Читаем без скачивания Старомодная история - Магда Сабо

Йожеф, незабвенный Йожеф, не уехал из города и даже не женился. Матушка ежедневно, одна или с Пирошкой и маленьким Белой, ходила гулять на главную улицу, как в былые времена, и награждала себя за остальную часть суток несколькими мгновениями, когда она могла обменяться с Йожефом двумя-тремя словами — всегда в присутствии каких-либо знакомых — или хотя бы просто увидеть его. Жизнь ее текла однообразно: почти каждый день она навещала бабушку, управлялась с немногими делами по дому, заглядывала в магазин к мужу, гуляла, принимала гостей к обеду, после обеда уходила к Бартокам или оставалась дома, заботясь о покое и тишине, если врачи предписывали мужу лежать. После полдника наступал черед светских обязанностей: день чаще всего завершался театром, или чаем у хороших знакомых, или ужином у Ольги, иногда в варьете или в «Золотом быке»; домой они никогда не возвращались одни, их обязательно сопровождали друзья, гости не расходились до рассвета, играли в карты, беседовали. «У меня была ужасная жизнь, — рассказывала матушка, и я лишь смотрела на нее в недоумении: то, что я слышала, звучало как угодно, только не ужасно. — Я хотела уйти сразу же, как только убедилась, что это за кошмар, супружеская жизнь, и поняла, что ошибалась, даже когда думала: ладно, если не я, так пускай хоть Бела будет счастлив. Я мечтала поступить на службу или просто уйти куда глаза глядят, попробовать писать, зарабатывать музыкой. Но даже попытаться что-то предпринять мне никак не удавалось: все что-нибудь да происходило».

Например, в 1911 году умер Юниор.

Смерть его не была красивой: скончался он, как и жил, нелепо, в страшных, унизительных мучениях. В том году Пирошка окончила школу воспитательниц детского сада в Надьвараде, при монастыре ордена иммакулаток; 14 июня она получает диплом и первым делом отправляется к отцу: Пирошка не забывает паллагские годы, она ненавидит Мелинду, ненавидит купецкую дочь и горячо любит своих родителей. (Она единственная поддерживает контакты с матерью, посылая весточки Лейденфростам: одна из живущих вне монастыря воспитанниц потихоньку носит на почту ее письма; Пирошка знает, что Эмма Гачари приезжала из Пешта навестить дочерей в монастырской школе. Встретиться с ними открыто она, конечно, не смеет, чтобы не навлечь на них гнев и ненависть Марии Риккль: она стоит с сыновьями перед воротами и провожает воспитанниц, вышедших на прогулку. Ирен к тому времени первый год учится в той же школе, дочери Эммы Гачари шагают, держась за руки, и изо всех сил стараются не показать, что женщина с двумя мальчиками, которая идет чуть поодаль, борясь со слезами, для них не просто незнакомая красивая дама.) Получив диплом, Пирошка поселяется у Ленке, она охотнее живет у сестры, чем у Марии Риккль. И даже отсюда, с Ботанической улицы, она, потихоньку от Ленке, ежедневно бегает к отцу, она близко сходится и с его сожительницей, и со своей незаконной сводной сестренкой, она проводит у них едва ли не все свое свободное время, и, когда Юниор умирает от уремии, она находится возле него, бегает с вестями к едва живой от горя Хильде, которую купецкая дочь прогнала от собравшегося в столь дальний путь сына. В то время как Ленке нервно расхаживает по комнате, желая лишь одного: чтобы все это кончилось поскорее, чтобы перестал наконец так жутко стонать и хрипеть этот совершенно чужой для нее человек, — Пирошка стоит на коленях перед постелью отца, припав к дергающейся его руке, целуя и гладя ее, Мелинда вытирает пот со лба больного, Мария Риккль, сгорбившись, сидит в кресле в ногах кровати и смотрит, как навсегда уходит от нее тот, кому дала она эту неудавшуюся жизнь. После смерти отца Пирошка похищает все свидетельства личной жизни Юниора, которые, она считает, касаются только его; Мария Риккль и Мелинда долго ищут его дневник, тетрадки со стихами, но так ничего и не находят: Пирошка надежно спрятала тайно унесенное ею духовное наследие отца.

На похоронах присутствуют дебреценские родственники, друзья, знакомые; народу собирается неожиданно много; в похоронной процессии принимают участие представители дебреценских газет, кружка Чоконаи: они провожают в последний путь поэта Кальмана Яблонцаи. Ветер развевает длинную черную ленту на шляпе Белушки Майтени; Пирошка одной рукой ведет племянника, другой опирается на Иренке, приехавшую из Надьварада по случаю похорон. Белушка плачет; он, правда, не понимает, что случилось, но видит, как плачут две его тетки, когда гроб с телом Юниора опускают в склеп, к Богохульнику и Сениору. «Я абсолютно ничего не чувствовала тогда, — рассказывала мне матушка, — для меня он был чужой, совершенно чужой, мне никакого дела не было ни до его смерти, ни до его похорон. Как, впрочем, и до мамы, которая не приехала на похороны». Неприятной сенсацией для Рикклей и Яблонцаи стало присутствие на кладбище десятого, незаконного ребенка Юниора: девочка, чуть постарше маленького Белы, стояла поодаль, возле своей матери, прячущей лицо под густой вуалью, и, видимо, не понимая, что здесь происходит, все время кричала: «Папочка, вставай!»; все, кто смотрел на нее, легко узнавали в испуганном, заплаканном детском личике черты Юниора. «Бабушка делала вид, будто ей все равно, — рассказывала тетя Пирошка. — Но этот день и для нее был нелегок, один раз мне показалось даже, что она теряет сознание. Мелинда плакала ужасно; ты знаешь, она всегда любила отца и помогала ему, как могла. Бела Майтени подошел к ней, поддержать, сказать что-то в утешение, и она уткнулась ему в плечо и заплакала еще горше. Матушка же твоя смотрела на небо, на венки и, конечно, на Йожефа: Йожеф тоже был там, он всегда появлялся, когда у нас что-то случалось. Белла Барток плакала, Ленке же — нет. День был прекрасный, теплый, стояла середина сентября, Иренке на следующий день отвезли назад, в школу, а я вскоре начала работать в детском саду».

