Читаем без скачивания Черный человек. Книга 2 - Василий Головачев

«Мы выброшены в невероятность», — пришла на ум строка стихотворения Брюсова, хотя вряд ли поэт смог бы представить картину Вселенной в Начале Начал.

Мир за стенками ежастого объекта был текуч и призрачен, он сверкал и кипел, изменяясь ежемоментно, и единственным устойчивым образованием казался только сам объект с машиной метро внутри, хотя изредка Мальгину чудилось, что он схватывает какие-то сверхбыстрые и сверхсложные метаморфозы форм объекта, но глаза и остальные органы чувств продолжали видеть многолучевую звезду, заполненную изнутри обычным земным воздухом.

Спустя еще некоторое время, в течение которого Клим осваивался со своим положением и обстановкой, он совершил два открытия: первое — объект был зародышем самого первого или одного из самых первых Стражей Горловины, по терминологии землян, то есть узлом связи, соединяющим реликтовую «сверхструну» местной системы с другими метавселенными; второе открытие — он не один в помещении.

Текучий живой мрак в другом углу звездообразной пещеры собрался вдруг в зыбкую, колеблющуюся, плывущую, как дым, и одновременно налитую грозной мощью материально ощутимую фигуру. Странный всадник на странном коне — первое ощущение, которое оказалось единственной доступной мозгу оценкой и осталось до конца.

Были и другие ощущения, вовсе уж невероятные, рождавшие мучительные переживания вечной, не поддающейся познанию тайны, ужасные и отвращающие и в то же время вызывающие восторг и ликование, захватывающе интересные, уходящие в глубины подсознательного, но верить им Мальгин не хотел.

Обычный человек для сравнения увиденного всегда пользуется наработанными за жизнь стереотипами, и на месте Мальгина он увидел бы перед собой не больше, чем хирург, а может быть, не увидел бы ничего, но, хотя Клим повидал во время скитаний гораздо больше чудес и диковин и имел колоссальный запас памяти «черного человека», он не смог уйти от земных образов, понимая, что перед ним вовсе не всадник на коне, пусть и чудовищно далекий от земных прообразов. Горечь от бессилия постичь новую сущность была обжигающей, Мальгину дали понять, что даже с его возможностями он — не демиург. Интрасенс, маг — да, но не Господь. И следовало это обстоятельство принять за аксиому.

— Кто вы? — мысленно воззвал он, тщетно пытаясь разглядеть детали одеяния «всадника» и форму «коня».

Перед глазами хирурга возникли причудливые колышущиеся полотнища света, напоминавшие ленты северного сияния, и одновременно в ушах раздался тягучий «шепот», вызвавший в памяти понятие — «рыбий язык».

Мальгин напрягся, сосредоточился на субсенсорном восприятии, формируя субъективное семантическое пространство, как его учили когда-то на занятиях по ксенопсихосемантике. Ситуация была заданной чувственно, и следовало искать контакт со «всадником» на уровне глубокой психики.

— Кто вы?

— Бог того, чего не может быть в принципе, — всплыл в голове четкий ответ, сопровождаемый эмоциональным эхом, главным в котором была совершенно человеческая ирония. Климу даже послышались в ответе знакомые нотки, присущие речи Паломника. А еще ему показалось, что заговорил с ним не «всадник», а «конь», хотя это, наверное, могло быть просто эффектом субъективного восприятия.

— Вы — Вершитель?

— О нет, — сказал чужой; теперь Мальгин был абсолютно уверен, что разговаривает с ним в пси-диапазоне именно «конь», в то время как «всадник» молча рассматривает его — снаружи и внутри, шевеля пласты памяти, как страницы книги. Сам же остается непроницаемым ни для какого вида зрения — загадочная фигура, обладающая плотностью металла и в то же время эфемерно зыбкая, нечеткая, призрачно мерцающая, кисейно-воздушная, неуловимая и неощутимая, как блик на воде или луч лунного света.

— Я Строитель, — продолжало существо, играющее роль «коня», умудрившись подчеркнуть заглавную букву имени. — Наши пути пересеклись случайно. Кстати, из ваших коллег да и вообще из разумных существ эпохи третичного осознания так глубоко в прошлое никто не проникал. Примите поздравления, мастер.

— Я хотел встретиться с Вершителями, — признался Мальгин, несколько разочарованный ответом.

В ушах прозвучал необидный смех.

— Это очень трудно, если вообще не невозможно. Человеческий организм не приспособлен для таких встреч ни в энергетическом, ни в информационном аспектах. Даже мне дается это нелегко, а ведь я в каком-то смысле — проекция Вершителя на данную модель Вселенной.

Мальгин помолчал, переваривая услышанное.

— А ваш… «всадник»?

— Он — тоже проекция Вершителя, но живет иначе, чем я, и существует одновременно в нескольких вселенных, контролируя Строительство. Ему контактировать с вами сложнее, потому что подобный контакт для вас чреват шоком. В какой-то мере он — мое второе «я», хотя аппараты восприятия и функции у нас разные. Мы — две проекции того, кого вы называете Вершителем, соединенные одним торсом, эдакий кентавр.

— И все-таки вы… разные?

Снова тот же открытый смех.

— Даже в вашем мире проекции одного и того же предмета могут противоречить друг другу, что же говорить о мирах, скрытых за познавательным горизонтом, принципиально отличных от остальных, неподвластных любой фантазии? Вряд ли кто-либо из людей, да и вообще существ третьей волны сможет вообразить, как на самом деле выглядит Вершитель. Не обижайтесь, это истина. Максимум, на что способен человек в силу его познавательных способностей, это на приблизительную оценку возможностей Вершителя. Один из ваших мыслителей сформулировал ее так: «Ум, которому были бы известны для какого-то момента все силы, действующие между телами природы, и расположение всех тел, знал бы все, что произойдет во Вселенной в будущем».[72]

— Вы жили на Земле?

— Нет, конечно.

— Но так хорошо знать культуру может лишь тот, кто…

— Вовсе не обязательно… Я знаю культуру Земли через вас, этого достаточно, во всяком случае, для контакта такого уровня.

— Вершители тоже знают о существовании земной цивилизации?

— Они знают все.

— Тогда они — боги! — хмыкнул Мальгин.

— Бог должен быть Абсолютом, а деятельность Вершителя имеет свои ограничения. Хотя для вашего домена Метавселенной он может играть роль Всевышнего… если пожелает. — Тихий смешок. — Но не пожелает. Он гораздо выше человеческих оценок и желаний. По сути, человечество, исповедуя принципы удовольствия и могущества — принципы поведения маленького ребенка и подростка, так и не повзрослело, не взяло на вооружение, за редким исключением, принцип стремления к смыслу.