Читаем без скачивания Новый Мир ( № 10 2007) - Новый Мир Новый Мир

Многие полуразмытые части этого социофилософского пассажа, опубликованного маленьким высокодержавным изданием, вызывают лично у меня и сочувствие и понимание.

Игорь Григорьев. Мое чтение. — “Библиофилы России” (альманах), 2007, том IV.

Записки особого типа читателя-библиофила: выписки, вырезки, читательский дневник, подсчет собственных помет на прочитанных книгах и даже разработка особой формулы “коэффициента читательского интереса” — к самому себе же и применяемая. Тут, помимо описания личной библиотеки, приводятся выработанные в течение восьмидесятилетнего (!) читательского опыта, представьте себе, “основные итоги и принципы” этого дела. В настоящих мемуарных записках речь идет об исключительно художественной и исторической литературе, но есть тут и такой примечательный абзац: “Литературу, нужную для разработки какой-либо темы по моей профессии инженера-стандартизатора (курсив мой. — П. К. ) или по моим интересам, я подбирал по библиографиям и ранжировал по значению, но эту тему в данной работе я не затрагиваю”.

Николай Евдокимов. “В пространстве времени быстротекущем…” — “Бельские просторы”, 2007, № 7 (104) <http://www.hrono.ru/proekty/belski>.

Вот, открыл для себя хорошего прозаика. Легкая рука, меткий глаз — все, как говорится, при нем, “авторе повестей и романов” (многие из которых, оказывается, экранизированы), да еще и родившемся в 1922 году. Читая эту вещь, начал догадываться, что передо мной сказ, вернее, сказка, — так оно и оказалось. На нескольких журнальных страничках проживаются долгие, полные событиями жизни, вычерчиваются линии судеб отца и сына, случаются любови и предательства, сталины и лагеря, снятся сны, приходят смерти. И — никакого захлеба, скомканности, конспекта. Закончив читать, руками разведешь: и как это на столь малом пространстве так много всего случилось? И каким образом пожилой уроженец местечка Бобр Купрянского района Минской губернии удерживает в себе столько любви и добра к героям? Кстати, последний раз удивление от подобного обхождения с пространством и временем я ощущал, когда, уж не знаю — в “сколькотысячный раз”, смотрел “Ежика в тумане” — вместе со своими детьми, которые, в свою очередь, следят за норштейновским героем не менее раза в неделю.

Сергей Жарков. [Стихотворение]. — “Арион”, 2007, № 2.

Ночь

это день

с закрытыми глазами.

Леонид Костюков. Прочь от Бальмонта. — “Арион”, 2007, № 2.

“Чтобы тебя услышали, надо звучать иначе, чем фон. Роль фона играет регулярная поэзия, поэзия по умолчанию . Хотя проблема выходит за рамки искусства.

Анна Каренина не слышит мужа, пока тот не совершает речевую ошибку. Правда просвечивает сквозь оговорки, опечатки — сошлемся на Фрейда и Набокова. Или все на того же Пушкина: „Без грамматической ошибки / Я русской речи не люблю””.

Упырь Лихой. Как выжить, или Дискуссия о современной русской литературе. — “Гипертекст”, Уфа, 2007, № 7 <http://hypertext.net.ru>.

Уж и не знаю, как “алфавитить” этого энергично-провокативного “шиша небрянского”, про которого я понял лишь, что он — педагог по профессии и активный интернетчик-“жэжэист”. Ладно, пусть будет на “Л”.

“Глупо думать, что современный читатель хочет покупать макулатуру. Он хочет купить интересную, достаточно умную книгу, которую ему будет приятно прочитать в свободное время. Да, это представитель того самого „среднего класса”, потребитель „миддл-литературы”. А что ему еще потреблять? Достоевский мертв („протестую, Достоевский бессмертен!” — П. К. ). С какой стати тридцатилетний менеджер обязан перечитывать программу средней школы? Повторяю, он никому ничего не обязан. Он действует согласно своему вкусу и своим интересам. А Интернет как раз и формирует независимость мышления. Интернет восстанавливает нормальную ситуацию, при которой спрос формирует предложение. <…>”

…Дальше тут объясняют, почему популярен, например, “сетевой автор Сергей Минаев” (кстати, не только сетевой)… Что он-де хороший пиар-менеджер. А то мы не понимаем.