Матушка не возражала, чтобы Пирошка заняла место, которое нашел ей этот милый, услужливый Элек Сабо, тот самый, с которым они познакомились в павильоне Добош. Обратиться к нему за помощью пришло в голову Ольге, и это была очень удачная мысль: Элек Сабо, ей-богу, один стоит всех друзей, бывающих у Ольги, да и у них с Белой тоже; правда, другом его, пожалуй, пока трудно назвать: этот маленький, тоненький, юркий мужчина всегда готов оказать любезность, с ним приятно быть в театре, на лесной прогулке, он с сочувствием выслушает и похоронит в себе любую тайну, он остроумен и забавен, с ним всегда весело — но никто еще не слышал, чтобы он рассказывал что-нибудь о себе, и никто не знает, что он думает, что скрывает за своей словоохотливостью.

Семейный клан Сабо был предметом разговоров и искреннего восхищения в доме купецкой дочери; Ленке Яблонцаи часто слышала о бесчисленных Сабо, ревностных последователях Жана Кальвина, которым в той же степени свойственны были строгие нравственные нормы и трудолюбие, как и тяга к искусствам и науке. Лайош Варади-Сабо, торговец-патриций, в оценке Марии Риккль был более знатен, чем какой-нибудь принц королевской крови, и по крайней мере столь же щедр: на средства Варади-Сабо и его свойственника Чанака создан был Мемориальный парк, благодаря которому песчаный пустырь между Большой церковью и Дебреценской коллегией стал настоящим райским садом; пожертвования его помогли в свое время построить театр и музыкальную школу, где училась Ленке Яблонцаи; ему же вместе с Чанаком после создания в городе паровой мельницы пришла в голову мысль основать реальное училище, что явилось еще более достойным похвалы начинанием, ведь, закрывая по вечерам лавку и возвращаясь домой, они охотнее всего занимались искусством: декламировали стихи, рисовали, устраивали домашние концерты. Младшая из дочерей Сабо, Мари, мать этого самого Элека, так любила музыку, что Лайош Варади-Сабо приобрел для нее лучший рояль Будапешта и прислал его в Кёрёштарчу, куда привез ее муж, Янош Адяи-Сабо, чтобы шестнадцатилетняя жена священника могла выражать в музыке свою тоску по родине, Хайдушагу. Элек Сабо в 1905 году был зачислен в штат администрации комитата Хайду в качестве временного служащего-практиканта без жалованья, а в год, когда родился Белушка Майтени, он — уже помощник секретаря, и никто не сомневается, что его ожидает большое будущее не только ввиду его исключительных способностей, но и потому, что в обоих комитатах у него видимо-невидимо родственников, к семье имеют отношение практически все, кто обладает хоть каким-то весом в местных кругах: и Дабаши-Халасы, и Деттреи-Сакалы, и Шимонфи, и Веспреми, и Касанитцки, и Порубски, и Овари, и Яко, — все они, словно сговорившись, выбирают себе невест среди Сабо; то же самое можно сказать и о Ташнади-Кардошах, через которых Элек Сабо попал в родство даже с будущим бургомистром, Магошем. Пирошка Яблонцаи действительно сразу получила место, едва лишь высказала такое пожелание; протекция Элека Сабо — верная удача: если он чего-то по-настоящему добивается, перед ним просто невозможно устоять, он очарует, привлечет на свою сторону любого: и мужчину, и женщину, хоть на вид далеко не богатырь. Он узкоплеч, на полголовы ниже Ленке, в черных его волосах серебрится проседь, хотя ему всего тридцать три года; сложением он напоминает гимназиста: строен, подвижен, слишком худ, его даже в солдаты не взяли. На званых вечерах он — душа общества, обаятельный собеседник, балагур, в восторге от него и хозяйка дома, так как он обожает детей — в сказочном, под стать «Тысяче и одной ночи», волшебном мире кёрёштарчайского прихода росло четырнадцать братьев и сестер Сабо, они разговаривали меж собой на собственном, придуманном языке и наслаждались обществом друг друга в атмосфере безоблачного счастья. Сияние Кёрёштарчи достигает ныне и Дебрецена, Элек Сабо — лучший друг маленького Белы Майтени, он учит его чудесным играм, принесенным с берегов Кёрёша; Белушка, увидев его в дверях, визжит от радости.