Читаем без скачивания Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества - Сергей Николаевич Шкенев

В детских глазах испуг. Переживают, и это правильно.

Но на защиту елочек

Поднялся весь народ

И подлым англичанишкам

Дал полный укорот.

Чу! В чаще ружья кашляют

И пушечки палят,

Проклятых англичанишек

Чихвостят егеря.

Вот вороги развешаны

На веточках висят,

А елочку зеленую

К нам в дом принес солдат.

И елочка нарядная

На праздник к нам пришла

И много-много радости

Детишкам принесла.

Смолк рояль, и в зале наступила тишина. Цесаревич Николай, с уважением посмотрев на зеленую лесную красавицу, негромко произнес:

– Так вот ты какая, оказывается.

Мария Федоровна, не слышавшая слов песни до сего момента, с подозрением прищурилась:

– Павел, это твое сочинение?

– Душа моя, ну как ты могла такое подумать? Песня народная, и я совершенно не притязаю на чужую славу. Своей хватает, однако.

– Точно-точно?

– Да чтоб прямо на этом месте провалиться!

Императрица посмотрела под ноги, словно ожидая немедленного исполнения обещания. Никто не проваливался.

– Но против опубликования в газетах возражать не будешь?

Супруга в ненависти ко всему английскому порою переступает грань разумного и готова говорить об этом даже сегодня ночью.

– Да сколько угодно, пусть печатают.

Удовлетворенно кивает. Кажется, она стала русской более меня самого. Однако и у этого есть свои плюсы: введенные Марией Федоровной в моду старинные фасоны благородно сказались на облике и благонравии высшего света. Почему столь странное сочетание? Все объясняется просто: выглядевшие в немецких или французских платьях страшными толстухами в новом наряде женщины превращались в сдобных особ, а сарафан лишь подчеркивал приятную дородность фигуры. Метаморфозы… Известные безудержной блудливостью дамы приобретали вид невинных дев, и подступиться к таким с недвусмысленными предложениями стало чревато расцарапанной в кровь мордой. Примеров тому немало.

Где-то через час, заполненный игрой в фанты, томной итальянской арией в исполнении императрицы и показательной рубкой свечей с канделябров сержантом Нечихаевым, Мария Федоровна спохватилась:

– Боже мой, детям давно пора спать!

Пожалуй, я поторопился с определением степени русскости. Нет пока в ней должной широты души и слишком глубоко въелась немецкая любовь к излишнему порядку. Глядя на погрустневшие мальчишечьи лица, решительно возразил:

– Команды «отбой» сегодня не будет!

– Ура! – В интонациях все равно чувствуется неуверенность. – Ура?

– Гип-гип ура! Хочу кататься на коньках!

– Павел! – возмущается супруга.

– Царь я или не царь? – Хорошее настроение захлестывает с головой, и тянет подурачиться. – Ну, что молчим?

– Царь! – подтверждает Николай.

– Царь-батюшка, – соглашается с ним Михаил.

– Императорское Величество! – поправляет обоих Нечихаев.

– Вот! – победно смотрю на Марию Федоровну. – А потому самодержавной монаршей властью объявляю сегодняшнюю ночь волшебной, с исполнением заветных желаний.

– Ура! – опять кричат дети.

Глаза императрицы вспыхивают загадочными многообещающими огоньками, и я спешу поправиться:

– А кое для кого все заветное откладывается на утро!

– И утром я найду под елкой настоящий пистолет?

– И шпагу?

Кажется, сыновья восприняли обещание перенести часть волшебства на потом слишком буквально. Ладно хоть не попросили чего-то несбыточного – оружие в нынешнее время для детей не игрушка, а часть жизни, причем немаловажная. Не забыть бы только спрятать подальше расписных деревянных лошадок на колесиках… Обидятся.

– Все на каток! Где мои царские коньки?

…Появление императорской семьи на льду Фонтанки вызвало некоторый интерес, переходящий в нездоровое оживление. Зачем? Не люблю суеты и с удовольствием остался бы инкогнито. Но нет, постоянно забываю о двух взводах охраны, которые и мешают сохранить тайну.

Так, а это что? Пустое, сделаем вид, что не заметили полуштоф, выпавший из-под полы енотовой шубы прилично одетого господина. Водка вовсе не под запретом, как уверяют некоторые недобросовестные недоброжелатели, просто очищенная с казенных заводов отнесена к предметам роскоши и облагается чудовищным налогом. Этот тип или на самом деле богат, или получил взятку бутылкой. Пусть его… В такую ночь мелкие грехи прощаются.

Коньки мы принесли с собой – удивительно, но они нашлись в кладовых Михайловского замка, причем и не искали долго. Попросил, и принесли. Поначалу боялся ступать на лед. Сколько не катался? Но оказалось не так страшно, как думалось. На велосипеде точно так – один раз научился, и на всю оставшуюся жизнь. Кто говорит, будто велосипеды еще не изобретены? Неправда ваша, прошлым летом видел нечто подобное не то в Ярославле, не то в Рыбинске. Сам на громадное деревянное чудовище залезать не стал, но люди ездили без трагических последствий.

Фонтанка освещена горящими в больших железных жаровнях кострами, а на чугунной ограде набережной неизвестный эстетствующий благодетель развесил разноцветные фонарики. И все это сверху украшено крупными звездами неожиданно ясной ночи.

– Лови! – Игриво шлепаю императрицу по… хм… будем считать, что безадресно шлепаю, и бросаюсь прочь. – Догоняй!

Дети с визгом возглавляют погоню, но Мария Федоровна на провокацию не поддается – чуть поддерживая рукой длинный подол, она катится неторопливо, как и подобает царственной особе. Это я, в бекеше с мерлушковой выпушкой и сбитой набекрень мохнатой папахе, больше похож не на императора, а на сбежавшего от строгого присмотра семинариста. В неверном свете возраст точно не разглядеть, а росточком не вышел, чего уж скрывать.

А где мои загонщики, отстали? Ну, правильно, куда им угнаться за опытным конькобежцем. Но вместо них откуда-то слева выныривают две подозрительные личности. Ой, зарвался ты, твое бестолковое величество, покушение не впрок пошло? Сейчас сунут нож под ребра…

– Сударь, не желаете ли выпить с приличными людьми? – Личности пьяны до изумления и покушаются лишь на мою трезвость.

– Водку?

– Как можно? – удивляется первый, удерживающий себя на коньках с помощью роскошной трости с набалдашником из слоновой кости. – На честные капиталы водку пить зазорно, а воровать совесть не позволяет.

Второй если и потрезвее, то самую малость. Он заговорщицки подмигивает:

– Мы с братом на заводике нефть перегоняем для нужд военного ведомства, а уж сообразить сделать из дешевого лафиту что-то более-менее приличное… Вам, сударь, это любой аптекарский ученик изготовит, а уж нам, образованным промышленникам, сам Бог велел.

– Не поминайте всуе.

– Да, вы правы, – согласился первый и достал из кармана запростецкого овчинного тулупчика бутылку. – Позвольте представиться – Модест Иванович Кручинин. А это мой брат – Амнеподист Петрович Вершинин.

– А-а-а…

– Мы двоюродные, – успокоил нефтезаводчик. – С кем имеем честь?

– Романов, – в свою очередь, пришлось представиться мне. – Павел Петрович. Я, так сказать, по государственной части…

– Вот как? – восхитился Модест Иванович. – И государя-императора тоже так зовут.

За спиной захрустел лед под коньками – кто-то на большой скорости остановился