Читаем без скачивания Хозяин Колодцев (сборник) - Марина и Сергей Дяченко

— Туда? — прошептал Станко растерянно.

Перед его глазами раскачивались черные загнутые иглы шипов. Он с детства не любил колючек и еще вчера был уверен, что никакая сила не в состоянии загнать его в колючий кустарник; он обернулся, будто ища другого убежища, и услышал далекий стук копыт.

Такой простой, привычный звук поднял дыбом волосы у него на голове. Не помня себя, Станко кинулся в заросли.

Колючки впивались и рвали, он слышал треск ткани и собственной кожи и все-таки лез и лез вперед, потому что стук копыт за спиной становился все громче и отчетливее.

— Падай! Не дыш-ши… — прошипел откуда-то Илияш.

Станко присел, припал к земле, и ветки над его головой распрямлялись медленно, слишком медленно, и Станко казалось, что они специально кивают стражникам, будто приглашая: сюда! Здесь он!

А потом он и вправду перестал дышать, потому что на место, где он стоял пять минут назад, высыпали всадники.

Их было восемь или девять; вжавшийся в землю, съежившийся Станко видел огромные копыта черных лошадей, безжалостно давившие траву, огромные сапоги в стременах, огромные черные арбалеты за спинами плечистых, мордатых, облепленных железом молодчиков… С седел свисали петли арканов; Станко смотрел, не в силах оторвать глаз.

Лошади топтались на месте, и каждое копыто продавливало в земле глубокую круглую вмятину. Всадники вертели толстыми шеями; один взглянул, казалось, прямо Станко в глаза — и у того мучительно сжались все внутренности, он слезно пожалел, что не родился древесным клопом…

Потом кто-то, вероятно, начальник, крикнул резкую неразборчивую команду, и вся свора сорвалась с места, вздымая выдранные с корнем пучки травы, и в секунду пропала из глаз.

Станко почувствовал, как по расцарапанной щеке его ползет тяжелая капля крови.

Из кустов чуть правее поднялось белое лицо Илияша. Браконьер сглотнул и прошептал, округлив глаза:

— Без собак они были. Добрые духи, без собак.

Никакие капканы, никакие ловушки, никакие скелеты на веревках не могли напугать Илияша так, как напугали его несколько стражников на черных лошадях.

Колючие кусты пощадили верткого браконьера — мне бы так, с мрачной завистью думал Станко, слизывая кровь то с одной глубокой царапины, то с другой. Одежда его висела лоскутками, как на балаганном актере. Даже добротному заплечному мешку досталось, что уж говорить о ладонях, о щеках, об ушах!

Станко слизывал кровь и угрюмо слушал причитания Илияша, тащившегося впереди:

— Без собак… А если б с собаками, уже б на дыбе висели… Зачем мне твое золото на дыбе? Зачем, а?

Илияш обернулся и заглянул Станко в глаза с горьким упреком, переходящим в обвинение:

— Зачем золото в пыточной, а? Нашел парень старого дурака, монетками позвенел, и тащись, Илияш, смертушке навстречу… Да если бы просто смертушке… — он отвернулся и побрел, не поднимая головы, обращаясь к замшелым корням под ногами:

— Тебя они, может, и пожалеют… Повесят, и ладно. А меня они знают, знают, понимаешь! Я сбежал… Я карту спер…

Он вдруг остановился и сказал совсем другим тоном, спокойно, деловито:

— А у князя в замке чудесная камера пыток. Видывал я одним глазком… Ну чего там только нет! Ты, парень, и представить себе такого не можешь. Дивная камера, ни в чем недостатку не будет!

Тем временем путников обступил лес; на первой же поляне, затерянной в молодом густом ельнике, Илияш сел — вернее, упал, будто у него подкосились ноги.

Станко сам собрал хворосту и сам разжег костер; Илияш сидел безучастно, глядя прямо перед собой и беззвучно шевеля губами. Станко пару раз вопросительно взглянул на него — тот не ответил.

— Да не трусь ты, — сказал Станко, когда огонь запылал и на полянке сделалось почти уютно, — обошлось ведь…

Илияш молчал.

— Сколько нам идти еще? — Станко старался говорить как можно увереннее и доброжелательнее. — Три дня, четыре?

— Нисколько, — отозвался Илияш мертво, и у Станко сжалось сердце от нехорошего предчувствия.

— Как это? — спросил он по-прежнему спокойно. — Разве мы уже пришли?

— Пришли, — глухо сказал Илияш. — Теперь надо ноги уносить.

Стало тихо, только огонь потрескивал, обгладывая еловые ветки.

— Мы так не договаривались, — сказал Станко, и голос его дрогнул. — Ты же знал, на что шел! Я же золотом тебе заплатил, морда! И еще заплачу…

— Без собак они были, — сказал Илияш после паузы. — Если б с собаками…

— Хорошо, — сказал Станко зло. — Отдавай деньги.

Илияш поднял на него удивленный взгляд.

— Отдавай деньги! — Станко встал. — Ты их не заработал! Отдавай и уноси ноги, а я все равно дойду до замка и зарежу этого мерзавца князя!

При упоминании о князе руки его сами собой схватились за меч. Он шагнул вперед — Илияш испуганно отшатнулся.

— Ты… — Станко несло на какой-то дикой волне куража, — ты проводник мой, понял? Если мне придется и тебя зарезать по дороге к замку, то я и зарежу… А ну, встань!

Станко выхватил меч. Илияш медленно встал — худой, весь какой-то нескладный, съежившийся; стоял, глядя на светлое лезвие в руках парня, и глаза его отражали странную мешанину чувств.

Станко перевел дыхание. Спросил уже спокойно:

— Пойдешь дальше?

— Пойду, — отозвался Илияш, не отрывая взгляда от меча.

Где-то далеко заухала сова. Потом еще раз — ближе.

— Ну, вот и хорошо, — сказал Станко с облегчением и спрятал меч в ножны.

Стало тихо. Илияш взял охапку собранного Станко хвороста и подбросил в затухающий костер. Взметнулось пламя.

— Значит, — медленно сказал Илияш, усаживаясь напротив, — значит, ты действительно… Ты ОЧЕНЬ хочешь его убить.

Сквозь языки пламени Станко видел его задумчивое, сосредоточенное лицо.

— Хорошо… Убей его, парень. Убей.

И лицо Илияша исказила гримаса, показавшаяся Станко гримасой ненависти.

Случай этот сильно сказался на отношениях компаньонов. Станко думалось теперь, что проводник попросту его боится.

Они продвигались вперед медленно, Илияш то и дело останавливался, изучал дорогу, отдыхал, охотился… Ясно было, что путешествие ему в тягость — но он не решался заявить об этом прямо, тянул да хитрил. Два раза Станко ловил на себе странные взгляды — Илияш бросал их исподтишка, когда уверен был, что Станко ничего не заметит.

Так прошло два дня, и в душе у Станко поселилось нехорошее, гнетущее чувство. Он перестал доверять проводнику.