Читаем без скачивания Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие планы у штабс-капитана Клеопина относительно дальнейших действий?
— Прежде всего, — осторожно и обстоятельно начал Николай, пытаясь сохранить последовательность по степени важности, — следует прислать в Тихвин несколько экземпляров Манифеста о вашем восхождении на престол, чтобы тотчас же привести к присяге на верность Вашему Величеству и войско, и горожан!
— Обязательно, — кивнул император. — Это будет выполнено немедленно. Иначе получается, что солдаты сражаются неизвестно за кого! Исправим! Продолжайте, господин поручик.
— Если будет на то монаршеское, э-э, монаршее соизволение, штабс-капитан Клеопин хотел бы, чтобы отряд считался не за партизанский, почти что иррегулярный отряд, а имел бы на то законное соизволение императора. Его благородие считает, что отряд, действующий по приказанию самого императора, будет воевать более… — замялся поручик, подбирая слово. — Ну, словом, более энергично.
— Будет приказ, — коротко бросил император и сделал знак капитану Бокову: мол, взять на заметку. — Далее…
— Далее наш командир, если на это будет указание Вашего Императорского Величества, собирается удерживать в своих руках город Тихвин столько, сколько сможет. Город имеет хорошие позиции, есть монастырь, куда можно отступить. Но! Ни в Тихвине, ни в окрестностях нет ни одного орудия. Без пушек нам не устоять! Ну, конечно же, хорошо бы ещё подкрепление. Боеприпасов. Оружие. И лучше всего, чтобы прислали полк. Господин штабс-капитан введёт командира полка в курс дела и будет всецело способствовать укреплению позиций. Также господин Клеопин предлагает в случае присылки туда более опытного офицера, нежели он, оставить наш отряд для локальных боёв на вражеских коммуникациях. Вот, собственно, и всё.
Михаил Павлович сосредоточенно слушал. В конце рассказа он встал, прошёлся по кабинету, жестом останавливая пытавшихся вскочить офицеров, сказал:
— Что же, господин поручик. Вы хорошо потрудились. Знаю, какой путь вам пришлось пройти. Думаю, что имеете право и отдохнуть. Ну, а мы тут пока ещё посидим да посоветуемся. Думаю, что в самое ближайшее время мы с вами увидимся.
Император подошёл к поручику и крепко его обнял.
— Спасибо. За последнее время, особенно после нашего разгрома под Смоленском, это первая хорошая весть. Знаете, поручик, — улыбнулся император. — Вы кроме звания заслужили ещё и награду. Будь это в другое время да на другой войне, были бы вы уже и владимирским, а то и георгиевским кавалером. Вот только не обессудьте, решили мы, что орденами награждаться никто не будет! Ну, по крайней мере до тех пор, пока новую смуту на Руси не избудем.
Новоиспечённый поручик поклонился императору, чётко повернулся кругом и вышел. Вслед за ним ушёл и митрополит, считавший, что дела военные — не его епархия.
Почтительно проводив владыку до двери и перепоручив его адъютанту, император обернулся к генералитету:
— Что ж, господа? Какие будут мысли и идеи? Денис Васильевич, вы у нас — первый знаток партизанской войны. Значит, Вам и первое слово.
Главнокомандующий кавалерией, генерал-лейтенант Давыдов, помедлил с ответом, по привычке покручивая шикарные, но уже изрядно седые усы:
— Не знаю, Ваше Величество, что и сказать. Вопрос в том — в какой роли можно использовать отряд Клеопина? Как партизанский отряд или как силу, удерживающую стратегически важный плацдарм?
— А можно ли считать Тихвин таковым? — обратился Михаил Павлович к начальнику Генерального штаба.
— Безусловно, — твёрдо отвечал генерал Киселёв. — Тихвин удобен. Он занимает ключевые позиции, удерживая сразу две водные системы — и Тихвинскую, и Мариинскую. Я, откровенно-то говоря, ещё с апреля, с открытия навигации, ожидал от мятежников какой-нибудь пакости — вроде десанта через Белое озеро и Шексну на Поволжские города. Думал, какие силы и куда отвести, чтобы перекрыть им путь. Если бунтовщики пройдут к Ярославлю или Рыбинску — у них полный оперативный простор! А князь Трубецкой, он тактик выдающийся. Думаю, что такую возможность он бы не просмотрел. Вероятно, что-то такое планировалось, так что, Ваше Величество, штабс-капитан лейб-гвардейский — подарок судьбы.
— Князь Трубецкой — выдающийся тактик, — хмыкнул военный министр Редигер. — А стратег?
— Ну, насчёт стратегии я не знаю. Всё может быть, — уклончиво ответил Киселёв. — В нашей войне никакой стратегией пока и не пахнет! Мы ведь, по сути дела, ещё не сталкивались в открытом бою. Решать же вопросы о кампании мы…
— Господа, ближе к делу, — нахмурился император.
— Простите, — извинился Киселёв и продолжил. — Если мы будем рассматривать Клеопина и его отряд только как партизан, то нет смысла ему и помогать…
— Простите? — удивился император. — Почему нет смысла?
— Потому что для партизанской войны что излишек сил, что их недостаток — в равной мере плохо! Думаю, генерал-лейтенант Давыдов может это подтвердить.
— Абсолютно, — согласился поэт-генерал. — Когда в отряде войско большое, то сложно людей и кормить, и поить, и на постой размещать. Фураж опять-таки. Сложно наступления готовить. Да и, простите за откровенность, драпать сложно. У партизан ведь какая задача? Не насмерть биться, а так — напал, пощипал да убежал. Партизаны — вольница. С дисциплиной они не дружны. Мне-то ещё хорошо было. В подчинении лишь казаки да гусары, которые и до войны друг друга знали, посему могли вместе взаимодействовать. А Клеопину каково? У него же все «разношёрстные». Пока обучит их совместно действовать, много воды утечёт. За это время его изменщики десять раз разбить успеют. Да и ещё ведь у него проблема… Если мы все — что я, что Фигнер, что Сеславин — знали, что крестьяне-то нас, ежели совсем-то плохо будет, и от французов укроют, а то и этих же французов раньше нас на вилы поднимут, то Клеопин — он за свои тылы спокойным быть не сможет.
— М-да, — задумчиво протянул император. — Смута да гражданская война — что же хуже… Какие ещё
