Читаем без скачивания Повелители волков - Виталий Гладкий

Он не знал, настолько этот лес большой, потому что в лесостепи чаще всего встречались лишь крохотные рощицы да яры, поросшие кустарниками, но лесные заросли были для него и Нефелы единственным спасением.

Лошадка Аккаса словно поняла, что ее седокам грозит большая опасность, и неожиданно развила вполне приличную скорость. Не будь дополнительного груза в лице Нефелы, вазописец спокойно мог бы оторваться от разбойников, тем более, что для них одинокий путник не представлял большой ценности. Но гетера, при всей своей воздушности, все-таки весила гораздо больше, нежели переметная сума с продуктами, и скифская лошадка держалась лишь благодаря выработанной годами привычке спасать хозяина. И хотя Аккас таковым не являлся, проснувшийся инстинкт заставлял лошадь мчаться вперед из последних сил.

Разбойники догоняли. Они были уже совсем близко, когда Аккас наконец добрался до лесной опушки. Там он соскочил на землю и сказал Нефеле:

— Дальше поедешь сама!

— Я не брошу тебя! — мужественно заявила гетера. — Умрем, так вместе!

— Не спеши себя хоронить. Не волнуйся, милая, все будет хорошо. Я догоню тебя. Пошла! — Аккас хлестнул лошадку хворостиной, и она, обиженно всхрапнув, исчезла за деревьями, оставив после себя эхо — протестующий крик Нефелы.

Увидев Аккаса, разбойники невольно придержали коней. Они привыкли, что их жертвы дрожали от страха, падали на колени и умоляли пощадить их, но воин с двумя мечами, который стоял на лесной опушке, смотрел на них таким ледяным взглядом, что даже видавший виды вожак шайки Сатрабат несколько смутился. И тут раздался волчий вой. Он был настолько сильным и близким, что лошади некоторых разбойников встали от испуга на дыбы. Озадаченный Сатрабат быстро определил источник воя — его исторгнул из своего горла воин с двумя мечами. Чтобы это могло значить?

Но если для вожака шайки и разбойников это было загадкой, то Хумиуа, услышав волчий вой, помертвел; он был слишком хорошо ему знаком.

— Сатрабат, оставь его в покое! — взмолился Хумиуа. — Уйдем отсюда!

— Почему?

— Это джаниец!

Сатрабат был наслышан о джанийцах, прослывших оборотнями. И он знал, кто уничтожил отряд Хумиуа. Возможно, в другое время и при других обстоятельствах он и прислушался бы к совету своего помощника, но джаниец был всего один, к тому же Сатрабат, сам представлявшийся колдуном, просто не имел права ударить в грязь лицом перед своими подручными. Разбойников в шайке и так осталось немного, а если вожак еще и уронит свой авторитет, то они все разбегутся кто куда.

— Тем лучше, — небрежно бросил Сатрабат. — У тебя, Хумиуа, есть хороший шанс отдать джанийцам должок. Возьми лук и убей его. — Ему почему-то расхотелось брать джанийца в плен, чтобы потом продать его на невольничьем рынке.

— Нет… Нет! — Хумиуа неожиданно развернул коня, хлестнул его плетью, и вихрем умчался куда-то в степь.

— Трусливая собака… — Сатрабат с отвращением сплюнул. — Ладно, потом разберемся… Тирит! — обратился вожак шайки к миксэллину, который был не только хорошим охотником, но еще и потрясающе хладнокровным и бесстрашным негодяем; он поклонялся каким-то странным лесным богам, принимавшим только человеческие жертвы, из-за чего Тирита побаивались не только разбойники, но и сам Сатрабат. — Ты у нас лучший стрелок…

Договорить Сатрабат не успел. Лук, казалось, сам прыгнул в руки Тирита, и мгновение спустя стрела полетела в цель. Тирит стрелял, почти не целясь, потому что Аккас находился совсем близко от него.

То, что случилось еще одним мгновением позже, ошеломило разбойников: сверкнул клинок джанийца, и стрела упала возле его ног, разрубленная пополам. Тирит, доселе не допускавший промахов во время охоты ни на зверя, ни на человека, был потрясен. Ему вдруг показалось, что он поднял руку на одного из своих лесных божков. Тирит бросил лук, сполз с коня и встал на колени, с мольбой протягивая руки к Аккасу.

Однако смутить Сатрабата было нелегко.

— Вперед! — взревел он, доставая меч из ножен. — Вперед, трусы, иначе я превращу вас в гадюк!

Последняя фраза подействовала на разбойников отрезвляюще. Обладая, как бывший жрец, познаниями, которые недоступны пониманию простолюдинов, Сатрабат время от времени устраивал своим подручным «выступления», демонстрируя различные фокусы и трюки. Перед этим он опаивал их маковым настоем, и разбойникам виделось такое, что у них волосы становились дыбом. Поэтому угрозу вожака превратить их в ползучих гадов они восприняли вполне серьезно.

Но Аккас не стал дожидаться нападения. Он бросился вперед и в воздухе засвистели-запели его мечи, начав свою кровавую жатву. Разбойники пытались достать его копьями и мечами, но, казалось, что джаниец раздвоился, так быстро он перемещался среди сбившихся в гурт коней. А когда Аккас исторг еще один леденящий душу волчий вой, лошади разбойников, преимущественно жеребцы, словно с ума сошли; они перестали слушаться поводьев, становились на дыбы, и ржали так, будто сражались за право первенства в табуне, хотя на самом деле им хотелось умчаться подальше от этого места — их охватил инстинктивный ужас.

Инстинкт и впрямь не подвел благородных животных. Среди деревьев замелькали серые тени, и стая лесных волков набросилась на разбойников. Они появились так внезапно, что Сатрабат не успел подать никакой команды. Впрочем, ему уже было не до того — огромный волчище мощным прыжком сбил его на землю, и страшные клыки вмиг раздробили шейные позвонки предводителя шайки степных разбойников.

Вскоре все было кончено. Немногим разбойникам удалось спастись и только потому, что волки не стали их преследовать. Хищникам досталась великолепная добыча — несколько лошадей. Но приступать к трапезе они не спешили. Взгляды волков были прикованы к Аккасу, который ласкал вожака стаи и что-то тихо шептал ему на ухо. Но вот джаниец выпрямился, издал горловой звук, похожий на рычание, — прощался со стаей — и пошагал в лес, по следам своей лошадки; ему нужно было найти Нефелу.

Волки какое-то время смотрели ему вслед, а затем начали жадно набивать желудки. В лесу было так тихо, что треск костей, перемалываемых мощными челюстями хищников, был слышен очень далеко. Вся лесная живность попряталась, затаилась, притихла, даже сороки умолкли, чтобы не мешать пиршеству повелителей леса…

В стане Иданфирса царило веселье. Радоваться было чему. От Радагоса прибыл гонец, который привез весть, что десятитысячный отряд царя Дария, который шел на Ольвию, разбит, а убитых персов бросили в пучину Ахшайны. «Перс пришел к нам отобрать нашу землю и воду. Что ж, воду он уже получил. Дело осталось за малым — кормить его землей до тех пор, пока он не лопнет», — мстительно говорили вожди и старейшины.