Читаем без скачивания Банкир - Петр Катериничев

Свой бизнес, свой банк, завязанные на меня предприятия я сворачивать не собирался; октябрь девяносто четвертого и весь следующий год, оказавшийся для многих банков фатальным из-за ужесточения политики Центробанка и монарших околодолларовых игр, для меня прошел легко: во время «черного вторника» я нажил за трое суток почти миллион долларов и нескольких крайне опасных врагов; в период «ужесточения», когда на меня, как на selfmademana «наехали» и ЦБР, и ряд «уполномоченных китов», — все закончилось даже не легким испугом, а имитацией «наезда»: могучая тень Константина Решетова, тень Кришны оградила меня, подобно беспросветной ночи… Как там говорил Михеич? Кришна — значит темный?..

Третье. Константин Кириллович неоднократно намекал мне на некую «Большую Игру», но не говорил ничего определенного. Притом — что активно помогал связями, задания по своим делам давал обычно в те точки земного шарика, где они пересекались с моими деловыми интересами; действовал я крайне активно, как привык… Зарабатывал деньги группе Решетова, но для банкира его уровня — совсем небольшие деньги. Впрочем, особенно я не терзался: мой бизнес был надежен и прибылен. Иногда приходила мысль, что Кришна готовит меня к чему-то… Но я старался об этом не думать. Забыв, где бывает обычно дармовой сыр… Особенно в такой «романтической» профессии, как делание денег.

Вывод: Кришна всеми силами старался представить дело так, что я — крупная или даже центральная фигура в его «Большой Игре». Люди, которые за ним и за мной пристально наблюдали, сопоставляли мою активность в различных точках земного шара с какой-то другой информацией и пришли именно к тому выводу, к какому и стремился подвести их Кришна.

Красиво… Добротно… Хорошо.

В нужный момент они кинулись на меня, как крысы на сыр… Мышеловка захлопнулась. Меня похитили с Кипра, накачали наркотой по самую маковку, сняли, надо думать, бездну бесполезной информации и напрягли массу «яйцеголо-вых» на обработку ее. По идее меня после «прокачки» положено было утопить в Черном море. Чтобы сомнений не возникало. Тут — неувязочка. Что-то у них, видно, не сложилось… Вообще-то бывает. Кто-кто, а я по поводу этой несвязухи сетовать не намерен.

Конечно, обидно сознавать, что тебя отыграли втемную, как последнего живца, как пескаря, выловленного «мутником» и аккуратно, чтобы был живым и резвым, насаженного на «донку» опытным рыболовом… Человеком, который мне был не просто симпатичен, которому я доверял…

«Если радость на всех одна, на всех и беда одна…» Наверное, я остался слишком большим романтиком, чтобы выжить в нашем теперешнем мире… Вернее — чтобы выжить в мире вообще… Хотя… Мы самоуверенны: часто нам только кажется, что время, в которое мы живем, — самое скверное, неприятное, предательское, подлое… Думаю, во все времена этой дряни хватало. С избытком.

Особенно рядом с деньгами или властью. «Боливар не выдержит двоих…»

Только для меня, и сейчас, и всегда, — «если радость на всех одна, на всех и беда одна…», пусть этих «всех» будет двое, трое, четверо… Это уже не так мало. Ради этого стоит жить. И побеждать.

Глава 49

Все это я изложил Лене более связно и менее эмоционально. Она слушала очень внимательно, задумалась, наморщив лоб и покусывая краешек карандаша… И — стала похожа на маленькую девчонку, на школьницу, которой почему-то никак не удается решить заданный пример…

— Ты знаешь, все это очень похоже на правду…

— Еще бы! Наверное, так оно и было.

— Тебе, наверное, горько сейчас?

— Ничего. Переживем. И — коньячком запьем. — С этими словами подхватываю бутылку и делаю три хороших глотка. — А вообще — тошно.

— Не расстраивайся. Со мною такое тоже случалось. Нет, конечно, не такое, но ведь для любого предательства объяснения хотя и находятся, но очень натянутые… Вернее — никаких не находится… Знаешь, когда мне было двенадцать, меня предала лучшая подруга… По крайней мере, я считала ее такой.

Она была постарше на три года — Валя Зайцева; из школы она поступила в ПТУ, лет с тринадцати начала уже блудить с парнями… А жили мы в одном дворе. Даже очень дружили, когда были совсем маленькие… И вот в мае она приглашает меня на день рождения — ей как раз шестнадцать исполнилось… Помню, я еще два дня по магазинам ходила, все не знала, что подарить…

Отмечать решили на даче одного из пацанов — это рядом с Покровском, в двух километрах. Пришла — там уже компания: еще две девчонки и четверо парней, лет уже семнадцати, а может быть, и старше… Вообще-то мне там сразу жутко не понравилось: стали вино пить какое-то дрянное, я не хотела, но фужер все-таки выпила; стали подначивать, обзывать «малолеткой» и «недотрогой»… Потом Валька заговорщицки так позвала меня в другую комнату, показала мини-шорты — тогда они только появились, сказала, ей ее парень подарил, Костик… Спросила — не хочу ли померить… А кто ж из девчонок не захочет? Я сбросила юбочку, собралась примерить, а Валька:

— Трусики тоже снимай, это же мини-шорты, их на голое тело надевают, чтобы — полный отпад! Вот, смотри! — Она показала картинку из журнала с какой-то американской кинодивой. — Если тебе понравится, Костик и тебе такие привезет, совсем дешево, по оптовой цене!