Вот, любопытное: “Я не буду касаться в этой статье стилистических и жанровых особенностей сетевой литературы — это сложное и многообразное явление, которое заслуживает по крайней мере отдельной статьи, не говоря уже о монографии. Назову здесь ее основные признаки: актуальность, занимательность, оригинальность формы, нетривиальность содержания и ярко выраженная „прозападная” ориентация”.

Далее и до конца наш прогрессивный Упырь бодро пишет об обреченности всего, что не сетевое, то есть об ожидаемой смерти более или менее “традиционной прозы” (он называет ее “элитарной”) и, вестимо, “толстых журналов”. “Нередко, просматривая очередной журнальный текст, я ловлю себя на мысли, что в нем, кроме этого крепкого „бунинского” стиля, ничего и нет. Современная „элитарная” русская литература представляется мне самым настоящим болотом, в котором завязли несколько тысяч непризнанных авторов. Они медленно уходят на дно, стараясь сделать хорошую мину при плохой игре. А магистраль, та самая „миддл-литература”, проходит мимо них. И на самом деле ничто не мешает тонущим авторам выбраться на поверхность, перенять опыт тех самых, успешно продаваемых. Ну, может быть, кроме их собственного „хорошего вкуса””.

Забавно, что г-н Лихой вместо того, чтобы “в свободное время” следить за успешной магистралью и радоваться авторам, “желающим сделать свои тексты более удобными для восприятия”, просматривает, как он неосторожно оговорился, очередные журнальные тексты. Уж не лежит ли у него самого под подушкой томик Бунина?

Михаил Любавин. А. И. Тиняков — В. П. Буренину: маленький штрих к биографиям двух изгоев на фоне довольно обширной картины эпохи. — “Библиофилы России” (альманах), 2007, том IV.

Описан сборник статей Тютчева, составленный в 1922 году одним известным “ренегатом” (неприятным литератором Тиняковым, тем самым, что писал для левых и правых, что в голодные 20-е годы сидел на улицах с картонкой “Подайте бывшему поэту”) и любовно надписанный другому известному “ренегату”-суворинцу. Приводится, в частности, примечательное стихотворение этого человека, которого Ходасевич назвал в своем “Некрополе” “паразитом не в бранном, а в точном смысле слова”.

Удивительно и то, что оно сохранилось, и то, что Александр Тиняков незаметно ушел из жизни в 1934 году без помощи ОГПУ, помер своею собственной смертью. Стишок же его, написанный примерно в 1926 году, таков: “Чичерин растерян, и Сталин печален, / Осталась от партии куча развалин, / Стеклова убрали, Зиновьев похерен. / И Троцкий, мерзавец, молчит, лицемерен. / И Крупская смотрит, нахохлившись, чортом, / И заняты все комсомолки абортом, / И Ленин недвижно лежит в мавзолее, / И чувствует Рыков веревку на шее”.

Андрей Минеев. Степные реки. — “Город”, Тольятти, 2007, № 17.

Как и предыдущий, 16-й номер, эту журнальную книжку открывает 31-летний прозаик, недавно вернувшийся из столицы в Тольятти. Судя по всему, сегодняшняя гордость издания.

После однояйцевой повести о жизни съемочной группы (см. № 16, “Конец фильма”) перед нами сочинение о повседневной армейской жизни. Сто шестьдесят страниц бесчеловечности, мегатонны “чернухи” и стёба (частенько притянутого сюда за уши). Словом, обычная человеческая грязь и пустота — не без щегольства-мастерства преображенная в довольно яркую, но совершенно повисающую в воздухе прозу. Я так и не понял, чем подпитывает себя молодой автор, так скрупулезно, смачно и зримо описывающий (и придумывающий) жизнь, в которой нет и не может быть места хоть тени любви, все это бесконечное, почти уютное садомазохистское скотство. Кажется, попроси его редактор “долить” еще страниц сорок “жести”, — он это сделает без всякой натуги и не менее виртуозно — тщательно прописывая диалоги и гэги.

В сторону: может, я и не прав, но, по-моему, г-н Минеев любит писателя Сергея Довлатова (в частности, “Зону”) и внимательно следит за веяньями в сопричастной ему “молодой прозе”.

А еще и в том и в другом минеевском сочинении меня заинтересовала фигура главного героя: он, видите ли, такое же ничтожество, как и все остальные, но гадит… как-то поаккуратнее, что ли. “По-онегински”, “по-чайльд-гарольдски”. Несколько утомленно и с узнаваемой обреченной печалью. Очевидно, представляет “новую искренность потерянного поколения ”.