Читаем без скачивания Мамалыжный десант - Валин Юрий Павлович

– Не понимаю, гражданочка, – честно ответил очень честный часовой. – Проходите, не положено тута.

Заговорила уже просительно, чуть воркуя, одновременно жалобно вскидывая узкие бровки. Жест понятен – на рот яркий: жевать, кушать хочется, голодное время.

– Так война, – развел руками Тимофей. – Нас-то тоже не перекармливают. Гитлер, гад, виноват.

Да, Гитлер – капут, тут она очень согласна, но она – не капут, нет, она жить и кушать хочет. Пусть товарищ солдат поможет, а уж она-то…

Э-э… Сержант Лавренко слегка обалдел – и в целях следственной целесообразности, и просто так, естественным путем. Жора был прав: под пальто мадьярка была очень выразительной. И не скажешь, что особо исхудала и поизносилась.

Искусительница запахнула пальто и умоляюще сложила ладони.

– Так вот… разве что… – Тимофей полез за пазуху, показал банку сардин, выставил горлышко фляги.

Да-да, то, о чем мечтала. Показала пальцами – две банки можно?

– Двух нету. Не то чтобы я жадный, просто уже сожрали, – оправдался добрый сержант Лавренко.

Пусть так. Солдат не пожалеет, она очень-очень вкусная.

– Ну, не вкусней сардинок, – пробормотал робкий и колеблющийся часовой.

Ухватила под локоть, увлекла мягко и цепко, как кошка мышку. В глаза заглядывает моляще, а в изгибе неприличных губ презрение. Ладно, как человеку против такой красы устоять? Куда идем-то?..

В средний подъезд и идем. Тьфу, там же вроде все осмотрели.

Все же оглянулась исподтишка, но локоть не отпускает, пахнет чем-то сладким – цветочное пополам с печной гарью.

Распахнула дверь.

– А не засекут нас? – демонстрировал законную неуверенность сержант Лавренко.

Впихнула внутрь, как паровоз-толкач, правда, с улыбкой манящей.

Теперь куда?

Оказалось, первый этаж, и даже дверь заранее приоткрыта. Квартиру опергруппа проверяла, но то тогда, а сейчас, понятно, здесь все иначе. Присутствие людей Тимофей ощутил сразу, да они особо и не скрывались, разом надвигались из углов прихожей, хари злые, предвкушающие. И знакомые есть, а как же.

– Родичи, что ли? – удивился туповатый сержант, поворачиваясь к красавице. – Так мало на всех будет.

Мадьярка двумя руками вцепилась в автомат на плече жертвы, блокируя оружие. А Тимофей все не понимал, потянул флягу:

– Коньяк…

Смотрели, как на жука-вонючку, уже почти дохлого, раздавленного. И пухломордый суслик, с которым у подвальной печки сидели, презрительно челюсть выставил. Кепку надел, куртку рабочую, в руке что-то тяжелое, в тряпку завернутое. Предусмотрительно-то как…

– И сардинки. Ферштейн? Рыбка…

Консервную баночку сержант Лавренко доставать все же не стал, толкнул подальше за пазуху, чтобы брать рукоять снятого с предохранителя вальтера не мешала. Стрелял сквозь шинель, резко повернувшись полубоком…

Ближайший словно и не понял, что в него пулю всадили, так и стоял столбом. Уходя от удара слева, Тимофей рванулся, висящая на автомате соблазнительница взвизгнула, повисла всей тяжестью нежного буржуйского тела. Все ж помешала: пистолет выхватить удалось, но вторая пуля только обои на стене попортила. Пришлось стряхнуть с плеча автомат, шагнуть почти под нож, заслоняясь ближним нападающим от других.

Трещали крючки шинели, но сержант Лавренко не терял концентрации: очередная пуля вошла снизу вверх под подбородок «ножовщику». Затылок венгра лопнул, остальные убийцы в растерянности отшатнулись. Тимофей продолжал двигаться, вжимаясь плечом в стену, рассылал веером пули. Стрелять приходилось от бедра, уж очень близко придвинулись…

Мгновение частых выстрелов, заглушающих крики, хрипы, падение тел, грохот шагов в подъезде…

Стрельбы здесь никто не ждал, собирались прирезать дурака втихую, по-культурному. Огнестрельное оружие, понятно, и у них имелось, но пистолет успел выдернуть из-за пояса только один венгр. Тимофей свалил ловкача пулей в лоб. Еще стоял-шатался первый подстреленный, удирали в глубину квартиры двое – толстомордый суслик шустрым оказался. С визгом выскакивала на четвереньках во входную дверь искусительница – экие икры у нее тугие, прям бутылки игристого…

Тимофей достал пулей спину суслика. В квартиру уже влетали свои. Иванов с ходу свалил прикладом торчащего столбом раненого.

