо и пускается в общее рассуждение, адресованное ко всем иудеям, а не только к Никодиму. Эта речь, как и подобные ей, очень далека от стиля и идей Иисуса. Напротив, она представляет полнейшее подобие теологии пролога (Ин.1:1-14), где Квартус говорит от своего собственного имени.[738]

Однако, быть может, Иисус действительно был знаком с Никодимом, ибо об этом фарисее говорится и далее (Ин.7:50–51; 19:39). Таким образом, вполне вероятно предположение, что Иисус имел некоторые сношения с почтенной личностью по имени Никодим, а Квартус, знавший об этом, просто избрал этого фарисея «из начальников Иудейских» для одной из своих теоретических бесед. Хотя я склоняюсь к мнению, что Никодим — личность мифологическая.

Теперь мы подходим к встрече Иисуса с самаритянской. «Итак приходит Он в город Самарийский, называемый Сихарь,[739] близ участка земли, данного Иаковом сыну своему Иосифу; там был колодезь Иаковлев. Иисус, утрудившись от пути, сел у колодезя; было около шестого часа. Приходит женщина из Самарии почерпнуть воды. Иисус говорит ей: дай Мне пить» (Ин.4:5–7). И тогда самаритянка Ему говорит: «Как Ты, будучи Иудей,[740] просишь пить у меня, Самарянки?» (Ин.4:9). И Иисус снова начинает разглагольствовать в стиле Квартуса. Однако в этой беседе заложены прекрасные слова: «Поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей,[741] и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу {…}, но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Ин.4:21,23).[742]

Вряд ли этот рассказ о встрече Иисуса с самаритянкой у источника Иакова может служить нам исторической опорой: во-первых, свидетелями этой встречи могли быть только сами Иисус и самаритянка, а рассказ в четвертом Евангелии ведется как бы от очевидца; во-вторых, он, вероятно, сочинен в качестве прообраза для позднейшей деятельности апостолов; в-третьих, жителям многоводного Сихема (?) незачем ходить за водой к колодцу Иакова, далеко за город; в-четвертых, выражение «настало уже» (Ин.4:23) говорит о позднем происхождении этой легенды; в-пятых, этот рассказ слишком поэтичен и, очевидно, воспроизводит ветхозаветные описания встреч у колодца Йицхака с Рибкой (רִבְקָה {Риб-кá}) (Быт.24:15–33) и Яакоба с Рахэлью (רָחֵל {Ра-хэль}) (Быт.29:1-14).

Однако в этой главе есть стих, который вполне согласуется с духом синоптиков и с духом истинных слов Иисуса: «Не говорите ли вы, что еще четыре месяца, и наступит жатва? А Я говорю вам: возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели {и поспели} к жатве» (Ин.4:35; ср. Мф.9:37; 24:32–33; Мк.13:28–29; Лк.10:2).

Кроме того, в стихе 40 четвертой главы Евангелия от Иоанна, возможно, также заложено историческое зерно. Факт о пребывании Иисуса в самаритянском городке косвенно подтверждается сообщениями Терциуса (Лк.9:51–56; 17:11).

По поводу пятой главы Евангелия от Иоанна отметим, что проповедь Иисуса, заключенную в стихах 19–47, нельзя считать подлинной, а стих 3, начиная со слов «ожидающих движения воды», и стих 4 (полностью) являются интерполяцией.

Теперь мы переходим к проповеди, которую Иисус произнес в капернаумской синагоге (Ин.6:26–71). Конечно, эта речь — искусственный труд; однако, возможно, он имеет исторический характер. Согласно синоптикам, Иисус учредил евхаристию на последней вечере (Мф.26:26–29; Мк.14:22–25; Лк.22:17–20); этого же мнению придерживается апостол Павел (1 Кор.11:23–25). Но чтобы допустить это, надо предположить, что Иисус совершенно точно знал о дне своей смерти, а утверждать это мы не можем. Таким образом, вероятно, обычай, который дал начало евхаристии, существовал и до Страстной недели, и, по-видимому, Квартус прав, распространяя евхаристические идеи на всем протяжении общественной деятельности Иисуса. Я думаю, Иисус не единожды, а много раз благословлял хлеб, преломлял его, раздавал и благословлял чашу. Ведь, согласно Терциусу, даже те люди, которые не были непосредственными учениками Основателя, узнали воскресшего Иисуса именно по тому, как Он благословил и преломил хлеб (Лк.24:30–31). Кроме того, стихи 60 и 66 шестой главы Евангелия от Иоанна имеют самобытный характер, косвенно подтверждающий историческую канву данной проповеди.

Эпизод, связанный с братьями Иисуса (Ин.7:1-10), по всей вероятности, исторический. В этом маленьком отрывке нет ни символического, ни догматического умысла. Однако далее идет спор Основателя с иудеями (Ин.7:11–44), не имеющий исторической ценности.

В 1934 году были обнаружены фрагменты неидентифицированного Евангелия — так называемый папирус Еджертона (по коллекции, в которой он находится).[743] Один из фрагментов этого неизвестного Евангелия как бы непосредственно примыкает к стиху 30 или к стиху 44 главы 7 Евангелия от Иоанна.

Папирус Еджертона

«{…} камни, дабы забросать Его, и правители наложили руки свои на Него, дабы схватить Его и выдать толпе. Но не могли схватить Его, ибо час выдачи Его еще не пришел. Но Он, господь, уклонился от рук их и ушел от них. И затем прокаженный подошел к Нему, говоря: Иисусе, Учитель, я ходил с прокаженными и ел с ними {…}, и сам стал прокаженным; если Ты хочешь, Ты можешь меня очистить. И тотчас Иисус сказал ему: хочу, очистись. И проказа {…} сошла с него. {И Господь сказал ему: } иди и покажись {священникам}» (Pap. Egerton).

Стихи Ин.7:53–8:11 являются интерполяцией. Этот отрывок, отсутствующий в Синайском, Ватиканском и других авторитетных кодексах, в науке получил название pericope adulterae (pericope de adultera). Впрочем, перикопа содержится в кодексе Безы, в Вульгате, в Сирийской версии Palestinian Syriac VI века, в Италийских версиях V–VII веков, а также (без стихов 7:53–8:1,2) — в ряде лекционариев IX–XV веков. Кроме того, этот отрывок содержится в некоторых рукописях Евангелия от Луки: после стиха 38 главы 21 или в самом конце Евангелия Терциуса, а также — в некоторых рукописях Евангелия от Иоанна в других местах: после стиха 36 главы 7 или в самом конце Евангелия Квартуса.

Этот эпизод вряд ли можно считать историческим в том виде, в каком он приводится в Евангелии, однако в нем, по всей вероятности, заложено историческое зерно, ибо он полностью отвечает духу и идеям Иисуса.[744] Вероятно, эти строки, восходящие к весьма древней традиции, были исключены из евангельского текста из-за щепетильности каких-нибудь псевдоморалистов. В пользу того, что в этом эпизоде заложена некая историческая канва, говорит сообщение Евсевия Кесарийского: Папий «рассказывает о женщине, которую обвиняли перед Господом во многих грехах; рассказ этот есть в Евангелии Евреев» (Eus.HE.III.39:17). Слова «Qui sine peccato est vestrum, primus in illam lapidem mittat» (Ин.8:7) совершенно в стиле и красоте Иисуса. Во всяком случае, скорее можно предположить, что это место было вычеркнуто, нежели добавлено.[745]