Я покосилась было на дверь — она была закрыта, сняла трусы. А Валька схватила их, дверь распахнула, помахала, как флажком, засмеялась:

— Недотрога ждет своего прынца! В чем мама родила! Сначала я подумала, она дурачится, крикнула было:

— Валька, ты что?! — но тут в комнату завалилась вся компания, девки и ребята. Я прикрылась ладошками, присела на кушетку, чувствуя, как лицо загорелось от стыда — на мне ведь кроме коротенькой футболки и гольфов — ничего, бормочу что-то вроде: ребята… вы что… с ума сошли?..

— А она кокетничает… — захохотала одна из девиц. — Подумаешь — целка, это теперь ненадолго! А то будет из себя корчить…

Дальше все закружилось каким-то глумливым хороводом… Девки — все трое.

Валька тоже, — бросились сдирать с меня футболку, парни загоготали, я чувствовала на своем теле их липкие от пота руки… И — просто озверела… Меня повалили на кушетку спиной, сумела изловчиться и двинуть одной девке, Верке, пяткой в лицо… Та заверещала, бросилась на меня, но я проворнее оказалась, махнула ей по морде ногтями, как кошка лапой…

— Ах ты, сука! — закричала ее подруга, сумела скрутить мне руку за спину, больно так — что и не шелохнуться. — Да я щас тебе ложкой целку откупорю, сука брыкучая!

— А ну не гони, Машка… Попка — что надо. Ну что, пацаны, первым буду, а, без обид? — произнес высокий, жилистый пацан, что был у них за главного.

— Давай, Цапля… А я ее потом в попку трахну. И — тоже первый! — загоготал другой парень.

— Да я ей щас всю морду располосую! — кинулась та девка, которой я шнобель попортила, послышался шлепок — и та завыла в голос.

— Верка, ты прекрати нам кайф ломать… Заживет нос-то, он у тебя все равно картошкой… Вот «станок» не пострадал, и это радует… — гоготнул один из парней. — Костик! Третьим-первым будешь, в ротик?

— Ну ее, еще откусит…

— Ничего, обломаем, шелковая станет…

А обе девки, Машка эта и Валька, продолжали меня держать, но хватка ослабла. А я плакала, слезы катились по лицу, как горошины…

— Ты чего все разминаешь, засаживай! — подначила Цаплю Машка.

Тот подошел, грубо тронул рукой, сказал:

— Да она сухая, как наждак…

— А ты что хотел? Зато — целка! Считай — первая у тебя… Как и ты — у нее…

— Да ломал я уже!

— Это у кого же? — снова подначила Машка.

— А ну, девки, отойдите. Вроде присмирела кобылка, никуда не денется. — Он положил мне ладонь на спину. — Худенькая… А ну о койку обопрись!

Руки мне отпустили, я вроде покорно уперлась ладонями в кушетку… Увидела его ногу, вернее, ступню босую и что есть силы врезала пяткой прямо по большому пальцу! Дальше… дальше я просто осатанела — не знаю, откуда силы взялись!

Схватила ножку табуретки — там все четыре валялись, знаешь, такие, что прикручиваются, они тяжелые, словно свинец внутри, и по башке этому Цапле — он скрючившись стоял, за ногу держался — наварила, с размаху, сверху. Звук такой, будто дубиной по бочке, козел этот упал не ойкнув, кровью залился. А я тут же дубинкой этой тычком Машке прямо в лицо и сверху, по голове…

Они как-то растерялись, расступились, я выскочила в другую комнату, схватила в охапку чью-то куртку джинсовую, прыгнула в распахнутое окно как есть, босая, голышом… Перемахнула заборчик и в лес — дачка стояла крайней у леса… Бежала, не разбирая дороги, все казалось, гонятся за мной…

Потом — остановилась, вокруг — лес, сначала испугалась страшно, решила: забрела — не выбраться… Ступни все в крови, избиты… Завернулась я в эту куртку, легла под дерево и завыла по-щенячьи… А потом, потом уже плакала навзрыд, в голос… Пока не затихла… Под курткой свернулась клубочком, согрелась, мысли какие-то были странные — что вот останусь я жить в этом лесу навсегда… И превращусь в медведицу, стану сильной и раздеру всех обидчиков…