Читаем без скачивания Новый Мир ( № 12 2007) - Новый Мир Новый Мир

“У нас есть этнический культурный стандарт — русский. Который является достаточно открытым, который воплощен не в фольклоре, а в великих романах, в философских трудах, в исторической науке, в кинематографе. Этот стандарт можно совершенствовать, чтобы он продолжал оставаться привлекательным, но он уже существует в реальности. И именно этот стандарт позволит нам построить современное общество. Иной базы, кроме русской, для развития современного общества в России просто не существует”.

“Если дом, из которого мы продаем столовое серебро, ничей и вчера были одни, завтра будут другие, то кто уволок серебро, тот и прав. Если нет хозяина, нет наследника, который воспринимает страну как свое достояние, то мародерство, не говоря уже о коррупции, — это социально приемлемое поведение. Перефразируя Достоевского, можно сказать: „Если нации нет, то все позволено””.

Даниил Романовский. Коллаборанты и их роль в Холокосте в Латвии и Литве. — “Лехаим”, 2007, № 10, октябрь <http://www.lechaim.ru>.

“Две страны Балтии — Литва и Латвия — поставили мрачный рекорд во время Второй мировой войны. В этих странах с 1941 по 1945 год было убито около 9/10 евреев, проживавших в них перед войной: в Латвии более 85%, а в Литве 95%...”

“Захваченные нацистами в считанные дни, страны Балтии оказались ловушкой для евреев: эвакуироваться отсюда было практически невозможно. Несмотря на то что обе страны были уже год как аннексированы Советским Союзом, старая граница СССР с Литвой и Латвией охранялась; перейти ее в июне — июле 1941 года было не легче, чем в сентябре 1939 года перейти границу Польши с СССР”.

“Холокост в Литве и Латвии, как и вообще на территориях, аннексированных в 1939 — 1940 годах Советским Союзом и переживших травму „ударной” советизации, начался не с массовых расстрелов евреев, проводившихся айнзацгруппами СС, а с погромов, организованных местным населением”.

“Самый кровавый погром за все лето 1941 года состоялся в Каунасе: по оценке немцев, с 24 по 30 июня 1941 года здесь было убито 3500 — 4000 евреев”.

“<…> в насилии против евреев участвовали тысячи местных жителей; по последним подсчетам, в летних погромах 1941 года в Литве приняло участие до 25 тыс. человек. Основную массу участников погромов составили рабочие и крестьяне, а в Каунасе также студенты. В некоторых местах инициатором погрома выступила интеллигенция: священник (в Скуодасе), инженер (в Укмерге), агроном (в Йонаве); директора школ, юристы и т. д.”.

Евгений Сатановский (президент Института Ближнего Востока). Где будет война? — “Русский репортер”, 2007, № 17, 27 сентября.

“В ближайшие пять — пятнадцать лет в разных регионах мира ожидается переход существующих противоречий в горячую фазу: где-то в форме межгосударственных конфликтов, а где-то — гражданских войн…”

“Африканский континент в ближайшее время могут охватить наиболее ожесточенные военные действия. Не Северную Африку, относящуюся скорее к Ближнему Востоку, а „черную”, включающую, разумеется, Африканский Рог. Регион уже сегодня спокойным назвать трудно, но завтра здесь будут вестись войны гигантских масштабов. Пока пристального внимания „цивилизованного мира” эта территория не ощущает, хотя уже сегодня уровень жестокости и насилия здесь ничуть не меньше, чем в Европе времен Второй мировой войны. Идет варварский геноцид, счет убитых гражданских лиц идет на миллионы”.

Африка, Ближний Восток, Латинская Америка, Азия.

Трудно быть Босхом. Беседу вела Ольга Рычкова. — “Литературная Россия”, 2007, № 35, 31 августа <http://www.litrossia.ru>.

Говорит Анатолий Королев: “На сегодня у меня [в литинститутском семинаре] такой расклад. Левая половина — пушистые сказочники. Правая — любители чернухи, пинков, крови, гурманы царапин. В центре кошки, которые гуляют сами по себе. Большая часть семинара — девушки, меньшая — юноши. Пока девушки пишут сильнее, злее, точней. Я бы не сказал, что юные таланты инфантильны, они другие. Это поколение индиго. Они терпеть не любят стоять в очереди. Они все идеалисты. Они трудоголики. Литература для них путь в иное. Все они беглецы, недовольные своей судьбой. Социальное им безразлично. Деньги нужны, но горбатиться ради наживы не станут. Русское начало большинству чуждо. Они больше европейцы, чем москвичи. Их герои Эдварды и Христианы, но не Иваны и Марьи. Они дети экранов. Там, в голубой бездне Интернета и Голливуда, их родина. Взрослых недолюбливают. Родителей терпят. Соперников не замечают. Мои книги читают, но я не их писатель. Короче, я дрессировщик пчел...”

