Читаем без скачивания Екатерина Дашкова - Ольга Елисеева

«Есть много что сказать»

За первый же год в новой должности Дашковой удалось добиться очень многого[32]. Конечно, милость императрицы открывала перед ней любые двери. Но значительная часть инициатив исходила от самой княгини. Она видела европейские научные учреждения и старалась поднять планку Петербургской академии до нужного уровня.

Именно при Дашковой была установлена практика так называемого обязательного экземпляра: отныне все типографии, как государственные, так и частные, присылали в библиотеку Академии наук по оттиску каждого издания.

Чтобы познакомиться с немногочисленными студентами академической гимназии, княгиня установила их понедельное дежурство при своей особе с восьми часов утра до семи вечера. Согласно ее мемуарам, в момент вступления в должность их было только двое. На самом деле около тридцати. Выгнав нерадивых, Екатерина Романовна утроила прием и постепенно довела число юношей до девяноста. Повысилась и плата за их содержание: прежде родные вносили 60 рублей, теперь — 80. Княгиня считала, что наиболее способные могли бы впоследствии стать профессорами, а остальные — поступить на государственные должности. Именно поэтому следует увеличить финансирование гимназии из казны, писала Дашкова ненавистному Вяземскому.

В вопросах денег княгиня всегда была очень строга. Когда Тобольское наместничество, испросив для себя трех выпускников, решило, что юношей направят в Сибирь на академические средства, княгиня просто выдала студентам аттестаты об окончании гимназии. Каждый волен был позаботиться о себе сам.

На просьбы вдов академиков оказать финансовую помощь мадам директор неизменно отвечала отказом. А то ведь были не рядовые профессорши — жены Д. Бернулли и Г.Ф. Миллера, исследователей с европейскими именами, много сделавших для развития отечественной науки. Возможно, княгиня вспоминала молодость и свое горькое вдовство. Между тем сама Дашкова выпуталась из долгов отнюдь не благодаря личной экономии, а с помощью пожалований императрицы. Теперь подобного шага ждали от нее. Но Екатерина Романовна уже уверовала в собственные рассказы и действовала, исходя из заявленной роли.

Обе вдовы попросили годовое жалованье на покрытие расходов по похоронам и устройство семейных дел, но получили двухмесячное, причитавшееся за то время, пока скончавшиеся находились еще на службе{742}. Утилитарный подход. Так кто выжимал шкурку от лимона? В 1789 году не удовлетворенные решением вдовы обратились к императрице и получили помощь. После чего в дневнике А.В. Храповицкого появилось много неприятных высказываний государыни о скаредности подруги{743}.

Однако именно Дашкова ввела скромный пенсион для престарелых служителей академии, чей заработок не превышал 300 рублей. Ликвидировав ставку преподавателя музыки с жалованьем 800 рублей в год, она создала из нее две по 400 рублей для учителей английского и итальянского языков. Был случай, когда два преподавателя обратились к мадам директору с просьбой помочь дровами. Стояла зима 1784 года. Резолюция княгини гласила: выделить каждому по 8 рублей 50 копеек на покупку пяти саженей дров по цене 1 рубль 70 копеек. Тут вся Екатерина Романовна, замечает исследователь, — скорость решения, забота о людях, точное знание мелочей, контроль за каждой копейкой{744}. Согласимся: контроль. Если бы княгиня могла сама сжечь дрова и раздать просителям тепло, точно определив, сколько градусов расходовать на каждую комнату, она бы так поступила.

Служащие академии — те же дети. В шаге Дашковой много заботы, но нет уважения. Вдруг они решат греться водкой? Или купят дрова по два рубля за сажень? Нет, за ними нужен глаз да глаз. Особенно когда академическое юношество вырывается за границу.

Именно Дашкова завела традицию отправлять российских студентов в Геттингенский университет в Германии. Почему не в Эдинбург, как собственного сына? Возможно, она все-таки была невысокого мнения о русской колонии под руководством Робисона. Или считала, что юноши по своим знаниям не готовы к высшему учебному заведению, где «гораздо строже экзаменуют». Дашкова лично определяла стипендию, которая высылалась посеместрово, только после того, как пансионер вышлет отчет о предыдущей работе, заверенный профессорами. В гимназии княгиня ввела два экзамена в год, на которых обязала присутствовать академиков. Сама мадам директор неизменно слушала студентов и весьма резко отчитывала за неудовлетворительные ответы. Отличившихся премировали книгами. За время директорства Дашковой четверо из выпускников отправились в Геттинген. Трое из них, возвратившись, стали академиками.

При всей любви приобретать и беречь, наша героиня предпочитала коммерческую деятельность неразумному скопидомству. Книжная лавка академии была затоварена. Княгиня снизила цены на 30 процентов, и вскоре полки оказались пусты. Для типографии были куплены новые шрифт и пресс. Постепенно издательская деятельность стала приносить доход. Для этого принимались заказы от частных лиц. Чтобы не путать их с собственными публикациями, был впервые установлен академический гриф: «Иждивением императорской Академии наук».

Академия много была должна. Еще больше задолжали ей. А Дашкова долгов не любила. За первые же полгода директорства она отдала заимодавцам более восьми с половиной тысяч рублей. А за вторую — сумела выбить 15, 5 тысячи рублей долгов{745}. Даже Н.И. Новиков, обычно весьма неаккуратный, прислал требуемую сумму — 839 рублей 11с половиной копеек.

В июле 1783 года Екатерина Романовна инициировала строительство нового корпуса академии на стрелке Васильевского острова, между Кунсткамерой и зданием Двенадцати коллегий. Академия наук должна была представлять из себя тринадцатую. Это вполне соответствовало представлению о посте директора как о министерском. Позднее Бентам скажет о Дашковой как о «министре императрицы по ученым делам, которому иногда есть много что сказать»{746}. Княгиня предполагала, что это здание обойдется в 90 тысяч рублей — 72 тысячи выдаст казна, а 18 тысяч — само учреждение. Императрица согласилась и даже предложила одного из своих любимых архитекторов — Джакомо Кваренги. Правда, распределение средств стало иным: 65 тысяч рублей дала казна, а 25 тысяч были взяты из «экономических» денег. Не поладила мадам директор и с зодчим. Она по своему обыкновению решила вмешаться в проект и украсить строгое классическое здание окнами «венецианского типа». Кваренги взбунтовался. «Если постройка должна быть закончена согласно утвержденному проекту, то это один разговор, — писал он в марте 1786 года. — Если же проект должен быть изменен согласно Вашим идеям, то, в таком случае, я не буду далее руководить постройкой»{747}.