Читаем без скачивания Юг в огне - Дмитрий Петров

— Замовчи, — равнодушно сказал Незовибатько. — Що пристаешь?!

— Фу ты, господи! — возмущался Сазон. — Ты ж пойми, наша Красная Армия-то отходит, надо же ее нам догонять!.. В путь-дорогу пора собираться.

— Ну и иди, — говорил Конон. — Що я без тебя дорози ни найду, чи що?..

— Вот это друг! — всплескивал руками Сазон. — Когда он кровью исходил, так я ему нужен был, а вот сейчас, как стал выздоравливать, так я и не нужен стал… Какие же люди неблагодарные есть на свете!..

— Да це ж я шутейно, брату, — обнимая Сазона, смеялся Конон. — Мы с тобой навечно два друга, як хомут да подпруга…

В самом деле было пора идти. Сазон все чаще стал об этом задумываться. Хоть и хорошо жить у старика, но нужно и честь знать. Да и добрых хозяев нельзя подводить. Народу к деду Пудовичу всегда приходило много, могли еще заметить скрывавшихся у него красноармейцев. Не пощадят тогда старого.

Сазона беспокоил Конон. Хотя тот и заметно поправлялся — щеки розовели, рана затягивалась, но был еще слаб. Разве мог он вынести дальний путь?

Помог случай. К старику хозяину неожиданно на грузовом автомобиле заехал по пути из Ростова дальний родственник, шофер Володя Нартов, толстый, упитанный, розовощекий парень. Он служит при штабе крупной белогвардейской кавалерийской группы. Дня три-четыре тому назад в одном из кровопролитных сражений с буденновскими конниками был убит какой-то важный генерал. Нартова срочно командировали на машине в Ростов за гробом. Белое командование решило труп этого генерала доставить в Новочеркасск, чтобы, как героя в борьбе с большевиками, похоронить с торжественной церемонией на городской площади, рядом с памятником Ермака. И вот теперь Нартов, выполняя поручение, возвращался из Ростова с гробом на фронт…

Когда обо всем этом через деда Пудовича стало известно Сазону, у того возникла смелая мысль уехать на фронт с Нартовым.

«Лишь бы попасть ближе к фронту, — размышлял Сазон. — А там уж мы как-нибудь сумеем пробраться к своим через фронт белых».

Когда он сообщил о своем намерении хозяину и Конону, то Незовибатько скептически усмехнулся:

— Да разве ж вин, этот шофер, нас возьме?.. Вин же може предать нас белым…

Старик сердито оборвал его:

— Не говори глупости… Мой племяш не таковский. Как же он предаст, ежели у него у самого брат в красных служит?.. Вот только кабы не поймали вас…

— Эх, дед! — весело тряхнул лохматой головой Сазон. — Риск благородное дело. «Отвага мед пьет, отвага и кандалы трет»… Волка бояться, так и в лес не ходить… Другого выхода нет. Вот ежели нас, дед, у тебя сцапают, то это будет хуже… Ни за что и ты с нами пропадешь… А так-то, в открытой степи, нехай цапают… Могем отбрехаться, а не сумеем, что ж… умрем за трудовой народ, за советскую власть… Как, Конон, разумеешь, а?..

Незовибатько, дымя огромной цигаркой, свернутой из газетной бумаги, процедил сквозь зубы:

— Шо ж, давай колы подаваться.

— Дед, — попросил Сазон, — будь ласковый, погутарь с племяшом насчет этого дела, уговори его взять нас с собой.

— Ну, что же, сынки, пойду поговорю.

Торопливо шаркая чириками, обутыми на босу ногу, мелькая желтыми пятками, он скрылся за кустами вишенника…

Вскоре старик вернулся с племянником. Шофер — парень щеголеватый. Новенький английский френч ловко обхватывал его полнотелую фигуру. На голове английская фуражка сбита набекрень. На ногах — желтые ботинки, толстые икры обвиты обмотками. На плечах шофера внушительно топорщились погоны с унтер-офицерскими нашивками. Вид у него важный, недоступный. Увидя его, Сазон даже оробел.

Расставив ноги и засунув руки в карманы брюк, Нартов критическим взглядом окинул Сазона и Конона, покачал головой.

— Ну и оборванцы же вы, хлопцы. Настоящие бандюги.

Сазон сконфуженно глянул на Конона, а тот на Сазона, и оба вздохнули: вид, действительно, у них был неказист. За время своего скитания они изрядно, пообтрепались.

— Ну ладно, — снисходительно сказал шофер. — Возьму вас. Только вот эти причандалы нацепите, — вынув из кармана, кинул он им по паре защитных погон и по кокарде. Без этого никак нельзя, сразу сцапают… Я эту дрянь с собой на всякий случай вожу… Иной раз приходится вашего брата выручать… Дедушка, принеси им нитки да иголку…

Старик принес иглу с ниткой, и пока Сазон с Кононом прикрепляли к фуражкам кокарды и пришивали погоны, Нартов, заложив руки за спину, с важным видом прогуливался по саду.