Дмитрий Ульянов. Дмитрий Глуховский, “Метро 2033”. Реквием по мечте. (Рожденным в 1984 — 90-е годы посвящается.) — “АПН”, 2007, 21 сентября <http://www.apn.ru>.

“Реформы 90-х годов сыграли с моим поколением злую шутку, не находя никакой протестантской этики в окружающем мире „дикого капитализма”, мы бессознательно изобрели ее в своих мечтах. Присущий нам идеализм закрыл дорогу в наши мысли всем добрым богам, которых только не придумало человечество. В наших душах осталось место только темному Deus absconditius ’у, существующему лишь для того, чтобы с фаталистической безжалостностью управлять нашей судьбой, изредка напоминая нам о нашей „избранности”. <…> Не став пуританами по образу жизни, мы целиком приняли духовное пуританство, запрещающее наслаждение и тепло, оставляющее только внешнюю обманку теплоты чувств. Впрочем, жизнь и общество так и не сделали нам желанного подарка — не случилось ни ядерной войны, ни покоряющих планету болезней, ни даже завалящего биологического и химического заражения нам не досталось. Но чувство „избранности” и этика, почерпнутая совсем не из Лютера и Меланхтона, но сохранившаяся такой же по своему духу и смыслу, остались. Поэтому нам пришлось становиться профессиональными юристами, экономистами, управленцами, программистами, осваивать поле рыночной экономики. Как Артем [в романе Глуховского] продирается сквозь метро, так и мы бредем по жизни, уже давно спев все заупокойные молитвы по своей мечте. Но не обманывайтесь — мы не предали ее, а только спрятали ее в глубину собственной души. Как Артем идет спасать свою родную станцию, мы направляемся к строительству „новой России”, которой еще — не надо очаровываться — только предстоит возникнуть. Если, конечно, завтра не случится война. Как бы хотелось, чтобы она случилась. Возможно, тогда мы бы стали другими. Но об этом невозможно говорить, а значит, следует молчать. Помолчим и мы”.

Филолог на эросипеде. Беседу вел Игорь Шевелев. — “Московские новости”, 2007, № 35, 7 сентября <http://www.mn.ru>.

Говорит Александр Жолковский: “Недавно при обсуждении одного — не моего — доклада об Ахматовой я услышал такое возражение: „Хотелось бы более солидарного чтения”. Имеется в виду, что вы анализируйте поэта, но стойте на его позиции, будьте с ним солидарны. Исследуйте поэта с точки зрения самого поэта. Правильно, не надо говорить, что „Маяковский — плохой советский поэт”. Он предлагал судить себя как советского поэта, и он — замечательный советский поэт. Но, может, „советский поэт” — это само по себе не так здорово? <…> Требование „быть солидарным” с поэтом как бы просит закрыть глаза на все то, на что сам поэт хотел, чтобы мы закрыли глаза. Тогда как задача науки — исследовать явление и само по себе, и как оно соотносится с другими явлениями, и какие проблемы связаны с этим явлением. Начиная с символизма, поэзия была для поэтов частью большого проекта жизнетворчества. Мы видим это и у Маяковского, и у Ахматовой, которая лепит себя. Какую она себя лепит, какое это ее „я”? Это не полемика и не критика Ахматовой, это понимание того, как творится жизнетворческая фигура. Есть поэты, пытающиеся скрыть, что занимаются подобными вещами. Пастернак — скромный, тихий, всегда на обочине, что-то вскапывает на даче, никуда не лезет, не лепит из себя „бронзового поэта”. Но новейшее пастернаковедение обнаруживает, что позиция у него есть, отчасти это прослеживается в прекрасной, на мой взгляд, биографической книге Дмитрия Быкова. Пастернак, как скульптор, лепит фигуру, которой он хочет быть и от имени которой завещает нам свои стихи. Это та фигура, которая смогла выжить в жуткие времена. С одной стороны, „нэбожитэль”, выражаясь по-сталински, с другой — органично воспринимающий жизнь природный человек, „дачник”. В этом смысле он поразительным образом сумел не только не быть арестован и убит, но сохранился как творческая личность, многократно изменяясь в ходе жизни и творчества”.

Вадим Цымбурский. Кондопога — это наша Варфоломеевская ночь. Беседу вел Сергей Митрофанов. — “Политический журнал”, 2007, № 25-26, 3 сентября.