– Этот на фиг! – крикнул Тимофей, доставая запасной магазин. – В глубину еще один драпанул.

Из дальней комнаты, подтверждая, пальнули из пистолета. Это гад больше от нервности палит, не достанет. Оперативники все же отшатнулись к стенам: коридор просторный, может и срикошетить.

– Здесь всех положил? – уточнил Иванов.

– Вроде.

Тимофею приходилось орать. На лестничной площадке саперы сражались с извивающейся соблазнительницей, там летели пуговицы с пальто, матюгались и визжали так, что уши резало.

Иванов мимоходом всадил две экономные пули в ворочающегося на полу венгра, шмыгнул на лестницу – визг и возня там мигом стихли. Саперы заволокли обмякшую красавицу в квартиру, вытаращенные глаза у той совсем уж стали… Тьфу, да как же называются такие глаза?

Тимофей опомнился:

– Да бросьте вы ее! Того брать надо, с пистолетом.

– Тима, переведи дыхание, – призвал Иванов. – Некуда гаду деваться.

Точно, по плану Земляков с Сашкой уже со двора сторожат, капитан Жор с Сергеевым с улицы перекроют.

В глубине квартире истерично и непонятно кричали, снова выстрелили. Похоже, последний мадьяр сдаваться не собирался.

– Товарищи, да ну его к черту, а? – вопросил Жора, снимая с ремня гранату.

– Очень правильная мысль, – согласился Иванов, уже выдергивая кольцо своей «лимонки».

Зашвырнули сразу две – громыхнуло. На саперов завалилась высокая вешалка.

– У, тварь рогатая, – возмутился ушибленный Николай.

Продвинулись по коридору, не пожалели еще одну гранату…

Венгр, уже без пальто, лежал у камина – похоже, пытался в дымоход улезть.

– Да, местные они, все щели знают, – покачал головой Иванов.

От гранатных действий оконные стекла окончательно высыпались, Тимофей крикнул во двор, что окончена операция.

Квартиру обыскали. Оружия хватало: в ванной нашли хитро спрятанный арсенал, там и ефрейторский автомат нашелся, и карабины, и даже фаустпатрон.

– Хорошо, что они не ждали, а то полноценно штурмовать пришлось бы, – заметил Земляков.

Боевая часть операции закончилась, но в СМЕРШ захват лишь часть дела. Тимофей с переводчиком сходили в «гражданский» подвал. Егору Дмитриевичу было не по себе, все же очень давно он так рядом со стрельбой бывал. В подвале выбрали четырех мужчин покрепче, приказали вынести во двор трупы. Артобстрела вокруг не было, сказали местным обитателям, чтоб детей оставили, вышли на воздух.

Земляков кратко сказал жильцам об упорных сторонниках фашизма, их пособниках и полной обреченности Гитлера. Переводчик переводил, лежащие тела служили наглядным подтверждением. Потрепанную искусительницу придерживал за шиворот Сергеев, та порывалась что-то сказать и красиво пускала слезу. Думала, что ее сейчас к стене засранной пристройки поставят, но марку держала.

Несомненно, стоило красавицу к стенке прислонить: такие не одумаются. Но опергруппа имела свою узкотехническую задачу, а права выносить приговоры ей не давали. В смысле, право, может, и было, но капитан Жор и товарищ Земляков отдавать приказ на расстрел баб не жаждали. Тимофей офицеров очень хорошо понимал.

Соблазнительницу в наручниках посадили в «додж», и главный переводчик опергруппы отправился сдавать сомнительную добычу в армейский отдел, благо туда все равно следовало ехать за свежими шифровками.

Тимофей пошел мыться. Шинель была чужая, не жалко, но гимнастерка пропахла паленым сукном и этим самым… цветочным. Надо бы постираться. Тимофей догадывался, что сисястых баб любить никогда не будет, да и когда кто-то стоит вплотную, тоже уже никогда не понравится. Как ни крути, а могло дурно кончиться.