— Ну как? — спросил он, подходя к Сазону и Конону. — Готовы?

— Готовы, товарищ, — ответил Сазон.

— Я тебе дам «товарища»! — грозно посмотрел на него шофер — Что это за «товарищ»? Товарищи под Царицыном гуляют, а у нас тут все господа, засмеялся он. — Нет, в самом деле, не шутейно, глядите, не промахнитесь, при ком не надо не скажите «товарищ». А то вы и себя, и меня подведете… Обращайтесь ко мне только: «господин унтер-офицер»…

— Слушаюсь, господин унтер-офицер! — козыряя, прищелкнул каблуком порыжелого драного сапожишки Сазон.

— Вот! — захохотал шофер. — Как я на тебя погляжу, станичник, ты будто тоже веселый парень… Языкастый, не хуже меня.

— За словом в карман не полезу, — усмехнулся Сазон. — Вот мой приятель, — кивнул он на Конона, — так тот допрежде что сказать, так разов двадцать кашляет… Слова у него в горле застревают… А у меня горло-то, что твое долото…

— Ну, коли так, то поехали, ребята, — сказал шофер. — Надо быстрее гроб доставить, не то генерал сгниет… Запомните: вы — моя охрана. Ты, раненый, — указал он на Конона, — сядешь со мной в кабину, а ты, орел, усмехнулся он, глядя на Сазона, — сядешь в кузов. Будешь гроб охранять да мух отгонять.

— А мне все едино, — беспечно махнул рукой Сазон, — где б ни ехать, лишь бы поскорее в полк попасть.

Все вышли за ворота, где стоял зеленый военный автомобиль. Горячо поблагодарив, распрощались с гостеприимными стариками, сели и помчались, поднимая по дороге облака горячей сизой пыли.

Дед Пудович долго еще стоял у ворот, приложив ладонь щитком ко лбу, смотрел вслед удалявшейся машине.

XXXI

Предположения Ворошилова оказались правильными. X армия, расширив свой фронт более чем на триста пятьдесят километров, почти утеряв связь с VIII, IX и XI армиями, не смогла сдержать яростного напора значительных сил белых и медленно стала отходить.

Рюмшин созвал на совещание рабочих своего отряда, пришедших с ним из Ростова и Батайска, и объяснил им создавшееся положение.

— Ничего у нас не вышло с восстанием, товарищи, — сказал он, придется его отложить до лучших времен. Как видите, Красная Армия стала отходить. Возвращаться нам в Ростов и Батайск опасно. Я лично в Ростов не возвращаюсь, а вступаю в ряды Красной Армии… Вас я никого не приневоливаю, хотите — возвращайтесь домой, хотите — тоже вступайте в Красную Армию.

Все без исключения рабочие решили вступить в Красную Армию.

— Пусть будет так, — сказал Рюмшин. — Все будут определены, кто куда желает поступить — в кавалерию ли, пехоту или в артиллерию… Пишите письма домой… Завтра три наших товарища возвращаются в Ростов и Батайск. Они передадут письма вашим родным…

На следующий день к вечеру, забрав письма рабочих и запасшись продуктами, Виктор с двумя молодыми парнями направился в путь. Возвращаться дорогой, которой шли сюда, теперь было невозможно. Мешали белогвардейские войска.

Посоветовавшись со своими спутниками, Виктор решил податься вправо, к Дону. Там, разыскав какую-нибудь лодчонку, спуститься на ней вниз по течению к Ростову. Думалось, что такой маршрут будет самым безопасным.

Двинулись в путь, и с первых же шагов возникли большие трудности. Дорогу они знали плохо. Часто натыкались на разъезды белых, подолгу отсиживались в кустарниках. Однажды, когда они в темноте наткнулись на заставу, она их чуть не постреляла.

Идти приходилось ночами, днем же отсиживались в оврагах да в кустарниках. Но чем дальше они продвигались к Дону, тем труднее становился их путь. Хотя здесь белогвардейцев почти и не было, но зато они зашли в такие топи, что идти было просто невозможно. Как-то ночью Виктор едва не утонул в трясине.

Через неделю наконец добрались до реки. Обувь и одежда превратились в рванье. Лица и руки изодраны в кровь. Кончились продукты.

Обмывшись в Дону, товарищи почистили одежду и обувь, починили рубахи и штаны, — иголки и нитки у них с собой были… Долго бродили по берегу, надеясь напасть на какого-нибудь рыбака и купить у него рыбы и хлеба. Но берег был пустынен. Виктор еще крепился, не подавал виду, что ему тяжело. Но спутники его — молодые парни — приуныли… Обессиленные, измученные, они едва тащились.

Иногда на лужайках они выискивали щавель, скороду[12] и с жадностью ели. Но их тошнило.